Жюль Верн - Михаил Строгов Страница 57

Ночью Михаил Строгов раз двадцать был на грани того, чтобы рискнуть подойти к матери, но подавил в себе горячее желание обнять ее и еще раз пожать руку своей юной спутнице! Малейшая неосторожность могла погубить его. К тому же он поклялся не видеться с матерью… И по своей воле он с нею не увидится! Как только он доберется до Томска — раз уж нельзя бежать этой ночью, — он тотчас уйдет в степь, даже не поцеловав этих двух женщин, в которых сосредоточилась для него вся жизнь и которых он оставлял под угрозой бессчетных напастей!

Итак, Михаил Строгов надеялся, что эта новая встреча в лагере Забедьево не будет иметь нежелательных последствий ни для его матери, ни для него самого. Но он не знал, что кое-какие подробности этой сцены, сколь мимолетной она ни была, успела перехватить Сангарра, шпионка Ивана Огарева.

Цыганка находилась тут же на берегу, в нескольких шагах, следя, как всегда, за старой сибирячкой, которая об этом не подозревала. Она не заметила Михаила Строгова, успевшего скрыться как раз в тот миг, когда она обернулась в его сторону; однако движение, которым его мать удержала Надю, не ускользнуло от ее внимания, а блеск в глазах Марфы все ей сразу объяснил.

Теперь она не сомневалась, что сын Марфы Строговой, царский гонец, находится здесь, в Забедьеве, среди пленников Ивана Огарева!

Самого его Сангарра не знала, но она знала, что он здесь! Поэтому она не стала его разыскивать, ибо в темноте, среди несметной толпы, это было невозможно.

Не имело смысла и продолжать шпионить за Надей и Марфой Строговой. Обе эти женщины будут теперь заведомо настороже, и застигнуть их на чем-либо, что могло бы скомпрометировать царского гонца, представлялось невозможным.

Теперь цыганка думала лишь об одном: предупредить Ивана Огарева. И поэтому тотчас покинула лагерь.

Через четверть часа она дошла до Забедьева и была проведена в избу, которую занимал первый помощник эмира.

Иван Огарев принял цыганку незамедлительно.

— Чего тебе, Сангарра? — спросил он.

— Сын Марфы Строговой в лагере, — ответила Сангарра.

— Пленный?

— Пленный!

— Ага, — вскричал Иван Огарев, — теперь-то я выясню…

— Ничего ты не выяснишь, Иван, — перебила его цыганка, — ведь ты его даже не знаешь!

— Но ведь его знаешь ты! Ты ведь видела его, Сангарра!

— Его я не видела, но я видела его мать. Она выдала себя жестом, который мне все объяснил.

— Ты не ошибаешься?

— Я не ошибаюсь.

— Ты знаешь, как мне важно арестовать этого гонца, — сказал Иван Огарев. — Если письмо, которое ему вручили в Москве, дойдет до Иркутска, если оно будет передано Великому князю, тот будет начеку и я не смогу к нему попасть! Это письмо любой ценой должно быть у меня! Теперь ты пришла сказать, что обладатель этого письма в моей власти! Еще раз, Сангарра: ты не ошиблась?

Иван Огарев пришел в сильное возбуждение. Оно свидетельствовало о чрезвычайной важности, которую он придавал обладанию этим письмом. Сангарру нисколько не смутила настойчивость, с какой Иван Огарев еще раз задал свой вопрос.

— Я не ошиблась, Иван, — ответила она.

— Но ведь в лагере, Сангарра, пленников много тысяч, а по твоим словам выходит, что ты не знаешь Строгова в лицо!

— Да, — ответила цыганка, и в ее глазах сверкнула дикая радость, — я его не знаю, но его знает его мать! Иван, надо заставить ее заговорить!

— Завтра она у меня заговорит! — вскричал Иван Огарев.

При этих словах он протянул цыганке руку, которую та поцеловала, и в этом знаке почтения, привычном для северных народов, не было никакой угодливости.

Сангарра возвратилась в лагерь. Она нашла то место, где приютились Надя и Марфа Строгова, и провела ночь, не спуская с них глаз. Старая женщина и девушка так и не смогли заснуть, хотя обе изнемогали от усталости. Слишком много беспокойных мыслей держали их в напряжении. Михаил Строгов жив, но пленник, как и они! Знает ли об этом Иван Огарев, а если нет, то не может ли как-нибудь узнать? Надя думала лишь о том, что ее спутник, которого она считала погибшим, жив! Но Марфа Строгова смотрела в более далекое будущее и если недорого ценила собственную жизнь, то имела основания во всем усматривать опасности для сына.

Сангарра, воспользовавшись темнотой, устроилась чуть ли не рядом с обеими женщинами, и провела здесь несколько часов, напрягая слух… Но так ничего и не смогла, услышать. Инстинктивно опасаясь неосторожности, Надя и Марфа Строгова не обменялись ни словом.

На следующий день, 16 августа, к 10 часам утра у входа в лагерь раздались громкие звуки фанфар. Татарские солдаты немедленно выстроились.

Иван Огарев, покинув Забедьево, подъезжал к лагерю в окружении множества татарских офицеров, составлявших его штаб. Лицо его было мрачнее обычного, искаженные черты выдавали глухую ярость, искавшую лишь повод для взрыва.

Затерявшись в толпе пленников, Михаил Строгов видел, как этот человек проехал мимо. У него возникло предчувствие приближающейся катастрофы, ведь Иван Огарев теперь знал, что Марфа Строгова — мать Михаила Строгова, капитана из корпуса царских курьеров.

Доехав до центра лагеря, Иван Огарев спешился, а всадники из его сопровождения образовали широкий круг.

Сангарра, подойдя к нему, сказала:

— У меня нет для тебя ничего нового, Иван!

В ответ Иван Огарев отдал краткий приказ одному из офицеров.

Тотчас по рядам, грубо расталкивая людей, пробежали солдаты. Подгоняя пленных ударами кнутов или подталкивая древками копий, они заставили их поспешно подняться с земли и выстроиться по окружности лагеря. Четверной кордон пехотинцев и конников, поставленный позади, исключал всякую возможность побега.

Воцарилась тишина, и по знаку Ивана Огарева Сангарра направилась к группе пленных, среди которых находилась Марфа Строгова.

Старая сибирячка увидела ее. И поняла, что сейчас последует. На губах ее появилась презрительная улыбка. Наклонившись к Наде, она тихо сказала:

— Мы больше с тобой не знакомы, дочка! Что бы ни случилось и каким бы тяжким ни оказалось испытание — ни слова, ни жеста! Речь идет не обо мне, а о нем!

И в этот момент Сангарра, на миг задержав на Марфе взгляд, положила руку ей на плечо.

— Тебе чего? — спросила Марфа Строгова.

— Пошли! — ответила Сангарра.

И, подтолкнув ее, вывела на середину свободного пространства, подвела к Ивану Огареву.

Михаил Строгов, чтобы не выдать себя блеском глаз, опустил веки.

Остановившись перед Иваном Огаревым, Марфа Строгова выпрямилась и, скрестив на груди руки, замерла.