Николай Шпанов - Край земли Страница 53

После года зимовки обсерваторцы с жадностью набрасываются на новых людей. Через час после того, как я пришел на обсерваторию, я уже знал на ней всех и вся. Каждый стремился со мной поговорить о зимовке. Расспрашивали о жизни на старой земле.

Попав в гости, нельзя отказаться принять единственный знак внимания, который могут оказать матшарцы – обед. Угощают гостей напропалую.

Новая смена ест за двоих. Старая едва прикасается к еде: все, что может быть подано на стол – осточертело до последней степени. Внимание всех сосредоточено на необыкновенном ястве, лежащем на конце стола.

Там, рядом с Казанским, сидит приехавший на «Таймыре» из Полярной комиссии академии наук познакомиться с результатами работ Казанского профессор Борис Лаврентьевич Исаченко, директор Главного ботанического сада в Ленинграде. Он привез в подарок Казанскому пучок зеленого луку, несколько головок простого луку и большой арбуз. Лук Казанский выложил на общий стол. Луку мало, и одиннадцать пар глаз, при всем желании казаться равнодушными, следят за тем, как каждый следующий по очереди отламывает себе несколько зеленых стеблей. Мне делается искренно совестно – ведь я всего два месяца тому назад ел зелень. Когда пучок доходит до меня, я с равнодушным видом передаю его дальше, не отломив ни одного стебля. Моему соседу слева не терпится, но, превозмогая желание, он принимается радушно уговаривать меня отведать луку.

Поднимаясь из-за стола, я жму уже руки нескольких старых знакомых.

На «Новой Земле» меня ждет печальная неожиданность. Пришло радио из Москвы с предписанием начальника военных воздушных сил немедленно любыми средствами возвращаться. Приди радиограмма часом позже, или приди «Таймыр» в Маточкин Шар часом позже, я не смог бы исполнить приказа никаким способом.

Приходится спешно собирать свои пожитки и переправляться на «Таймыр». «Новая Земля» застучала мотором и осторожно подошла к высокому борту «Таймыра». Десяток матросских рук заботливо передает с борта на борт мой несложный багаж. Черепанов хлопочет с аппаратом, чтобы зафиксировать момент моего перехода на борт чужого корабля. Вот я повис на поданном с «Таймыра» штормтрапе. Андрей Васильевич трижды дернул за веревку гудка – хриплое приветствие вырвалось из желтой трубы.

В дверях камбуза стоит дядя Володя. Он машет своим белым колпаком, и до меня доносятся хриплые звуки его любимой песни:

– Черная роза, проблема печали…

Расталкивая тонкие льдинки своими круглыми бортами, «Новая Земля» пошла к выходу в Карское море. На крошечном мостике, рядом с круглой меховой фигурой капитана, виднеется попыхивающий папироской Блувштейн. Последний раз мы машем друг другу фуражками. Ни один из нас не может сказать, когда и где мы встретимся.

Стук Болиндера на «Новой Земле» сделался чаще и громче. Он смешался с неистовым воем сгрудившихся на маленькой палубе лаек.

Через полчаса белого корпуса милого бота уже не было видно. Из-за льдин торчала только высокая мачта с подвешенной у марса бочкой вороньего гнезда.

С «ТАЙМЫРОМ»

«Таймыр» – судно историческое. Целый ряд ценных работ проделан им в десятых годах настоящего столетия в составе «Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана» вместе с его братом-кораблем «Вайгач», сначала.под командою Сергеева, потом под командой Вилькицкого. «Таймыру» вместе с тем же «Вайгачем» принадлежит честь открытия в 1913 году островов к северу от полуострова Таймыра, известных под названием острова Алексея и Земли Николая II (ныне Северная Земля).

Этим же кораблям удалось пройти и через весь северо-восточный проход. История плавания «Таймыра» и «Вайгача» – одна из славных страниц истории нашей гидрографии.

Эти корабли были заложены в 1907 году. Уже при проектировании и постройке были предусмотрены все мелочи, все трудности службы гидрографического судна в северных полярных водах. Весьма интересно, что уже тогда нашло себе признание мнение некоторых наших моряков, что удобнее всего на крайнем севере работать с судами, приближающимися к ледокольному типу. То, что «Таймыр» и «Вайгач» не были выполнены, по традиции всех полярников, деревянными, а построены из стали, вполне оправдало себя.

Я не мог удержаться от того, чтобы не записать в свой дневник слова искреннего восхищения после обхода и подробного осмотра «Таймыра» в день прибытия на это судно. Какая необычайная разница с махиной «Красина», построенной для нас кое-как англичанами! Здесь все, каждый фут, каждый лист рассчитан и продуман своими хозяйственными русскими мозгами, крепко знающими, что своим же братьям морякам придется выдерживать в этой коробке суровые зимовки в полярных льдах.

Вот настоящее судно для нынешней широкой работы на нашем севере. Его нужно только как следует привести в порядок. Судно уже забыло, когда оно ремонтировалось. Машины пришли в совершенную ветхость. Обшивка корпуса в значительной части требует полного ремонта, замены, перешивки. На палубе все, что могло сгнить и заржаветь, находится в таком состоянии, что оторопь берет, как все это не разваливается под напором первого же шторма.

Но Убеко Севера (управление по обеспечению кораблевождения в северных морях) не имеет пятисот тысяч рублей, нужных для восстановления «Таймыра»; есть слух, что его передадут рыбопромышленному тресту для переделки под промысловое судно. Не хочется думать, что может, совершиться такая нелепость. Старший механик «Таймыра», Осип Михайлович Михайлов, только качает седой головой, когда речь заходит о судьбе его судна.

Но, что бы ни ждало «Таймыр» в будущем, сейчас я могу только наслаждаться его почти немыслимыми (с точки зрения человека, проведшего столько времени на боте «Новая Земля») удобствами, Каюта, отведенная мне любезнейшим Александром Андреевичем (Придик – капитан), поражает своим комфортом. Здесь, помимо койки, имеется еще диван, кресло и умывальник. При этом размерами каюта превосходит салон „Новой Земли". В паровых трубах уютно побулькивает пар. Все сулит отличный отдых. Однако прелести таймырской жизни этим не исчерпываются. Самое привлекательное -это ванна с душем. Правда, в нее пущена сейчас только соленая забортная вода, но и это блаженство для того, к чьему телу в течение целых месяцев не прикасалось мыло.

Питание на „Таймыре" происходило в вполне человеческих условиях, в просторной, светлой и нарядной кают-компании. Здесь просто отдыхаешь после нашего салона, несмотря на невероятную скромность стола (чтобы не сказать голодность). Эта необычайная скромность стола, скудость порций, полное отсутствие разнообразия и самых элементарных вкусовых прибавок особенно бросается в глаза по сравнению с только-что покинутой мною «Новой Землей» и обсерваторией. Максимальным пиршеством, которое позволяет себе кают-компания «Таймыра», является вечерний кофе с консервированным молоком, иногда сопровождаемый испеченными поваром белыми булками (а нормально с черным хлебом). Этот кофе не бог весть что. Сто граммов на огромный медный чайник, такой, что его едва тащит второй механик Василь Иваныч Павленко. Кофе получался у нас жиденький, но это не умаляло ни его вкуса ни его значения – преддверия вечернего «козла», собиравшего около себя энтузиастов домино: капитана Александра Андреевича, второго механика Василь Иваныча и Андрея Андреевича, второго помощника капитана – безусого краснощекого «петуха», только-что окончившего морское училище.