Евгений Спангенберг - Заповедными тропами Страница 59

Конечно, для меня это было неубедительно, но какое мне дело — режет ли он своих кур или стреляет из ружья соседа патронами, полученными от случайно зашедшего в селение охотника.

Передохнув и закусив, мы вновь занялись поисками турачей и фазанов, и случай со стрельбой домашних кур перестал меня интересовать. Однако этим не все кончилось.

Следующий день выдался исключительно теплый. Затих ветерок, а солнце светило по-весеннему ярко. Пользуясь хорошей погодой, мы забрались далеко от того селения, где вчера отдыхали. Дичи здесь было исключительно много.

Места, где обычно держатся фазаны и турачи, — это крепкие колючие кустарники ежевики, перемешанные с камышом, настолько густые, что иной раз сквозь них невозможно пробраться — всю одежду изорвешь и сам в кровь исцарапаешься. Вот, пробиваясь сквозь такую колючую чащу, я и увидел издали небольшую стайку крупных птиц. Они плотным табунком низко и быстро пронеслись над колючими зарослями и скрылись за деревьями фруктового сада, зеленевшего на окраине селения. Своими размерами и быстрым, прямым полетом птицы напоминали тетеревов и, несомненно, принадлежали к отряду куриных.

Птиц Закавказья я знаю неплохо и могу в полете определить их на значительном расстоянии. Я перебрал в уме всех пернатых, водившихся в этой местности, но все они чем-нибудь да не походили на встреченных. Эта загадка настолько заняла мои мысли, что на охоте в тот день я делал непростительные промахи и упустил несколько турачей.

Вскоре все разъяснилось. Незадолго до вечера я вновь столкнулся с загадочными птицами и, к своему большому изумлению и даже досаде, вынужден был признать в них… домашних кур.

Но что это были за удивительные куры! Целая стая их сорвалась при моем приближении со сжатого поля и, пролетев около километра, снизилась в черте ближайшего поселка. Поднявшиеся куры так напоминали в воздухе диких птиц, что я с большим трудом удержался, чтобы не выстрелить.

И тогда мне вспомнилась книга Арсеньева «Дерсу Узала», в которой автор описывает свои путешествия по Уссурийскому краю. В ней было такое место:

«Вдруг с шумом поднялись сразу три птицы. Я стрелял и промахнулся. Полет птиц был какой-то тяжелый, они часто махали крыльями и перед спуском на землю неловко спланировали. Я следил за ними глазами и видел, что они опустились во двор ближайшей к нам фанзы. Это оказались домашние куры».

Позже я неоднократно встречал хорошо летающих домашних кур и в других уголках нашей обширной страны, причем особенно часто в Казахстане у кочующих по степным просторам казахов. Однако мне кажется, что среди наших домашних кур лучше всего летают куры Закавказья.

Почему же некоторые куры хорошо летают, а другие почти не умеют летать?

Как и все домашние животные, наши куры произошли от диких предков. Предки домашней курицы — банкивские куры — жили и сейчас живут в джунглях, в лесах Индии и хорошо летают. Очень давно эти дикие куры были приручены людьми. В течение многих веков шла работа по одомашниванию кур, и, отбирая то лучших несушек, то наиболее крупные экземпляры, человек вывел разнообразные породы. Породистые куры стали плохо летать. Одни из них — мясные породы, крупные, тяжеловесные, — совершенно утратили способность к полету. Лучше летают хорошие несушки: они легче весом и меньше ростом.

Закавказские, отчасти уссурийские и казахстанские куры живут в условиях, очень близких к природе. Этих кур не кормят, и никто о них не заботится. Они предоставлены самим себе — сами добывают себе пищу и часто далеко уходят от жилья человека, где сталкиваются с хищниками. Врагов у таких кур, как и у диких птиц — фазанов, турачей, — множество. Курятиной не прочь полакомиться шакалы, лисицы, дикие кошки. Куры отлично знают своих врагов и при первой же опасности поднимаются на крылья, летят в селение или садятся на высокие деревья.

Но все же от четвероногих хищников гибнет много полуодичавших кур, и, конечно, в первую очередь те, которые хуже других летают и не умеют быстро подниматься в воздух. Таким образом, среди домашних кур Закавказья, Уссурийского края и Казахстана в течение длительного времени шел естественный отбор: гибли особи, не умеющие приспособиться к местным условиям, и, напротив, выживали и сохранялись лучшие летуны.

ПО ПУСТЫНЯМ И ОЗЕРАМ КАЗАХСТАНА

Глава первая

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ОСЕЛ

Сегодня раннее майское утро. На большом речном пароходе я плыву вниз по Волге от Волгограда к Астрахани. После утомительного переезда по железной дороге в душном вагоне здесь так привольно! В этот ранний час на палубе ни души. Ласковый ветерок дует в лицо, блестит солнце, дымкой подернуты уходящие назад зеленые острова и желтые косы. И когда смотришь далеко вперед, где водная гладь соприкасается с небом, то кажется, что меж ними нет границы.

С твердым намерением написать о волжском просторе я сажусь за маленький беленький столик, вынимаю из кармана карандаш и тетрадку и собираюсь приступить к делу, но безуспешно. Не могу писать о том, что вижу, что меня окружает. Нужно забыть это, вновь воскресить в памяти после долгого перерыва, прочувствовать, и тогда писать будет легко и свободно.

А сейчас мне вспоминается другая река. С неприветливым плеском стремится она на северо-запад, порой подмывает крутой берег, и тогда глыбы земли с шумом валятся в желтую воду. По ее сторонам — цветущие в мае тугайные заросли с душистым белесым мхом да голубым джингилем. Это река привольного, необъятного Казахстана; называют ее Сырдарья.

Маленькая станция Кара-Узяк, расположенная в двадцати двух километрах от Кзыл-Орды, была для нас основной базой. Отсюда мы предпринимали постоянные походы, исследуя тугайные заросли, прилегающие к Сырдарье пустыни и сеть глубоководных озер, громадной дугой охватывающих эту местность.

Для нас, начинающих натуралистов, исследовательская работа была так интересна, что мы без всякого ропота мирились со всеми трудностями и невзгодами. Отправляясь в далекий поход, чтобы облегчить свою ношу, мы не брали с собой ни палатки, ни смены одежды, ни достаточного запаса продуктов. «Ничего, как-нибудь обойдемся», — успокаивали мы себя и бодро отправлялись в дорогу.

— Не годится лишать себя всяких удобств, — сказал нам однажды начальник станции, у которого мы поселились.

— Конечно, ни к чему, — подхватил эти слова один из местных жителей; звали его Виссарионом. — Ни к чему себя мучить, таскать на себе тяжести и ноги зря бить, когда для этого за два целкаша ишака нанять можно. Он и вещи увезет все, а сядете на него оба — тоже не откажется. На моего ишака раз пудов эдак на двенадцать убитого кабана привьючили, а ему хоть бы что. Домой торопится, трусит так, что ноги мелькают.