Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл Страница 52

Как же оно выглядело на практике? Администрация колонии в каждой деревне, куда только можно было проникнуть, назначала одного местного жителя своим «представителем». Его называли толайским словом лулуаи.

До прихода европейцев на полуостров Газели так именовали военных вождей отдельных толайских деревень или же разбогатевших мужчин, которые добивались, однако, «успеха» часто с помощью предательства, воровства, черной магии.

Итак, немецкая администрация выбирала себе в каждой деревне нужного человека, присваивала ему титул лулуаи, предоставляя различные привилегии, например освобождая от налогов. Затем лулуаи торжественно «короновали». В отсталых структурах, где очень многое зависит от внешнего блеска, новые хозяева уделяли обряду введения в должность нового лулуаи много внимания.

Избранник во время «коронации» получал высокий цилиндр и великолепный, украшенный серебром посох, являвшийся своеобразным символом власти. За посох, цилиндр, привилегии и титул лулуаи, как правило, верой и правдой служили администрации колонии. Но так как этот титул обычно присваивали людям, которые не знали ни одного слова на «пиджин инглиш», я уже не говорю о немецком или английском языках, то администрация ввела еще одну должность — тултул. Тултул, который знал «пиджин инглиш», выступал в роли «официального» переводчика между лулуаи и представителем администрации колонии.

Система «непрямого управления», созданная немецким губернатором Галом, оправдала себя в тех немногочисленных областях архипелага Бисмарка и Новой Гвинеи, на которые хотя бы формально распространялась власть администрации. И поэтому не удивительно, что Австралия, которой обе эти немецкие колонии были переданы на основе статьи 22 Версальского мирного договора-, переняла существующую форму правления без всяких изменений. В 1938 году, например, на Новой Гвинее и в Папуа было три тысячи семьсот семьдесят шесть лулуаи и четыре тысячи сто сорок один тултул.

В период австралийской колонизации значение тултулов выросло. Из простых переводчиков они стали превращаться в представителей, выражающих интересы местного населения и ведущих от имени деревни переговоры с вербовщиками на плантации. В то же время лулуаи, которых назначали на неограниченный срок и которые пользовались традиционной благосклонностью колониальной администрации, во многих деревнях превратились в настоящих деспотов.

Поэтому Австралия решила заменить существующую систему «непрямого управления» и провести выборы представительных органов. Таким образом, аборигены соприкоснулись с демократией. В 1950 году по инициативе администрации несколько деревень в окрестностях Порт-Морсби избрали первые местные выборные органы власти на Новой Гвинее. В течение последующих пятнадцати лет подобные органы были созданы на территории, где проживает более пятидесяти процентов всех папуасов и меланезийцев Новой Гвинеи и архипелага Бисмарка.

Эти папуасские «каунсил», как их называют на «пиджин инглиш», представляют иногда жителей одной деревни, иногда — значительно большую группу населения. Например, тринадцать тысяч представителей племени кума, которых я посетил в долине Вагхи, избрали «совет» из сорока одного человека. Кульминацией этого демократического принципа стали выборы в палату Ассамблей.

И вот сегодня, 4 июля 1968 года, я увижу, как жители Новой Гвинеи впервые войдут в зал, где соберется парламент. В его составе девяносто четыре человека. Из них десять назначает администрация территории, а всех остальных избирают. Однако в пятнадцати округах для того, чтобы — быть избранными, кандидаты должны иметь определенный уровень образования.

Перед низким зданием «Хауз оф Эссембли», которое я легко нашел, стоит полицейский отряд, состоящий в основном из представителей Новой Гвинеи. Депутатов и гостей приветствует военный оркестр. Он исполняет чешскую польку. Все музыканты одеты в белоснежную форму. С барабанщика льет пот, флейта фальшивит.

Черные «мерседесы» привозят депутатов. Меня больше всего интересуют представители тех племен, которых я посетил во время поездок по Новой Гвинее и архипелагу Бисмарка, относящихся по линии административного подчинения «к территории Папуа — Новая Гвинея. Мне удалось поговорить с депутатом племени чимбу, одним из первых местных коммерсантов — Кариолом Бонггере; депутатом от племени хаген — Пеном Оу; депутатом от Лаэ и залива Хьюон — Канинибой; представителем племени толаи с Новой Британии — Титимуром и с депутатом от нангамп, у которых я жил в долине Вагхи, — Кайбелтом Дирием.

У здания парламента я встретился с председателем палаты Ассамблей Джоном Гюйсом. Он произвел на меня огромное впечатление. С плеч свисал плащ из традиционной ткани — тапы. Плащ украшали изумительной красоты перья райских птиц. На шее у «спикера» было ожерелье из раковин кина, которые на Новой Гвинее считаются символом богатства. А голову его покрывал белый завитой парик, традиционный для английских парламентариев.

Джон Гюйс снимает белые перчатки и подает мне руку. Он должен попрощаться — вот-вот начнется историческое первое заседание палаты Ассамблей территории Папуа — Новая Гвинея. Председатель входит в здание парламента, я иду туда через несколько минут после него. Мне тоже хочется войти в богато украшенную дверь. Однако вход в парламент охраняет в соответствии с торжественностью момента белый швейцар! Кроме депутатов и официальных гостей никто другой не имеет права пройти сюда. Швейцар спрашивает, кто я такой. У меня нет времени объяснять, и я быстро говорю:

— Журналист из Чехословакии.

— Из Чехословакии? — повторяет швейцар.

И вдруг на прекрасном чешском языке добавляет:

— Смотри-ка, еще один корреспондент.

После этого чех — швейцар новогвинейского парламента открывает двери, и я вхожу в зал. Председательствует на Ассамблее представитель племени моту, так что это племя снова опередило другие этнические группы новогвинейцев.

Я вслушиваюсь в слова председателя. Еще утром, до начала первого заседания, в единственной в мире газете, которая издается на меланезийском «пиджин», — «Ну Гини Ток Ток» — я прочитал интервью с этим человеком. Его программа ясна — независимость Новой Гвинеи. Конечно, не сию минуту, но когда будут обеспечены достаточные гарантии экономического процветания и политической самостоятельности этой «последней границы человечества».

Первый всенародный конгресс жителей Новой Гвинеи должен будет ответить на ряд важнейших вопросов. Удастся ли ему это сделать? Я вновь всматриваюсь в лица членов президиума. На головах у них традиционные белые парики, но под ними у многих сохранились еще следы татуировки. Странный парламент, самый странный из всех; какие я когда-либо видел. И все же это парламент. Двери в завтрашний день Новой Гвинеи.

Я проехал от Вити-Леву до Папуа, от Сувы до Порт-Морсби. Как этнограф, как человек, интересующийся историей, я во время своего путешествия главным образом искал прошлое этих островов. Но сейчас, в самом конце своей поездки, я слышу и вижу их будущее. И оно должно быть к меланезийцам и папуасам таким же справедливым, как и ко всем людям и нациям,