Жюль Верн - Великолепное Ориноко Страница 50

Гуачапана состоит всего из полудюжины давно покинутых хижин. Причина этому та, что окружающая саванна изобилует термитами, муравейники которых достигают двух метров вышины. Перед таким нашествием «лесных вшей» устоять невозможно; им приходится уступать место, что и сделали индейцы.

— Таково, — заметил Герман Патерн, — могущество «малых сил». Ничто не устоит против них, когда они наступают мириадами. Можно отбросить стаю тигров, ягуаров, даже очистить от них страну… Никто не отступает перед этими хищниками…

— За исключением индейцев-пиароанцев, — сказал Жан, — судя по тому, что я читал…

— Но в этом случае пиароанцы бегут скорее вследствие предрассудка, чем из страха, — заметил Герман Патерн, — тогда как муравьи или термиты делают в конце концов страну необитаемой…

Около пяти часов вечера гребцам «Мориши» удалось поймать черепаху. Из нее вышел отличнейший суп. Кроме того — это позволило сэкономить на провизии лодок, — на опушке соседнего леса было множество обезьян, морских свинок и пекари, которые только ждали ружейного выстрела, чтобы очутиться на столе пассажиров. Во всех направлениях росли ананасы и бананы. Над берегом беспрестанно пролетали, шумя крыльями, черные куры. Воды изобиловали рыбой в таком количестве, что индейцы бьют ее обыкновенно стрелами. В один час можно было бы наполнить пироги до краев.

Таким образом, вопрос о продовольствии не мог беспокоить путешественников верхнего Ориноко. Выше Гуачапаны ширина реки не превосходит 500 метров. Тем не менее ее русло разделяется многочисленными островами, которые образуют протоки с крайне быстрым течением. «Мориша» и «Галлинетта» смогли в этот день добраться лишь до острова Парра-де-Агуа, да и то прибыли к нему почти уже к ночи.

Через 24 часа после этой остановки, после дождливого дня и перемежающего ветра, который вынудил пироги идти на шестах, путешественники достигли лагуны Кариды.

В этом месте когда-то была деревня, которую индейцы покинули, как об этом свидетельствует Шаффаньон, потому что один пиароанец был съеден титром. Французский путешественник нашел в этой деревне лишь несколько хижин, которыми пользовался индеец барэ, менее суеверный или более храбрый, чем его сородичи. Этот барэ основал здесь плантацию, которую Жак Хелло и его товарищи нашли в цветущем состоянии. Тут были поля маиса и маниоки, плантации бананов, табака и ананасов. На службе у индейца и его жены находилось около 12 негров.

Трудно было отказаться от приглашения хозяина плантации, который предложил путешественникам осмотреть его поселок. Он явился на пироги, как только они пристали к берегу. Ему предложили стакан водки. Он принял его лишь с тем условием, что путешественники отправятся пить «тафию» и курить сигареты «табари» в его хижину; было бы невежливо отклонить это приглашение, и пассажиры обещали отправиться к нему после обеда.

При этом случилось маленькое происшествие, на которое никто не обратил, да и не мог обратить серьезного внимания.

В тот момент, когда барэ сходил с «Галлинетты», он заметил одного из гребцов, того самого Жиро, которого рулевой пригласил в Сан-Фернандо.

Читатель помнит, что испанец предложил свои услуги лишь ввиду его намерения добраться до миссии Санта— Жуана.

Барэ, внимательно отлядев его, спросил:

— Э! Друг… скажите мне… я вас не видал где-нибудь раньше?..

Жиро, у которого слегка насупились брови, поспешил ответить:

— Во всяком случае, не здесь, потому что я никогда не был на вашей плантации.

— Это удивительно!.. Мимо Кариды проезжает мало иностранцев, и трудно забыть их лица, даже если они показались хотя бы только один раз.

— Может быть, вы меня видели в Сан-Фернандо? — возразил испанец.

— С какого времени вы там были?

— Последние три недели.

— Нет, не там… потому что я уже больше двух лет не был в Сан-Фернандо.

— В таком случае вы ошибаетесь, индеец!.. Вы никогда меня не видали! — оборвал резко Жиро. — Путешествие но верхнему Ориноко я совершаю впервые…

— Готов вам верить, — ответил барэ, — и все-таки… Разговор на этом кончился. Жак Хелло слышал конец этого диалога, но не обратил на него внимания. В самом деле, зачем Жиро стал бы скрывать, если бы это была правда, что он уже бывал в Кариде!

К тому же Вальдес мог только быть довольным этим сильным и ловким человеком, который не отказывался ни от какой работы, как бы утомительна она ни была. Одно можно было заметить — однако не в упрек ему, — что он жил, сторонясь других, мало разговаривая и больше слушая, что говорили между собой пассажиры и гребцы.

Тем не менее этот разговор между барэ и Жиро подал Жаку Хелло мысль спросить испанца, с какой целью он направляется в Санта-Жуану.

Жан, живо интересовавшийся всем, что касалось этой миссии, с нетерпением стал ожидать, что ответит испанец. Тот объяснил все чрезвычайно просто, не обнаруживая ни малейшего смущения:

— В детстве я был послушником в монастыре Мерседы в Кадиксе… Затем меня взяла охота путешествовать… Я служил матросом на испанских кораблях в течение нескольких лет… Но эта служба меня утомила и, так как я опять почувствовал склонность к монастырской жизни, то задумал поступить в какую-нибудь миссию… Шесть месяцев назад я находился в Каракасе, на торговом судне, когда услышал о миссии Санта-Жуана, основанной отцом Эсперанте… Уверенный, что я буду хорошо принят в этом учреждении, которое, как я слышал, процветает, я решил отправиться туда. Не откладывая дела в долгий ящик и нанимаясь гребцом то на одну, то на другую пирогу, достиг Сан-Фернандо… Здесь я ждал случая, чтобы отправиться в верховья Ориноко, и мои сбережения, то есть то, что я отложил за время моего путешествия, уже приходили к концу, когда ваши пироги прибыли в этот город… Распространился слух, что сын полковника Кермора, в надежде отыскать своего отца, собирается отправиться в Санта-Жуану… Узнав, что рулевой Вальдес нанимает людей для своей пироги, я попросил его взять меня. И вот я плыву теперь на «Галлинетте»… Таким образом, я имею основание сказать, что этот индеец никогда не видел меня в Кариде, так как я впервые прибыл сюда сегодня вечером.

Жак Хелло и Жан были поражены искренностью, с которой все это было сказано испанцем. Имея в виду, что этот человек смолоду, как он сам рассказал, получил некоторое образование, они предложили ему нанять за себя индейца для «Галлинетты» и остаться пассажиром одной из пирог.

Жиро поблагодарил обоих французов, заявив, что он привык к своему ремеслу гребца за время путешествия до Кариды и будет продолжать его до истоков реки.