Жюль Верн - Великолепное Ориноко Страница 45

— Мое дорогое дитя, — сказал старик, — я не могу скрыть от вас, что по течению верхнего Ориноко вас ожидают большие опасности, трудности, лишения, что вы можете попасть в руки индейцев, которые мстят европейцам за их вторжение и отличаются большой жестокостью… или шайки квивасов, которыми командует теперь беглый каторжник из Кайенны…

— Я не задумаюсь идти навстречу этим опасностям, чтобы отыскать моего отца.

Этим ответом юноши окончилось свидание. Мирабаль понял, что ничто не могло бы остановить Жана. Он пойдет до конца, как сказал.

Сержант Мартьяль в отчаянии поплелся за Жаном, который провел весь остальной день на «Галлинетте».

Когда Жак Хелло остался один с Мирабалем, последний указал ему, каким бесчисленным опасностям подвергался сын полковника Кермора, имея лишь старого солдата в качестве проводника.

— Если вы имеете какое-либо влияние на него, господин Хелло, — прибавил он, — отговорите его от этого плана, который основан на таких недостоверных фактах… Помешайте его отправлению.

— Ничто не остановит его, — сказал Жак Хелло. — Я знаю его… ничто!

Жак Хелло вернулся на «Моришу» более озабоченный, чем когда-либо; он не ответил даже на вопросы своего товарища.

Сидя на корме фальки, Жак Хелло следил за Вальдесом и двумя другими матросами, которые приготовляли пирогу к дальнему путешествию. Ее надо было совершенно разгрузить, чтобы осмотреть дно и затем произвести полный ремонт, необходимый после последнего перехода и крушения на берегу Сан-Фернандо.

Жак Хелло наблюдал также и за Жаном, который следил за этой работой. Может быть, юноша ждал, чтобы Жак Хелло заговорил с ним… сказал ему что-нибудь о трудности его планов… попытался отговорить его…

Но Жак Хелло оставался нем и неподвижен. Погруженный в свои размышления, он, казалось, был охвачен какой-то одной мыслью… одной из тех, которые, как гвоздь, сидят в голове… которые жгут мозг.

Наступил вечер.

Около восьми часов вечера Жан собрался уходить в гостиницу.

— Добрый вечер, Хелло!.. — сказал он.

— Добрый вечер… Жан… — ответил Жак Хелло, который поднялся на ноги с таким видом, как будто хотел последовать за юношей.

Жан шел, не поворачивая головы, и на расстоянии ста шагов скрылся за хижинами.

Сержант Мартьяль стоял на берегу, очень взволнованный принятым решением. Наконец он решился и подошел к «Морише».

— Господин Хелло, — пробормотал он, — я хочу сказать вам два слова.

Жак Хелло тотчас вышел на берег и подошел к старому солдату.

— Что вы хотите от меня, сержант? — спросил он.

— Если бы вы были так любезны… уговорить моего племянника, который, может быть, вас послушает… не предпринимать этого путешествия.

Жак Хелло пристально посмотрел на сержанта Мартьяля. Затем после некоторого колебания он ответил:

— Я не буду уговаривать его, потому что это было бы бесполезно, вы сами знаете это… и даже при условии, если вы согласитесь… я принял решение…

— Какое?

— Решение сопровождать Жана…

— Вы?.. Сопровождать моего племянника?..

— Который совсем не ваш племянник, сержант!

— Его?.. Сына полковника?..

— Не сына… а дочь… дочь полковника Кермора!..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОШЛОМ

Около 8 часов утра 2 октября пироги «Галлинетта» и «Мориша», пройдя правым рукавом Атабапо, поднимались при благоприятном северо-западном ветре вверх по течению верхнего Ориноко.

После вчерашнего разговора между сержантом Мартьялем и Жаком Хелло сержант не мог отказать молодому человеку в разрешении сопровождать их — «племянника» и его самого — до миссии Санта-Жуана. Теперь секрет Жанны Кермор был известен ее спасителю и — конечно, в этом не могло быть сомнения — должен был вскоре стать известным и Герману Патерну. Трудно было бы скрыть это, а принимая во внимание обстоятельства, в которых должна была совершиться вторая часть путешествия, это становилось даже желательным. Но этот секрет, так хорошо хранившийся до того, оба молодых человека должны были скрыть от Мигуэля, Фелипе, Варинаса, Мирабаля и губернатора провинции. По возвращении, если бы поиски увенчались успехом, сам полковник Кермор мог бы представить этим лицам свою дочь.

Было условлено также, что ни Вальдес, ни Паршаль и никто из матросов пирог не будет посвящен в последние события. В общем, можно было только похвалить сержанта Мартьяля, что он выдал Жанну за своего племянника Жана в надежде обойти некоторые трудности путешествия, и лучше было оставаться при раз принятом благоразумном решении.

Описывать удивление, растерянность, а затем гнев старого солдата, когда Жак Хелло сообщил ему свое открытие, что Жан Кермор был Жанной Кермор, — было бы излишне, так как это легко себе представить.

Точно так же незачем останавливаться на вполне понятном смущении молодой девушки, которое она испытала, увидев после этого вновь Жака Хелло и Германа Патерна. Оба поспешили уверить ее в своем уважении к ней, преданности и своей скромности. Впрочем, обладавшая решительным характером девушка скоро овладела собой.

— Для вас я Жан… всегда Жан, — сказала она, протягивая руку обоим соотечественникам.

— Всегда, сударыня, — ответил Герман Патерн, отвешивая ей поклон.

— Да, Жан, мой дорогой Жан, — ответил Жак Хелло, — так я буду называть вас до тех пор, пока мы не вручим Жанну Кермор ее отцу.

Нечего и говорить, что Герман Патерн не счел нужным делать замечаний по вопросу об этом путешествии, которое должно было продолжаться до истоков Ориноко, а может быть, и дальше.

Лично он был даже доволен этим обстоятельством, так как оно давало ему возможность значительно пополнить его гербарий растениями флоры верхнего Ориноко. Он мог, таким образом, отлично выполнить свою задачу натуралиста, и, конечно, министр народного просвещения не мог бы решительно ничего сказать против того, что экспедиция зашла так далеко.

Что касается Жанны Кермор, то она была глубоко тронута тем, что Жак Хелло и Герман Патерн решили прийти ей на помощь и, подвергаясь всем опасностям этой экспедиции, сопровождать ее до миссии Санта-Жуана, что, несомненно, увеличивало шансы успеха ее предприятия. Сердце девушки было переполнено благодарностью к Жаку Хелло, который спас ей жизнь и не оставил ее одну в этом путешествии.

Конечно, Жак Хелло объявил Герману Патерну:

— Ты понимаешь, ведь не могли же мы бросить мадемуазель Кермор!..

— Я понимаю все, мой дорогой Жак! — ответил Герман Патерн. — Даже и то, что ты считаешь недоступным моему пониманию… Ты думал спасти юношу, а спас молодую девушку: таков факт. Очевидно, нам невозможно расстаться с этой интересной особой!