Василий Песков - Сорок дней в Африке Страница 6

Зеленые холмы… Я бы сказал, нежно-зеленые. Их много. Удаляясь, они становятся синими. Нежно-синими. Дымки между ними говорят о присутствии человека. Вспоминаем Хемингуэя. Он охотился в этих местах. Он не мог иначе назвать свою книжку. Зеленые холмы врежутся в память каждому, кто их видел. Холмы можно назвать горами — они достаточно высоки. Но они мягкие, как курганы. И зеленые. Внизу, на равнине, все пожелтело. Зонтичные деревья на фоне ближайшего из холмов кажутся черными. Облака за холмами остановились. Они спрессованы ветром, загустели и стали сизыми с розовым дымом по кромке. А холмы освещены солнцем и кажутся изумрудными. Мы знаем: там, где облака скручены в жгут, должна быть вершина Килиманджаро. Облака по пути с Индийского океана на запад упираются в гору и не могут перевалить.

Невидимый ветер выжимает из облаков ливни. А с другой стороны гор — большая сушь. И мы стремимся туда, где сушь. Еще час с небольшим, и, пожалуй, увидим Килиманджаро…

Мы увидели гору, когда идущие впереди нас машины уже засветились красными огоньками, когда холмы обрели очертания темных горбов и в покрытых туманами деревнях обозначились светом окна.

Темно-лиловые облака скрывали подошву горы. Выше их столбами клубились белые облака. И там, среди белого, виднелось спокойное, чуть розоватое место. Поначалу можно было только угадывать, что это снег на вершине. Но облака без солнца стали стремительно оседать: на темнеющем небе теперь уже четко виднелась вершина Килиманджаро. Я поглядел на часы — восемнадцать часов сорок минут. Столько же теперь в Москве. Шестнадцатое февраля. Метельное время. Заносы! А тут двое людей не могут тронуться с места из-за того, что увидели снег.

Душный вечер. Сидим у дороги и продолжаем глядеть, как гора выплывает из облаков. Мимо прошли двое пожилых африканцев. Один с копьем, другой держал за ноги курицу и играл фонариком. Где-то в темноте недалеко плакал ребенок. Несколько поостыв и приглядевшись к вершине, я подумал: если бы горы, как девушки, съезжались на конкурсы красоты и если бы тут, в тропиках, объявилась тройка камчатских вулканов, Килиманджаро не был бы назван самым красивым. Но сопки Вилюйчик, Ключевская и Корякская — сопки-невесты, сидящие взаперти, а Килиманджаро у всех на виду. Он прославлен в легендах, воспет писателями, поэтами и фотографами.

В городке Моши, лежащем у подножия Килиманджаро, в первый же вечер я увидел, как гора помогает людям выколачивать деньги. Словом Килиманджаро назывались улица, два магазина, гараж, гостиница, открывалка для пива, пирожное… С витрин, открыток, торговых проспектов, наклеек на чемоданах вперемежку со зверями и неодетыми женщинами глядел ледяной лоб африканской горы. Было что-то неприятное в предприимчивой суете. В душной гостинице я долго не мог уснуть. Этажом выше подвыпившие туристы отплясывали и бесконечное число раз повторяли в незатейливой песенке: «Ки-ли-манджаро! Ки-ли-манджаро!» Я поднял жалюзи и увидел при лунном свете Килиманджаро. Гора не знала человеческой суеты. Она молчаливо возвышалась над духотой ночи. Пепельные облака на плече у горы лежали неподвижными прядями. Всюду была чернота, а вершина от лунного света казалась зеленоватой.

Заповедник Микуми

Огромный череп слона стережет вход. Над воротами доска с аккуратно выжженной надписью: «Заповедник Микуми». Директор заповедника мистер Стивенсон чинит машину. На нем белые шорты и белая безрукавка. Руки по локоть в мазуте, но одежда остается безукоризненно чистой. Копаясь в моторе, англичанин ухитряется курить трубку.

— Русские?.. Ол райт!

Директор разрывает поданный Мишей конверт и начинает громко читать: «Дорогой Стив, эти русские журналисты — мои друзья. Прими их так же, как ты принимал меня. Хорошо бы им глянуть на заповедник из самолета…» С журналистом газеты «Стандард» мы познакомились в Дар-эс-Саламе и вместе провели каких-нибудь полчаса. Но такова профессиональная солидарность. Маленькое письмо-рекомендация делает свое дело.

— Ол райт, джентльмены, — директор свернул бумагу. — Я занят до вечера. Советую взять «лендровер» и оглядеться. А после шести я вас жду у себя в доме.

Пока готовят «лендровер», мы пьем пиво с двумя слоновыми бивнями на этикетке. Я делаю первый глоток и вдруг замираю. Ставлю кружку на стол и протираю глаза. Слоны! Восемь слонов. По луговине, между редкими курчавыми деревцами, они движутся к лагерю. Как тяжелые серые танки, идут, чуть колыхаясь. Между взрослыми мелькает спина крошечного слоненка. Он перископом поднимает из травы хобот и то и дело трется о ногу слонихи-матери.

— Они тоже хотят холодного пива?

— Пива не пива, — улыбается пожилая хозяйка лагеря, — а вот колонки, видите, огорожены. Это от них. В сухое время приходят ночью, дергают из земли трубы и обливаются…

Два километра от лагеря — и мы уже в гуще звериной жизни. Шесть буйволов с хлюпаньем выскакивают из лужи рядом с дорогой. Эти свирепые существа втоптали бы нас в землю, окажись мы тут без машины. Шесть пар рогов нацелены в нашу сторону. Великолепные, с узлами на лбу, рога! Охотничьи пули от такой головы летят рикошетом. Пока охотник досылает новый патрон, рога поднимают его на воздух. Такое бывало частенько. Охотники предпочитают столкнуться со львом, чем с этими существами, похожими издали на коров.

С любопытством детей глядят на дорогу жирафы. Машина их не пугает. Воловьи птицы, как дятлы, бегают по длинным пятнистым шеям. Но жирафам эта операция по отлову личинок, видимо, нравится. Кроткие, симпатичные существа. Кажется, родились жирафы где-то не на Земле и только волею случая оказались в царстве короткошеих. Две жирафы под деревом нежно трутся головами, как будто шепчутся. Но эти мирные существа умеют и драться. Во время гона самцы с размаху ударяют друг друга шеями. Побеждает, естественно, тот, чья шея окажется крепче.

Жирафы пасутся вперемешку с зебрами и с беспокойными антилопами гну. Ободранные слонами сухие деревья и фигуры зверей образуют живописные силуэты. Я то и дело говорю «стоп!», шофер Фабиан тормозит, и можно спокойно снимать. Крыша «лендровера» раскалилась, правда, как сковородка. Я ерзаю, но лучшей точки для съемки не надо желать. Я могу подняться и стать на крыше. И тогда совсем хорошо видно саванну. Видно, как рогатый самец антилопы импала вытянулся струной: преследует соперника, посягнувшего на гарем. Над травой белым облачком поднялись птицы-личинкоеды. Значит, близко хорошее стадо буйволов… И действительно, стадо голов в полтораста, задрав хвосты, несется от нас к воде.

Без дороги лучше не ехать. В любую минуту «лендровер» может по брюхо засесть в болотистом черноземе. Дорога определяет маршрут в заповеднике и скоро приводит нас к заросшему пруду, над которым сидят тысячи три черных угрюмых птиц. Они облепили сухие деревья и, кажется, целую вечность сидят тут, вобрав головы в плечи.