Барбара Кингсолвер - Америка. Чудеса здоровой пищи Страница 5

Малькольм посовещался с приятелями, после чего уверенно выдал окончательный ответ:

— Спагетти!

Откуда нам знать то, чему нас не научили. Тот же Стивен не сумел узнать табак в виде растения, когда в возрасте двадцати лет поехал в Западную Виргинию, где листья табака можно считать символом штата. Увидев целое поле высоких стеблей с гигантскими светлыми листьями и с розовыми цветами, он спросил местного фермера, как называется это великолепное растение. Его собеседник ухмыльнулся во весь рот: «Ты, видно, приезжий, да, сынок?»

Фермер, наверное, до сих пор рассказывает этот курьезный, на его взгляд, случай. Стивен для него ничуть не лучше Тормоза-Малькольма. Каждый из нас в чем-то такой Малькольм.

Когда мы всей нацией удалились с земли, наши познания о производстве продуктов питания отпали с нас, как бутафорская грязь с героя мыльной оперы. И теперь давайте признаемся честно: большинство из нас не хочет быть фермерами, видеть фермеров, платить им, выслушивать их жалобы. Мало того, мы не очень-то верим в существование фермеров. За понятием «производство продуктов питания» мы не видим человека. Мы услужливо отдаем 85 центов с каждого нашего доллара, затраченного на еду, в пользу этого абстрактного понятия — перерабатывающей промышленности, маркетинга, перевозчиков. И жалуемся на то, как высока цена натуральных мяса и овощей, то есть более пятнадцати центов из каждого доллара могут возвращаться назад фермерам: этим живым людям, которые засевают землю, собирают урожай, выращивают скот, встают еще до зари и идут в поле, отбрасывая свою тень на наше существование. Должна быть какая-то причина, по которой мы не хотим компенсировать их затраты или вообще задумываться об этих прилежно работающих людях. Когда мы стоим в очереди в кассу супермаркета, то с большим интересом обсуждаем очередной роман из жизни звезд телевидения и нас совершенно не интересует, где проживают те, кто вырастил огурцы и дыни, лежащие в нашей тележке.

Этот отрыв от своих сельскохозяйственных корней — естественное следствие миграции с земли в города, которая началась еще во времена Промышленной революции. Но окончательно мы лишились своих корней из-за крутой перестройки фермерского хозяйства США после Второй мировой войны. Наши военные заводы, поскольку настало время перековать мечи на орала, были переоснащены, и из запасов нитрата аммония вместо взрывчатки стали изготавливать химические удобрения. Следующий скачок — переход на кукурузу и соевые бобы на полях Среднего Запада. Казалось, все это делается во благо, но некоторые официальные лица увидели в этих новых резервах причину разрушить политику «Нового курса» (политику Рузвельта), которая помогала фермерам перенести колебания экономики. За последующие десятилетия под давлением промышленности правительство переписало правила по субсидиям на товар, так что эти фонды не обезопасили фермеров, а вместо этого гарантировали снабжение дешевым маисом и соевыми бобами.

Эти две сельскохозяйственные культуры, прежде служившие пищей для людей и животных, теперь превратились во что-то совершенно новое: они стали стандартизованным сырьем для новой отрасли добывающей промышленности, не сильно отличавшейся от лесозаготовок или горного дела. Заводы и фабрики были созданы для разветвленной линии производства, такой же сложной, как та, которая превращает железо и алюминий в автомобили, канцелярские скрепки или дезодоранты. Эта же новая промышленность превращала горы зерна и соевых бобов в кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, в гидрогенизированное масло, в тысячи других химикатов на основе крахмала или масел. Скот и цыплята были лишены пастбищ и переведены на особые механизированные предприятия CAFO[1], где зерно — которое, кстати, не является естественной пищей для коров — быстро и дешево превращалось в плоть животного. Все эти различные компоненты, в свою очередь, вываливались на новый промышленный конвейер по изготовлению продуктов питания и там перерабатывались в газированные напитки, гамбургеры и прочие дешевые товары, на которых наша нация в основном и стоит — или, точнее сказать, сидит на своем заду.

Вот так 70 процентов наших сельскохозяйственных угодий Среднего Запада постепенно превратились в фермы по выращиванию или только кукурузы, или только соевых бобов, средний размер посевных площадей каждой из них теперь сопоставим с Манхэттеном. Благодаря синтетическим удобрениям и пестицидам, достижениям генной инженерии и превращению фермерства из системы природной в высокотехнологическую систему производства теперь американские фермеры производят ежедневно по 3900 калорий на каждого гражданина США. Эта цифра вдвое превышает наши потребности, и этот показатель на 700 калорий в день больше, чем в 1980 году. Ясно, что в интересах фермеров производить как можно больше, так они и поступают. И вот ужасный парадокс: поскольку фермеры производят эти избыточные калории, пищевая промышленность придумала, как внедрить их в организмы населения, которое на самом деле не желает потреблять в день на 700 калорий больше. Эта хорошо налаженная машина называется Развитым Капитализмом.

Большинство этих калорий попадает нам в рот в таком виде, что сразу и не поймешь, зерно это, соевые бобы или овощ по происхождению: кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы (HFCS)[2], по крайней мере, откровенно называет продукт, из которого происходит, но кто бы мог подумать, что лецитин, лимонная кислота, мальтодекстрин, сорбитол и ксантановая смола, например, также получены из зерна. Как и мясо, яйца и птица — другим путем, но не менее искусственным. Соевые бобы также превращаются в плоть животных или еще в другую категорию ингредиента, известную как «добавочные жиры». Если изъять из вашего магазина все продукты, изготовленные на основе кукурузы или соевых бобов, супермаркет станет похож на склад скобяных изделий. И как ни ужасно, но даже электрические лампочки придется изымать, потому что многие упаковочные материалы тоже содержат теперь кукурузный крахмал.

Возросли расходы на упаковку из-за необходимости доставлять такое обилие сверхкалорий. Красивая бутылочка кока-колы, в прошлом году весившая восемь унций, теперь вмещает двадцать унций газированного кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы и воды; да и пища, которую этой кока-колой запивают, таким же образом изменилась. Как, впрочем, и талия американца. Потребление «добавочных жиров» в США увеличилось на одну треть по сравнению с 1975 годом, а наш HFCS и вовсе взлетел на 1000 процентов. Около трети всех своих калорий теперь мы получаем из так называемой «тяжелой пищи».