Луи Буссенар - Остров в огне Страница 43

— Генерал, он как раз в это время уехал… Ускакал на лошади…

— Ты уверен, Франсиско?

— Абсолютно уверен, генерал… Он ведь разговаривал со мной… Сказал, что отлучится ненадолго.

Масео сделалось нехорошо, он словно что-то заподозрил. Возникла чудовищная картина измены… Неведомо почему он попадает в засаду. Враги торжествуют, бахвалясь как люди, избежавшие неминуемой гибели. Мечты генерала об освобождении рушатся… Но Масео тут же устыдился возникшего видения — это же оскорбительно для уехавшего друга!

Ведь было столько доказательств преданности доктора идее свободной Кубы, его горячей любви к родине, его ненависти к Испании. Командующий вспомнил о давней их крепкой дружбе, братстве по оружию, перенесенных вместе невзгодах и общих надеждах…

Пожав плечами, он пробормотал:

— Подозревать Серано!.. Это даже не проступок. Это просто глупость! Он самый преданный человек. Сомневаться в нем — то же самое, что сомневаться в собственном отце.

Послышался приближающийся цокот копыт. Раздались оклики: «Кто идет?» Да, то был он… Доктор Серано… Врач резко спросил:

— Генерал!.. Где генерал?

— Я здесь, мой друг, — откликнулся Масео. — Я так рад тебя видеть, я боялся, что с тобой что-то случилось.

— Нет… нет… спасибо. У меня важное сообщение. Мы идем прямо в засаду… Там впереди тысячи три или четыре солдат.

— Черт подери!.. Это серьезно.

— Да, очень. Мне подумалось, что Люк только сделал вид, будто отступает, и я поехал ночью проверить. Сведения точные… Наступление начнется на рассвете. Их силы намного превосходят наши.

— Ладно! Я изменю маршрут, и мы отойдем к Мариельской дороге, где основная часть войска. И тогда в бой!.. А тебе, мой дорогой друг, мой преданный товарищ, еще раз спасибо… Ты помог нам избежать ужасной опасности.

Если бы Масео мог видеть в темноте, он бы заметил, как иронически улыбался доктор. И знать бы генералу, как радуется душонка этого иуды при мысли о награде, обещанной за предательство.

ГЛАВА 24

Героическая борьба. — Десятеро против трехсот. — Парламентарий. — Ответный удар. — Не Роберто, а… Робер. — Фрикет находит кузена. — Сын француза. — Отряд, обреченный на гибель. — Последние патроны. — Сдавайтесь!.. — Никогда! — Да здравствует свободная Куба!

Итак, члены секты Воду, так жестоко наказанные капитаном Роберто с его маленьким отрядом, исчезли в ночи. Офицер остался с десятью солдатами, Мариусом, Фрикет, Долорес и маленьким Пабло внутри зловещего храма, чуть не сделавшегося местом чудовищного преступления.

Перестрелка, — по-видимому, между бойцами полковника Карлоса и испанцами, — не прекращалась, лишь изредка ненадолго прерываясь. Звуки выстрелов раздавались все ближе, хотя точно определить расстояние до места стычки было трудно. Неожиданно в храм с криком вбежал часовой: «К оружию!»

Человек во главе отряда, что выскочил на поляну, несомненно знал, что здесь находятся девушки и мятежники, всего-то взвод. Неизвестные весьма уверенно и дерзко атаковали. Нападающие явно превосходили численностью мамбисес, однако солдаты Роберто занимали прекрасную позицию. К тому же все они были храбрыми, дисциплинированными, закаленными в боях. Испанцы растерялись, когда их встретили дружным прицельным огнем. Им и в голову не могло прийти, что сопротивление окажется стойким. Они дрогнули и отступили в лес — дожидаться рассвета.

К несчастью, у мамбисес, как обычно, было мало патронов. Зная это, капитан осмотрел патронницы. Оказалось, что каждый солдат может сделать не более десятка выстрелов. Роберто содрогнулся, но девушкам решил не говорить ничего. Нужно держаться. Если не прибудет поддержка, будем драться до конца. И да поможет нам Бог!

Понимая, что новая атака неизбежна, он приказал пробить в стенах бойницы, у каждой поставил по солдату, повторив не единожды:

— Стреляйте только наверняка. Зря патроны не расходуйте.

Когда все приготовления — а они проводились с удивительным спокойствием — завершились, взошло солнце, залив окрестность необычайно ярким светом.

И разразился бой. Испанцев было по меньшей мере человек триста. Они бросились к храму, теперь нисколько не сомневаясь в победе: ведь их было намного больше. И в самом деле, их встретили десятью выстрелами. Однако на землю упало десять бойцов. Атака не захлебнулась. Еще десять выстрелов. И еще десять трупов!

Капитан тем не менее явно забеспокоился: врагов слишком много, даже если каждый выстрел поразит испанца, патронов на всех не хватит.

Тем временем нападающие с бешеными криками подбежали к двери, стали колотить по ней топорами. Офицер подозвал пятерых солдат и приказал стрелять по самым активным.

Заметив, что пули не пробивают толстые доски, но зато свободно проходят в щели между ними, Роберто крикнул:

— Ложись!

Все повиновались. Сам же он продолжал стоять с револьвером в руке.

Поняв, что боеприпасы тают, и чувствуя, что все, кто находится в храме, вот-вот окажутся во власти безжалостного врага, офицер решил — хотя это ему и трудно далось — воззвать к состраданию противника. Не в отношении солдат или его самого, чья судьба была предрешена, а тех, кто безропотно и беспомощно ждал исхода — увы! — вполне ясного — этой беспощадной бойни.

Он достал носовой платок, прикрепил его к концу сабли, добрался до слухового окна и замахал, прося начать переговоры. Огонь прекратился. Тогда капитан звучным голосом, что был слышен даже в последних рядах испанцев, закричал:

— Здесь три женщины и ребенок. Их собирались принести в жертву Воду. Мы спасли их от смерти… Прошу вас, будьте людьми: сохраните жизнь этим невинным. Дайте честное слово, что они смогут спокойно уйти. С нами же делайте все что угодно.

В любой другой стране при любых обстоятельствах такой благородный призыв возымел бы действие. Но не здесь. Раздался грубый, яростный ответ:

— Огонь по этому крикуну!.. Огонь!.. Потом мы их всех выкурим как ядовитых тварей.

При этих словах — они в установившейся на поле боя тишине прозвучали особенно громко — Кармен побледнела, она узнала голос отца!

Десятка два винтовочных выстрелов раздались одновременно. Но капитан Роберто, осторожный как могиканин, предвидел возможность столь гнусного ответа. Едва только послышалась команда, он соскользнул вниз, и пули, никого не затронув, впились в крышу.

Тогда, вне себя от гнева и возмущения, он прижался к бойнице и крикнул, выражая крайнее презрение к вероломному противнику:

— Негодяи!.. Мерзавцы!.. Будьте прокляты!.. Пусть на вас падет кровь невинных!