Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан Страница 57

Раскисшая дорога вилась вокруг поваленных деревьев, выходила на мосты, переброшенные через бешеные потоки. Мелькание света и тени становилось нестерпимым.

На полянах, словно по мановению, появлялись в ярко-зеленой траве цветы. В другом месте за деревянной изгородью паслись крупные черно-белые быки. Эта часть Бутана, пожалуй, наиболее «цивилизована». Подобную картину можно было бы наблюдать в любом районе континентальной Европы. Неожиданно среди деревьев показалось крытое дранкой шале с большими камнями на крыше, и мне, честное слово, показалось, что я попал на зимний швейцарский курорт. Но тут же молитвенные флаги указали на ошибку; мы подъезжали к монастырю.

Хотелось остановиться, но шофер категорически потребовал ехать дальше. Машина двигалась черепашьим шагом, и, учитывая, что дальше дорога станет еще хуже, неизвестно было, когда доберемся до места.

В нескольких километрах за монастырем наткнулись на первый оползень. Кренясь из стороны в сторону и отчаянно визжа всеми четырьмя колесами, «джип» взобрался на кручу. Деревья стали еще выше. Это были большие ели Дугласа, густо поросшие влажным мхом. Высота 3 тысячи метров; мы вступали в край вечных туманов. Часто дорогу преграждали обломки скал, но нам втроем удавалось сталкивать их с обрыва. Безусловно, наша машина шла первой по этой дороге с начала дождей.

В густой листве выделялся зеленый каскад лиан, напоминавший луизианский мох. Дорогу успели изрыть ручьи, нанеся на нее кучи мелких камешков и грязи. Бесконечные виражи начали высасывать внутренности, когда наконец мы забрались на перевал. Его увенчивали пучки молитвенных флагов и две довольно длинных стены, на которых была написана тибетская ритуальная молитва: «Ом мани падме ум». Волшебное заклинание, исполненное глубокого смысла, переводится приблизительно так: «Благословенно будь, о ты, сокровище лотоса!» Молитва обращена к цветку лотоса — Будде.

На перевале мы остановились. Тенсинг с шофером пошли выпить чашку горького чая в крохотной хижине, а я остался полюбоваться туманными облаками, проплывавшими над белыми, голубыми и красными изорванными ветром молитвенными флагами; их оставили многие и многие паломники в те времена, когда еще не было «джипов», а подъем на такой перевал был сопряжен с немалыми усилиями и опасностями.

Пространство внизу было закрыто пеленой. Вот она, первая загадочная страница внутреннего Бутана — долина Мачу.

Въезжали мы по северному склону хребта, а спускаться начали по его южному склону, подставленному солнцу и дождям. Здесь деревья разрослись до гигантских размеров. Орешник, дубы, рододендроны и сосны терялись где-то высоко-высоко над головой. Бутанский лес поразил в свое время и Буало, и Уайта, да и всех, кому доводилось бывать в этой стране. Лес здесь действительно один из самых прекрасных в мире — нетронутый букет громадных деревьев, раскинувших во все стороны тонувшие в молочном тумане ветви и цеплявшихся узловатыми корнями за скалистый обрыв.

Дорога вилась по карнизу, выбитому в стене над невидимым ущельем. Дважды нам встречались караваны, совершавшие трудный подъем.

Два часа спустя показались первые поля, засеянные злаками. Теперь спуск пошел много быстрее. А еще через несколько часов растительность приобрела совсем тропический характер. На деревьях появились ярко-оранжевые цветы. Банановые рощицы вперемежку с бамбуком и папоротником выше человеческого роста подступали к самой дороге. Мы проехали несколько брошенных домов; их стены, обращенные к востоку, были изъедены эрозией. Потом пошли террасы рисовых полей.

Как раз возле первых террас пришлось резко затормозить; на протяжении более трехсот метров дорога была погребена под тоннами желтой глины: целый склон горы сполз в пропасть. Человек тридцать рабочих расчищали путь. Караваны лошадок топтались в скользкой грязи, а вездеход старого образца загородил уже очищенную часть.

Два часа мы наблюдали за тем, как прораб-индиец организовывал рабочих, пытаясь вытащить вездеход, по ступицы завязший в глине. Мы с удивлением наблюдали за беспомощной суматохой. Наконец, не выдержав, решили вмешаться и, расставив людей, вытолкнули машину на несколько метров. Из нее тотчас выскочил шофер-индиец с криком, что машина сейчас свалится с откоса. «Немедленно отойдите!» Начались долгие переговоры. Караванщики тем временем обвели лошадей вокруг оползня и двинулись дальше. Лишь через час мы уговорили шофера сесть на место и освободить нам проезд.

Как только дорога очистилась, молодой тибетец показал класс вождения, умудрившись проскочить на скорости несколько больших луж; при этом колеса «джипа» заносило за край обрыва. Рабочие радостными криками приветствовали его.

Удивительно, с каким хладнокровием и легкостью этот парень, родившийся в юрте среди голых степей Кхама и выросший в седле, управлял теперь машиной.

Вангдупотранг лежит на высоте всего 1500 метров над уровнем моря. С перевала мы спустились во влажную жару, а теперь катили по пустынной долине Мачу. Эта долина представляет собой странное природное явление. Она закрыта с юга густыми джунглями и окаймлена со всех сторон высоким, переполненным влагой лесом. Тем не менее выглядит она словно пустынный, иссушенный зноем остров посреди океана воды и дождей. На красной земле видна пожухшая от солнца трава. Сухой жгучий ветер прокатывается по дну этой сковороди, вздымая тучи пыли позади машины.

Когда мы взяли последний вираж, из-за склона вынырнула крепость Вангдупотранг. Внушительных размеров строение тянулось на 200 метров вдоль карниза, нависающего над местом слияния Мачу с другой рекой. Через поток был переброшен мост, который стерегли три красные башни.

Эта цитадель всегда играла важную роль в истории Бутана: она первой принимала удар захватчиков, которые двигались ратью на прежнюю столицу страны — Пунакху, лежащую в двадцати километрах выше по течению. Больше всего меня изумила изгородь из живых кактусов, защищавших подножие крепости; она не позволяла приблизиться к крутому холму, на котором возвышался сам форт.

Дорога, собственно, заканчивалась здесь, на берегу реки, а с ней обрывалась последняя нить, связывавшая нас с внешним миром; здесь был последний аванпост машинно-колесной цивилизации. За этим мостом любые ухищрения механиков Форда были бессмысленны. Позади каменной твердыни расстояние подчинялось только человеческому шагу.

Тенсинг напомнил мне про кашаг. В цитадель вела крутая лестница. Открыв массивную дверь, я увидел широкий мощеный двор. Возле стены сидел человек в железных ножных кандалах. Он дружески улыбнулся мне. Ленивый пес валялся на солнцепеке. Ни души.