Мишель Сифр - В безднах Земли Страница 44

Этот инцидент сильно отразился на моей психике в последние дни пребывания под землей. Эксперимент удался, доставив мне огромное моральное удовлетворение, но перед самым выходом из пещеры, как десять лет назад, я чуть не погиб. Нечего и говорить, что мой пульс в этот памятный день чрезвычайно участился.

Другое последствие: до самого выхода из пещеры Миднайт я не мог отделаться от чувства грозящей опасности. Когда нужно было поставить в холодильник бутылочку с мочой или взять оттуда пищу, я сначала с опаской дотрагивался кончиком ноги до дна пещеры, не отвязываясь, но готовый отпрыгнуть в тот же момент и сорвать с себя датчики.

Было бы непростительной глупостью умереть после всего, что я перенес!

Конец эксперимента

Выход из пещеры Миднайт нисколько не походил на мое вызволение из пропасти Скарассон и не представлял никаких трудностей в физическом отношении.

Когда наступило утро моего подъема, Натали предупредила меня, что прибыло множество журналистов, фотографов, операторов трех крупнейших компаний американского телевидения и, конечно, представителей французских радио и телевидения (в том числе Жан-Пьер Фарка от "Европы-1").

Когда все было готово, я попросил, чтобы ко мне никто не спускался. Мне хотелось побыть одному в эти последние минуты своего двухсотпятидневного заточения. Я покинул палатку, это психологическое звено моей связи с цивилизованным миром, и присел в двадцати метрах от ее настила, под сенью великолепных эксцентричных сталактитов в ожидании момента подъема наверх и даже чуть оттягивая его приближение. Я был счастлив, что добился успеха, но не мог забыть о своих душевных страданиях в течение последних месяцев. Все-таки полное одиночество — поистине тяжелое испытание.

Наконец раздался звонок — сигнал, предлагающий мне покинуть великолепный пещерный зал и направиться к выходу.

Добравшись до основания входного колодца, люк которого был открыт, я впервые за полгода увидел пробивающийся слабый дневной свет. Как не волноваться? Я был горд собой, когда, выбравшись на край колодца, скороговоркой начал отвечать на вопросы, которыми меня наперебой засыпали американские и французские журналисты.

Приятнее всего мне было слышать шелест листвы, ощущать запах зелени, дуновение ветра.

Совсем другой, пораженный до глубины души человек, словно после "промывания мозгов"

За несколько дней до выхода на поверхность я поймал маленькую пещерную крысу-неотому, которая принесла шесть крысят

Затем в сопровождении Натали, ее двоюродного брата и Жана-Пьера Мезона я самолетом вылетел в Хьюстон, где провел первую ночь своей реадаптации в нейрофизиологической лаборатории Центра пилотируемых космических кораблей имени Линдона Джонсона, где записали кривые моего сна.

Две недели я провел в Клер-Лейк-Сити (возле Хьюстона), где по программе проводилась заключительная часть эксперимента. Нужно было опять по целым дням носить кардиографические электроды и ректальный зонд. То же самое — две недели в Париже, чтобы изучить реадаптацию моего биологического ритма после путешествия в сверхскоростном самолете после перелета с запада на восток.

Эта заключительная стадия эксперимента оказалась для меня самой трудной. Из-за инцидента на Олимпийских играх в Мюнхене мне не удалось опубликовать ни одной статьи, что помогло бы хоть частично расплатиться с огромными долгами, в которые я залез, дабы провести эксперимент на должном уровне. У нас не было денег даже на квартиру и еду. Лишь благодаря любезности нескольких друзей из парижского спелеоклуба (Французского клуба альпинистов) нам удалось кое-как выйти из затруднений. Вдобавок все автоматические приборы остались в Сан-Антонио, так что моей жене и товарищам пришлось поочередно не спать по ночам, чтобы каждые четверть часа записывать мою температуру.

После этой заключительной стадии эксперимента я попытался вернуться к нормальной жизни, испытывая серьезные финансовые трудности. Прошло около двух месяцев, пока я стал ходить вновь нормально, не утомляясь физически. Особенно я уставал, поднимаясь по лестницам метрополитена.

За два первых месяца я одолел только две книги, а после "кризиса" — 70 книг за четыре месяца

Мое здоровье в результате длительного пребывания в пещере и недостатка физической активности как будто не ухудшилось. Пожалуй, наиболее серьезно это сказалось на фении. Майор Фитч, из Хьюстонского центра НАСА, который контролировал зрение американских космонавтов, тщательно обследовал мои глаза до и после эксперимента. Он был первым, кто побывал у меня под землей перед съемкой фильма для телевидения.

Привезенные им из Хьюстона приборы были довольно громоздки, и нашей группе, хотя ей помогали техасские спелеологи, не так-то легко было доставить их в мою подземную палатку, ничего не повредив.

В результате обследований Фитч установил, что моя близорукость значительно усилилась, а способность различать цвета изменилась. Ее нарушения были аналогичны тем, которые наблюдались десять лет назад: синий цвет казался мне зеленым. Изменились также бинокулярное зрение, стереоскопичность и адаптометрия.

5 сентября 1972 года, 13 часов. Успех! Но он достался дорогой ценой: 300 тысяч франков долгов, три года депрессии. Это мой последний опыт пребывания в пещере без ориентиров во времени

В психологическом отношении эксперимент оставил после себя более заметные следы: мое самочувствие, наверное, уже никогда не будет таким, как прежде. И в самом деле, хотя уже прошло более двух лет после моего выхода из пещеры Миднайт, я еще не оправился полностью от тяжелой депрессии, явившейся результатом этого столь продолжительного испытания моей воли.

Результаты

Результаты этого эксперимента прежде всего касаются изменений ритма бодрствования и сна; их легко проанализировать, не прибегая к сложным математическим методам. Эти результаты особенно интересны потому, что впервые оказалось возможным сравнить названный ритм у одного и того же индивидуума с интервалом в десять лет, чтобы выяснить, влияют ли на него возраст и старение.

Чтобы данные за 1962 и 1972 годы были сопоставлены, следует, конечно, взять результаты первых двух месяцев американского эксперимента.

Пещера Миднайт (Полночная) в Техасе

Напоминаю, что в 1962 году синхронность ритма оставалась в течение всего эксперимента "вне времени" на одном и том же уровне: между периодами моих пробуждений проходило в среднем 24 часа 31 минута. Это означает, что мой ритм не "сломался" и оставался близким к нормальному. Но все же он отставал от местного времени на полчаса в сутки (пробуждение и отход ко сну происходили все позже и позже — на полчаса каждые сутки), так что за два месяца утро и вечер у меня дважды полностью менялись местами.