Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан Страница 48

Я стою, с ружьём в опущенной руке и в бинокль гляжу на орлана, рвущего ворону: «Интересно получается! Я стреляю – орлан ест… А, ведь, он сильно мне доверяет! Брать добычу прямо из-под ружья – это круто. Наверно, он зря так делает. Люди бывают разные…».

В синих сумерках, две лисицы пришли к нашему дому, чем-нибудь поживиться. Я сижу за нашим кухонным столом и смотрю на них, в наше большое окно. Большая лисица ест, а чуть меньшая – стоит поодаль и ждёт своей очереди…

Утро. Сегодня, также как и вчера, холодно и ветрено. Но, мы вчера отдыхали! Поэтому сегодня, мы обязательно должны отработать наш обычный маршрут по пойме Тятиной. Мы шагаем, с Сергеем, по берегу океана, к устью речки…

В закрытой высоким восточным бортом речной долине – теплее, чем на открытых ветрам террасах морского побережья. Это ощущается сразу! И растения, в пойме – быстро развиваются, несмотря на холодную погоду. По галечным косам речки, уже вовсю желтеет ковёр цветоносов белокопытника! Самый разгар цветения! Повсеместны ярко-жёлтые полянки цветков адониса! По ходу, я часто отыскиваю узкие, тёмно-зелёные перья гусиного лука. Он цветёт мелкими, жёлтыми цветочками. Быстро поднимаются всходы высокотравья. За корягу у берега речки, зацепилось, мельтешит на ветерке, белое пуховое пёрышко…

На мелководье речки, вдоль берегов – сплошная сутолока разбегающихся от нас в разные стороны, мальков! Их – тьма! Это горбуша или кета… не понять. Я знаю, что это – и то и другое! Ведь, эти рыбы близкородственны и их мальки так похожи. Одно можно сказать точно – идёт массовый скат молоди лососёвых, в океан. В завалах речки стоит масса кунджи, в основном мелкой, до тридцати сантиметров длинной…

Пересекая речную долину, над кронами пойменного ивняка, в сторону гнезда идёт один из Тятинских орланов. Ритмично и мощно взмахивая крыльями, он несёт в когтях здоровенный сук ивы. Мы стоим, не шевелясь…

Уже почти пролетев над нами, орлан, вдруг, замечает нас прямо под собой! От неожиданности бросив ношу, птица экстренно тормозит, поставив тело вертикально и во всю мощь загребая крыльями воздух! В несколько торопливых махов остановившись в воздухе, орлан бросает своё тело в сторону и закрываясь от нас кронами ближайших ив, нервным, рваным полётом уходит прочь. Большой сук, сбивая мелкие ветки с крон деревьев, гулко ударяет в землю, недалеко перед нами…

Мне становится стыдно. Я чувствую себя свиньёй, невежественно вторгшейся в тонкую вуаль лесной жизни.

– Дур-рак! Ведь, прошёл же уже! – с обидой и злостью, кричу я вслед орлану, – И что? Первый раз нас видишь? Бросаешься, как бешеный!

Сергей молчит, стоя, как всегда, в паре шагов сзади меня. Обида за недоверие и стыд за случившееся, смешиваются во мне в одно, странное чувство…

На обратном пути к дому, мы решаем пройти по «малому кругу» – крутнуться по ольховникам Банного ручья. Мощная и такая нахоженная, медвежья тропа снова выводит нас по пихтарнику к лесному озерцу. Мы осторожно высовываемся из-за стволов пихт…

– Кряквы! – шепчу я, – Две штуки!

– Ага, – шепчет Казанцев, – Вижу!

Пара крякв, с самой весны облюбовавшая это озерцо, на месте.

– Куааа! Куаааааа! – воздух, буквально, сотрясается от кваканья лягушек!

– Ох! Как лягушки орут! – я с улыбкой, качаю головой, – Воздух дрожит!

– Да, – улыбается Казанцев, – Сейчас, у них – самый жор.

Тропа проходит по самому берегу озерца. Чтобы сильно не пугать уток, мы осторожно, ещё издали, обнаруживаем себя. Однако, кряквы, всё-равно, свечами взрываются в небо! И стремительно уходят над кронами леса, в направлении устья Тятиной…

Через поляны, в сторону зубчатой стены темнеющего на той стороне пихтарника, от нас стремительно мчится заяц! Мы стоим на месте и смотрим… Заяц, ещё, зимний. На буром фоне освободившихся от снега полян, он виден издалека. Он уже не чисто-белый, как зимой, а с большими, рыжими подпалинами по бокам. Проскочив несколько десятков метров, заяц резко останавливается посреди пустоши. Замерев столбиком, он прислушивается… И вновь срывается в бешеную скачку!

Завершая круг своего маршрута, мы проходим по старому кладбищу. Сейчас, это – дремучий участок хвойного леса. Повсюду развился сильный подрост пихты.

– Серёж! – зову я Казанцева, – След медведя!

– Где?! – изумляется тот.

– А вот! – жестом фокусника, я отодвигаю в сторону широкую пихтовую лапу – один-единственный отпечаток медвежьей лапы красуется на крохотном пятачке уцелевшего под тенью мощной пихты, снега.

– Блин! – хлопает себя по лбу, напарник, – Ты и здесь нашёл!

– Ага! – смеюсь я.

Судя по следу – медведь взрослый, крупный. Я вздыхаю, глядя на отпечаток – к сожалению, возможность тропления медведей по снегу, день ото дня, стремительно уменьшается. Сейчас, снег сохранился – уже только под пологом сомкнутых пихтарников…

Остаток дня, я опять использую для охоты – мне нужно чаще стрелять, чтобы привыкнуть к своему ружью. Уметь быстро стрелять – это, для меня, важно. Это жизненно важно…

Пройдя по берегу океана до Ночки, я расстреливаю по красным, пластиковым поплавкам и удирающим воронам восемь патронов!

– Все – мимо! – удручённо думаю я, – Да… метко стрелять – тоже уметь надо!

Предпоследним, девятым патроном, я всё-таки достаю одну ворону! Она колышется посреди широкой полыньи…

И вновь – повторяется ситуация вчерашнего дня! С присады на вершине своего мыса срывается орлан и со снижением идёт на добычу!.. Только, сегодня, он что-то не учитывает и промазывает! Птица, на скорости, проскакивает мимо чёрного комка вороны, лишь чиркнув по воде когтями.

– Промахнулся! – изумляюсь я.

Немедленно заложив умопомрачительную, мёртвую петлю, орлан нервно выхватывает добычу из воды. Мощно взмахивая своими широкими крыльями, он несёт ворону на торосы льда, по другую сторону полыньи.

– Смотри, как быстро научился! – размышляю я, наблюдая в бинокль, как птица рвёт клювом чёрный ком вороньих перьев, – Прямо, в паре работаем!

Вечером, перед нашим домом, собрались три лисицы! Они образовали круг. Причём, никто друг другу не уступает!

– Кха, кха! Пшшш! Кха!

Пока две лисицы выясняют отношения, третья плутовка – стороной прокрадывается к выброшенным нами, кунджовым головам и внутренностям. Увидев такое, первые две лисицы перестают драться и бросаются к нахалке! И вот, уже, драка вспыхивает между другими двумя лисицами, А третья, в это время, стороной крадётся к добыче! И всё повторяется вновь и вновь, до бесконечности…

Я сижу за нашим кухонным столом, перед окном и подперев щеку кулаком, неотрывно смотрю это кино о лесной жизни…

Стемнело. Чтобы было хорошо видно освещённую лунным светом «сцену», я не зажигаю свечку. Сергея мало волнует лесная жизнь и он, забравшись на своё место на наших высоких нарах, отворачивается к стенке…

А, за окном стремительно разворачиваются новые баталии! Всё время меняются позиции