Тур Хейердал - Путешествие на "Кон-Тики" Страница 5

Небольшого роста худощавый человек с длинным носом сперва приоткрыл слегка дверь, а затем с широкой улыбкой распахнул ее и впустил меня в квартиру. Он сразу провел меня в маленькую кухоньку; через несколько минут я уже накрывал на стол, а он тем временем готовил на газе двойную порцию какого-то непонятного, но приятно пахнувшего кушанья.

- Хорошо, что ты пришел, - сказал он. - Как дела?

- Отвратительно, - ответил я. - Никто не хочет читать рукопись.

Он наполнил тарелки, и мы набросились на содержимое.

- Дело в том. - сказал он, - что все, к кому ты обращаешься, думают, что с твоей стороны это лишь досужие домыслы. Сам знаешь, сколько здесь, в Америке, людей носится с самыми удивительными идеями. - Но есть еще одно обстоятельство, - заметил я.

- Да, - согласился он: - твой метод доказательств. Все они являются специалистами в одной какой-то области и не верят в метод работы, связанный с привлечением доказательств из различных отраслей знаний, от ботаники до археологии. Они сужают свой кругозор, чтобы иметь возможность более сосредоточенно вникать вглубь вопроса, заниматься деталями. Современная исследовательская работа требует, чтобы каждая отдельная отрасль науки изучалась сама по себе и как можно глубже. Редко, когда кто-нибудь собирает воедино данные различных отраслей науки, исследует их и обобщает.

Он поднялся и достал большую рукопись.

- Вот смотри, - сказал он, - это моя последняя работа об изображении птиц на вышивках китайских крестьян. Я писал ее семь лет, но зато ее сразу же приняли к печати. Сегодня нужны детали.

Карл был прав. Но решать загадки Тихого океана, не осветив их со всех сторон, было по-моему, равносильно игре в шахматы фигурами только одного цвета.

Мы убрали со стола, и я помог Карлу вытереть посуду.

- Есть какие-нибудь новости из Чикагского университета?

- Нет.

- А что сказал тебе сегодня твой друг из музея? Я несколько помедлил с ответом.

- Он тоже не проявил никакого интереса. Он сказал, что, так как у индейцев были только простые плоты, бесполезно обсуждать возможность открытия ими островов Тихого океана.

Маленький человечек принялся вдруг с ожесточением вытирать свою тарелку.

- Да. - сказал он наконец, - говоря по правде, мне это тоже кажется весьма существенным препятствием на пути признания твоей теории.

Я мрачно посмотрел на маленького этнографа, которого считал своим верным союзником.

- Постарайся понять меня правильно, - поспешил он заметить. - Я верю, что ты прав, но в то же время все это очень непонятно. Моя работа об изображении птиц подтверждает твою теорию.

- Карл, - сказал я, - я настолько уверен, что индейцы перешли Тихий океан на плотах, что готов построить такой плот и пересечь на нем Тихий океан. Я докажу, что это возможно!

- Ты сошел с ума!

Мой друг принял мои слова за шутку, но усмехнулся он все же с некоторым испугом.

- Ты не веришь, что это возможно?

- Нет, ты сошел с ума! На плоту?

Он не знал, что еще сказать, и вопросительно смотрел на меня, как бы ожидая улыбки, которая выдаст, что я шутил.

Но ждал он напрасно. Я понял, что никто не согласится с моей теорией: ведь между Перу и Полинезией простирается необозримая водная пустыня, через которую я хотел перебросить мост посредством доисторического плота.

Карл по-прежнему выжидающе смотрел на меня.

- Пойдем пройдемся и выпьем стаканчик, - предложил он.

Мы пошли и выпили четыре.

На той же неделе истекал срок платы за комнату. А в полученном мной в то же время письме из Норвежского банка сообщалось, что я не могу больше рассчитывать на получение долларов: валютные ограничения. Я уложил свой чемодан и поехал на метро в Бруклин. Здесь я устроился в норвежском Доме моряков; кормили там хорошо, а цены соответствовали моему кошельку. Я устроился в маленькой комнатке на верхнем этаже, а ел вместе с моряками внизу в большой столовой.

Моряки приезжали и уезжали. Они отличались друг от друга и по внешнему виду, и по росту, и по любви к крепким напиткам, но всех их роднила одна черта: они любили говорить о море и хорошо знали его. От них я узнал, что глубина и расстояние от берега не влияют на величину волн и силу шквала. Наоборот, шквал зачастую более коварен у побережья, чем в открытом море. Мелководье, отливы и подходящие к берегам морские течения могут быть гораздо опаснее своим бурным волнением, чем открытое море. Таким образом, судно, которое ходит вдоль открытого берега, может совершать плавание и в открытом море. Я узнал также, что в большую волну крупные суда обычно зарываются носом или кормой, так что тонны воды с силой обрушиваются на палубу и стальные трубы скручиваются в спираль, а небольшая лодка благополучно переносит ту же бурю, легко ныряя между гребнями волн, и чувствует себя, как чайка на волнах. Среди моих собеседников были люди, которым удалось спастись на шлюпке, тогда как их судно было разбито волнами.

Но вот о плотах все они имели слабое представление. Плот они не считали судном - нет у него ни киля, ни бортов. Просто это нечто плавающее на воде, на чем можно продержаться в случае нужды, пока не снимет первое проходящее мимо судно. Правда, один из моих собеседников питал к плотам большое уважение: оказалось, что он провел на плоту около трех недель, когда немецкая торпеда пустила его судно на дно посреди Атлантического океана.

- Но управлять плотом нельзя, - заметил он, - его несет то боком, то кормой вперед, и вертится он, как заблагорассудится ветру.

В библиотеке я разыскал дневники первых европейцев, ступивших на тихоокеанское побережье Южной Америки. В них было много рисунков и описаний больших плотов индейцев, связанных из бальзовых бревен. Все они имели прямоугольный парус, килевые доски и длинное рулевое весло на корме; следовательно, ими можно было управлять.

Уже несколько недель прожил я в Доме моряков. А ответа не было ни из Чикаго, ни из других городов, куда я послал копии своей рукописи. Никто не хотел ее читать.

Однажды, в субботу, я взял себя в руки и отправился на Уотер-стрит, в лавочку судового поставщика. Здесь я купил морскую карту Тихого океана, и меня немедленно почтительно назвали "капитаном". С картой подмышкой я сел на пригородный поезд и поехал в Оссинин, где я часто проводил конец недели у одной молодой норвежской четы, проживавшей в удивительно красивой местности. Хозяин дома был раньше капитаном, а теперь работал управляющим конторой пароходной компании Фред Ульсен Лайн в Нью-Йорке.

Я освежился в плавательном бассейне и полностью забыл свою жизнь в большом городе. Амбьерг принес на подносе коктейли, и мы уютно расположились на лужайке под знойными лучами солнца. Больше я не мог выдержать: развернул на траве карту и спросил Вильгельма, считает ли он, что плот может доставить людей целыми и невредимыми из Перу на острова Южных морей.