Ян Стрейс - Три путешествия Страница 50

4 декабря прибыли долгожданные деньги из Москвы со слугой господина Сведена, двоюродного брата капитала Бутлера, с известием, что этот господин находится при смерти. Это ошеломило нашего капитана, решившего тотчас же отправиться с почтою в Москву, что он и сделал в тот же день, приказав нам следовать за ним, как только установится хорошая погода. Тем временем выпал сильный снег, и мы были вынуждены остаться до 19-го в Спае-Заулке. Днем прояснилось, и мы, погрузив свои вещи в сани, тронулись в путь. Дорогой мы переправились через две реки, на что ушло много времени, потому что плоты, на которых мы переезжали, были весьма малы; на них не помещалось сразу более четырех саней или повозок с лошадьми. Поздно вечером мы прибыли в деревню Черкизово (Serkisowo), где и заночевали. Тем временем наступил такой мороз, что мы не могли сидеть в санях и часто сходили, чтобы согреться бегом.

11-го ехали мы кустарниками, и из можжевельников выбегали красивые лисицы. Мы проезжали деревню Никола Деревянный (Nicolo Direveno) [64]. Отсюда при хорошей погоде видна была Москва, куда мы сильно стремились. Мы торопились с ездой, тем более, что становилось все холодней. Наконец вечером мы въехали в пригород, где остановились на ночь. Здесь нас ждало известие от Якова Траппена, который тоже работал по корабельной части, что господин фан-Сведен умер и что корабль почти достроен.

12 декабря рано утром въехали мы в Москву, ради которой так намерзлись. Нам отвели квартиру неподалеку от дома господина фан-Сведена. Нашей хозяйке гости не понравились, и она отправилась к разным господам с покорнейшей просьбой перевести нас в другое место; но ее так приветливо встретили, что она вернулась с окровавленной головой, посиневшая от побоев. Придя домой, она упала на колени перед доской, на которой был нарисован св. Николай, усердно молилась и пролила много слез, которые текли по ее щекам. Покончив с молитвой, она встала и ждала помощи своего святого; но ей пришлось запастись терпением на две недели, в течение которых мы поддерживали тепло в горнице. Насколько недовольна была жена, настолько радовался муж, когда мы изредка угощали его водкой. Добрая женщина была достойна сожаления, ибо ей все время приходилось топить печь и готовить, не получая ни гроша за труды и хлопоты.

27-го было приказано, чтобы мы все во главе е капитаном Бутлером перешли в квартиру покойного господина фан-Сведена. Тут нашли мы больше удобств, чем в нашем первом жилище, ибо нам предоставили большую комнату, которая топилась днем и ночью, что было весьма кстати при здешних больших и жестоких морозах. Мы достали много сухих дров, которые могли жечь даром. Мы пробыли здесь около трех недель, и каждый кормился, смотря по карману.

Наконец мы получили приказ спешно выехать к месту судостроения, чему мы весьма обрадовались, потому что нам хотелось поехать в Астрахань и продолжить наш путь через Каспийское море в Персию, ибо в Москве мы занимались только тем, что проедали деньги.

19 января 1669 г. мы отвезли все добро на судно и поехали в деревню на расстоянии полумили от Москвы [65].

Там жила сестра его царского величества в огромном дворце, выстроенном из одного только дерева, однако весьма красиво и на чужеземный лад. При дворце было обширное место для боя зверей, и нам посчастливилось увидеть травлю медведей и волков, на которую приехали в санях его величество и высшее дворянство. Место это было огорожено большими бревнами, так что зрителям, которых было несчетное множество, удобнее было наблюдать стоя. Перед травлей мы увидели около двухсот волков и медведей рядом с огромной сворой собак. Диких зверей привозили в прочных клетках на санях. Его величество и знать стояли на галерее дворца, чтобы следить за зрелищем. По знаку выпустили нескольких волков и медведей, на них бросились собаки, и началась свалка; одни падали мертвыми, другие ранеными. Среди зверей находились московиты, направляли их и отводили тех, кто долго грызся, обратно в клетку. И свирепые звери, только что ужасно бесновавшиеся, позволяли вести себя, как ягнята.

23 февраля состоялась свадьба нашего товарища Корнелиса Саарсхен Брака (Cornelis Saarshen Brak) из Фена, который повенчался в немецкой церкви в слободе (Slabode) [66] со служанкой господина фан-Сведена, по имени Мария Янс (Maria Jansz), дочерью татарских родителей, которая вместе со своей родней приняла христианскую веру и крестилась в голландской церкви; и все они так хорошо говорили на нижненемецком языке, как будто бы родились немцами. Невеста долгое время жила у одного проповедника, читала святое писание и знала наизусть все псалмы. Она была сиротой и должна была найти кого-нибудь, кто бы заменил ей мать во время венчания в свадьбы, кого почитала бы, как крестную мать. Я был посаженным отцом жениха. После того как их повенчали по голландскому обряду, мы, отец и мать, устроили пир, как велит местный обычай, и веселились три дня подряд с друзьями невесты и моряками. Наш рулевой играл на скрипке, под которую танцевали по-польски и по-московски. Через неделю повенчался еще один из наших товарищей, Яков Траппен с Елизаветой Питерс (Elizabeth Pieters) из Любека, служанкой доктора медицины, проживающего в Москве. Это совершилось в лютеранской церкви, и на этой свадьбе мы не так веселились, как на предыдущей. Обе женщины последовали за нами в Астрахань.

13 марта ее сиятельство императрица московская почила в бозе, что повергло в великую печаль его царское величество и великих князей. Она умерла от родов молодой княжны. Здесь не пришлось дожидаться похорон так долго, как это принято во Франции, Испании, Италии и других королевствах при смерти высочайших лиц; ее похоронили на другой день с большой пышностью и великолепием; вдоль дороги от дворца до кладбища стояли рядами солдаты, но никто из них не провожал тело. Множество богатых горожан шли по двое в глубоком молчании. Тело лежало в гробу под балдахином из дорогого шелка, гроб несли восемь человек. За гробом шли дворяне, каждый с большим мешком денег, отказанных ее величеством на смертном одре бедным. За ними следовали его величество и его сын, наследник престола, весьма опечаленные и бледные. Их вели под руку бояре. Оба были в шубах из черно-бурой лисицы, мех которой считается самый пенным в этой стране, и без всяких украшении. Шли бояре, князья, важнейшие дворяне и посланники различных государств и правительств со своей свитой, и каждый был одет по обычаю своей страны. Похоронную процессию замыкали богатые горожане и немецкие купцы. Ее похоронили в женском монастыре близ Фроловских (Frolofsky) ворот [67]. Она была богобоязненной царицей, преисполненной христианских добродетелей, и славилась добрыми делами, а также была очень плодовитая и оставила его величеству и стране большое потомство.