Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина Страница 45

На следующий день мы познакомились с его убогой хижиной на противоположном берегу Теуко, где было развешано несколько сохнущих шкур. Его трухлявая лодка едва была в состоянии перенести своего владельца с одного берега на другой. Мы не раз наблюдали, как во время переправы он вычерпывал руками воду, которая прорывалась в лодку, и густой грязью замазывал щели. Причаливая к нашему берегу, он каждый раз стоял в лодке по колена в воде.

— А что чаще всего вам попадается на охоте? — пытались мы перевести разговор ближе к предмету его ежедневных занятий.

— Это… когда как, — медленно подбирал он слова. — Понимаете, я здесь один, как перст, мне редко с кем приходится общаться. Сейчас, зимой, змей нет. Часто в капкан попадаются лисицы, гораздо реже тигр. Много хлопот с этими… как это будет по-чешски, никак не вспомню…

— Скажите по-испански, — предложили мы ему.

— Капибара. Иногда его называют «карпинчо».

— Водосвинка, по-чешски «плавоун».

— Возможно, плавает он очень хорошо, — улыбнулся охотник и добавил, словно извиняясь: — Я об этом никогда и ни с кем по-чешски не говорил, так что не удивляйтесь. И у нас, в Вене, такого никогда не видел… Лев мне попадается очень редко. Уж очень далеко на север нужно забраться, чтобы поймать его. Иногда попадается оцелот или gato onza…

— Это вы должны знать, — перебил рассказ охотника Ярослав. — Здесь его повсюду называют львом, но в действительности это пума. Даже тигр — так здесь называют ягуара — в этих местах нигде не водится.

Из рассказов чакских охотников мы уже знали об этой южноамериканской достопримечательности. Ни африканский лев, ни бенгальский тигр нигде в Южной Америке не водятся, тем не менее, оба названия употребляются в обиходе. Испанцы называли пуму amigo del cristiano, друг человека. Инки называли ее пумой. Другие индейцы — горным львом. Но у этого хищника, распространенного по всей Америке — от Канады до Патагонии — на территории, протянувшейся по прямой без малого на 13 тысяч километров, имеются еще и другие названия. На севере его называют пантерой, в другом месте — кагуаром. Его загнали далеко в глубь континента, так что поимка его считается большой удачей.

— А сколько вам платят за змеиную шкуру?

— Два песо за метр, иногда три.

Перед денежной реформой это равнялось двадцати-тридцати кронам. За весь этот тяжелый и опасный труд, за необходимость продираться сквозь колючий кустарник, где все время подстерегает какая-нибудь опасность, за многие дни бесцельных поисков, за страдания от полуденного зноя и холода ночей, за опасность заболеть малярией, быть укушенным змеей или подвергнуться нападению хищника…

Костер уютно потрескивал, время от времени обгоревшая ветвь падала в золу и выбрасывала сноп искр в темноту, словно хотела отвлечь нас от бродивших в голове мучительных мыслей.

— Вы получаете какие-нибудь известия о том, что делается в мире?

— Почти нет. Из Формосы сюда приезжает верхом посыльный с почты; он приезжает в понедельник и на следующий день отправляется обратно. Да от кого и чего мне ждать? Вот уже много лет, как я никому не писал…

Костер понемногу догорал, лишь несколько головешек еще тлело в золе. Мы сидели молча вокруг угасшего огня; перестала ходить по кругу выдолбленная тыква с матэ, молчала и пампа. Мысленно мы были где-то далеко от берегов Теуко, воды которого неслись мимо нас.

Глубоко за полночь гость поднялся. По нему было видно, что эти несколько часов он провел не в Чако. Он попрощался с нами тихим, почти жалобным голосом и исчез так же таинственно, как и появился.

Спустя некоторое время послышался плеск весла, а затем лодка шумно ткнулась в противоположный берег.

Если взглянуть на карту Чако, то, кроме сплошных линий двух основных рек — Пилькомайо и Бермехо, которая в верхнем течении называется Теуко, встретишь еще ряд пунктирных и штриховых линий. Они обозначают старые русла. Это легко понять, учитывая, что во время летнего таяния снегов в Кордильерах реки несут с собой множество почвенных пород. При незначительном наклоне стока реки не в состоянии вынести их в Парану. Третья чакская река, текущая на север, великолепно отражает этот факт своим названием — Рио-Конфусо — «Блуждающая река». Она каждый раз отыскивает себе новое русло, потом засыпает его огромными наносами и прокладывает дорогу в другом месте. Бездонная липкая грязь, страшно опасная для человека, с наступлением засухи превращается в плотную массу, из которой образуются берега реки.

Мы потратили несколько часов, прежде чем добрались до реки, которая текла у нас под носом. При каждой попытке зачерпнуть воду мы проваливались в грязь. Нам пришлось издалека натаскать к берегу сушняка, соорудить из него надежное основание, а на поперечных бревнах построить примитивные сходни, с которых без опасения можно было бы наклониться к воде.

Добыча первого дня, посвященного знакомству с окрестностями, состояла из двух броненосцев, нескольких чарат и большого хищника каранго, похожего на орла. Правда, мясо его оказалось несъедобным. Зато вечером мы лакомились белым ароматным мясом броненосца, которого перед этим освободили от панциря. В Буэнос-Айресе мясо броненосца считается большим деликатесом, чем креветки и осьминоги, которых доставляют на самолетах из Чили. Второго броненосца начальник экспедиции приготовил по индейскому способу: он запек его прямо в панцире. Из любопытства мы попробовали это особое блюдо, но после первого же кусочка предоставили лакомство собакам. Мясо насквозь пропахло жженой костью. В эту минуту мы ни капли не завидовали индейцам.

Казалось, нам не дождаться утра. Мы навалили на себя брезент, все одеяла, но и это не очень помогло. Ко всему прочему прибавился еще резкий утренний ветер, который сорвал переднюю стенку палатки и унес ее куда-то в болотные камыши. Спальные мешки покрылись инеем. Мы проснулись совсем закоченевшие и мечтая только об одном: чтобы солнце, наконец, появилось над горизонтом.

И вдруг весь мир словно бы разом переменился. Девственный лес пробудился сладостной песней чакских дроздов. На противоположном берегу Теуко целыми стаями прогуливались стройные фламинго. Где-то за спиной раздался сварливый крик попугая, из камыша выглянула пурпурная голова кардинала. На влажной земле вокруг нашего водяного сооружения были видны свежие лисьи следы и совершенно отчетливые следы водосвинок. Они вели на берег и терялись в камыше. Появились все-таки! Сомнения в том, водятся ли водосвинки в районе нашей лагерной стоянки, оказались напрасны. Было решено: мы предпримем экспедицию на целый день, чтобы поймать или по крайней мере увидеть этого самого крупного в мире грызуна, который живет в мелководье и достигает 70 килограммов веса.