Владислав Корякин - Русанов Страница 50

На леднике уже царствовала зима. Порывы ветра с характерным шелестом волокли клубы поземки, бросая изнемогавшим людям в лицо снег, оседавший на одежде и собачьей шерсти искрящимися снежинками. При подъеме к ледоразделу стало попадаться больше трещин, так что на их обход уходило много времени. Когда анероид показал 340 метров высоты, наметился отчетливый ледяной спуск на запад, а вдали обозначилась синева Баренцева моря, выглядевшая особенно привлекательной на фоне косматых снежных туч. Здесь выяснилось положение ледораздела на границе двух ледников. «Мы убедились, что они тесно связаны, — отметил позднее Русанов. — Но ледник адмирала Макарова, обращен в сторону Карского моря, а ледник адмирала Жерве спускается к морю Баренца» (1945, с. 228). Достижение перевала не означало, что пройдена наиболее сложная часть пути, так как вскоре участники похода оказались у отвесного пятидесятиметрового обрыва, исключавшего дальнейший путь для собачьей упряжки. Кое-как люди одолели и это препятствие, но Хатанзей остался ждать возвращения основной группы, буквально устремившейся на запад к обширной дельте, в которой сливались воды нескольких рек, стекавших из центра Новой Земли в кут Крестовой губы. На этом оставшемся пути участники похода могли рассчитывать только на собственные силы, включая возвращение. Это не только существенно ограничивало их по времени, но, главное, не позволяло проводить серьезные научные наблюдения.

Путь к Баренцеву морю был обозначен темной долиной, в отличие от Карской стороны свободной от снега, шириной до трех километров, по дну которой текла река с истоками у ледника Жерве. По мере приближения к дельте, принимая притоки, она становилась все шире и шире, так что перейти ее было уже невозможно, что также сказалось на выборе пути. С ледника была заметна отчетливая асимметрия в положении ледников по бортам долины — с севера спускалось пять ледников, а с юга — только три. Как обстояло дело за поворотом, можно было узнать, лишь миновав его. Над Баренцевым морем плавали космы тумана, ухудшая видимость и мешая визуальным наблюдениям.

Облачность, однако, с каждой минутой уплотнялась, и следовало спешить, чтобы на обратном пути не оказаться на ледниковом перевале в тумане. После спуска с ледника идти по насыщенному водой топкому дну долины было трудно, так что пришлось прижиматься в процессе движения к левому каменистому склону долины, угрожавшему камнепадами. В опасных местах приходилось порой переходить на бег, что для уставших людей было порой уже не под силу. Предельный темп привел к тому, что расстояния между людьми все больше увеличивались, задние все больше отставали. Это был плохой признак, грозивший осложнениями уже в ближайшие часы, когда усталость людей приблизилась к опасному пределу. Чтобы избежать рискованного развития событий, Русанов вырвался вперед, с каждым часом опережая остальных. У берега он схватил пучок морской капусты и повернул назад, при встрече поделившись с первым из французов своей добычей — теперь остальным можно было возвращаться.

Благодаря такому маневру обратный путь к леднику Жерве занял четыре часа вместо шести — это была солидная экономия времени в ситуации, с каждым часом приближавшейся к критической. Еще час ушел на подъем на ледник к ожидавшему их Хатанзею, где участники перехода получили горячий чай и обильный перекус, а также заслуженный двухчасовой отдых, вдохнувший в них новые силы, но вместе с тем принесший страдания от холода. Кое-кто начал жаловаться на резь в глазах — это был первый признак так называемой снежной слепоты, ожога слизистой оболочки глаз отраженной от снега и льда солнечной радиацией. Определенно, задерживаться на леднике не стоило, и люди почти бегом бросились вниз по леднику Макарова к бухте Гольцовой, где они уже видели дым от костра, зажженного Вылкой. В 2 часа ночи 31 августа, одолев, таким образом, за

19 часов почти 70 километров, участники перехода вернулись в свой лагерь в бухте Гольцовой — поставленная задача была выполнена и можно было возвращаться в Поморскую губу, с тем чтобы успеть к последнему пароходу.

Даже кратковременное пребывание на ледниках показало участникам маршрута, чем чревато приближение полярной зимы. Поэтому уже на следующий день, чтобы воспользоваться попутным северо-западным ветром (по-видимому, все тот же не слишком сильный сток), на обоих карбасах подняли паруса и возвращение началось. С попутным ветром залив Незнаемый одолели всего за один переход и уже 2 сентября оказались в соседнем заливе Чекина. Однако затем усилившийся ветер заставил ждать улучшения погоды, на что, к счастью, потребовались всего сутки, но следующий переход оказался слишком коротким, всего до устья ручья Но-силова, где непогода навалилась уже всерьез, задержав путешественников на неделю, так что пришлось тщательно пересчитывать оставшиеся галеты и раздумывать над последними банками консервов. Между тем волнением карбас Вылки был выброшен на берег. Потребовалось много работы, чтобы снова спустить его на воду. С берега было видно, как в глубине острова над гребнями гор потянулись снежные вихри — там уже зима наводила свой порядок всерьез и надолго. В сплошных снежных зарядах карбасы вошли в Маточкин Шар и, чтобы дать отдых людям, остановились на уже знакомой стоянке в Тюленьей бухте у братской могилы участников экспедиции Розмыслова. 12 сентября оба карбаса достигли становища в Поморской губе, где запоздалые путешественники встретили радушный прием его обитателей.

Между тем развитие погоды уже в ближайшие дни показало незадачливым французам, каких они избежали испытаний, если хотя бы немного задержались с возвращением. Уже 17 сентября замерзла река Маточка. Русанов продолжал изучение окрестностей и по выпавшему снегу и даже, как отмечено в рапорте Кандиотти, якобы обнаружил месторождение угля — разумеется, это были лишь фрагменты лигнита, скверной разновидности бурых углей. Спустя десять дней путешественники оставили берега Новой Земли, степень гостеприимности которых каждый мог оценивать по-своему. Что касается Русанова, несомненно, в такой ситуации он сделал все, что мог, хотя, по-видимому, об организации самого похода у него были какие-то свои соображения и, как показало уже ближайшее будущее, он сделал свои выводы, особенно в части научной производительности. В любом случае, для него экспедиция оказалась в высшей степени полезной, хотя намеченная, видимо, сгоряча зимовка так и не состоялась — Бенар изменил первоначальные планы и предпочел вернуться во Францию.

Что касается результатов пересечения, то в отношении их можно вполне определенно утверждать — каждому свое: Кан-диотги осуществил ликвидацию очередного белого пятна, хотя даже и не положил его на карту; Русанов собрал гораздо более богатый научный урожай, требующий более подробного описания.