Лев Савров - Ах, эта Африка! Страница 6

— Вот так «мерд», — сказал Роже.

И тут вдруг попугай посмотрел искоса на Роже, как будто осуждающе покачал головой и отчетливо произнес: «Мерд!» Вилка выпала из рук Роже, а мы с Виктором открыли рты. Придя в себя, с восторгом начали произносить всякие простые слова с буквой «р», но попугай больше ничего не говорил, только свистел в ответ.

— Нет, он больше ничего не знает, — сказал Роже с сожалением.

— Для него и этого вполне достаточно, — заметил я, защищая любимца.

— Это необыкновенная птица, — сказал Виктор. — Он не только воспитанный, но еще пьянь и танцор. Пусть ест с нами, я не против.

С тех пор Петя всегда обедал с нами вместе и, между прочим, ни разу на столе не напачкал.

ГЛАВА 7

— Предлагаю отдохнуть немного и провести церемонию спуска на воду сегодня, — сказал я, отваливаясь от стола.

— Ага, и собрать вокруг добрую половину города, — немедленно возразил Виктор. — Им сегодня как раз нечего делать.

— А им всегда нечего делать, — вклинился Роже, — так что только глубокой ночью ты сумеешь обойтись без толпы. Да и не все ли равно?

— Ладно, — хмуро пробурчал Виктор, — но лучше без меня…

— Должны же мы проверить посудину на полный груз, — подытожил я.

Посудиной была допотопная нераскладная байдарка, которую я отрыл нечаянно месяц назад из-под кучи старого хлама в углу огромного ангара нашего «осколка колониализма», как мы называли хозяина отеля. Весь месяц я латал ее, заклеивал, зашивал и заливал гудроном, в результате чего она потяжелела раза в два и приобрела пугающий вид бурой свиньи с черными пятнами, только что вылезшей из грязной лужи.

Часа в четыре пополудни мы собрались во дворе, и я послал Алассана за носильщиками. Явились два молодца в одинаковых лохмотьях, да и по виду прямо братья. Они ухватились за нос и хвост лодчонки, быстро подняли ее и поставили днищем на головы. Байдарка немедленно сильно прогнулась, холстина угрожающе натянулась.

— Сейчас лопнет корыто, — спокойно прокомментировал Виктор. Я прыгнул под середину днища и поддержал его руками.

— Алассан! — закричал я. — Ищи третьего!

Не прошло и пяти минут как появился третий, но он был на полголовы ниже ростом первых двух. Роже сбегал к себе в квартиру и притащил старое одеяло, а Самба (он, Садьо и остальная команда уже, конечно, были с нами во дворе) приволок откуда-то дырявую кастрюлю. Низкорослый водрузил себе на голову сложенное одеяло и сверху кастрюлю, но я вовремя разгадал его глубокую задумку и запротестовал.

— Алассан! Объясни ему, что кастрюля продырявит краями лодку.

Алассан произнес убедительный монолог минут на десять с выразительной жестикуляцией, после чего низкорослый без возражений перевернул кастрюлю, положил сверху на ее Дно одеяло, а кастрюлю надел на голову. Голова влезла в кастрюлю целиком.

— Хотел бы я видеть, как он пойдет, — сказал Виктор.

— Надо оттопырить ему уши, тогда кастрюля будет держаться, — предложил Роже.

— Ничего, хозяин, он пойдет и так, — убеждал меня Алассан. — За двести монет он куда хотите пойдет.

— За двести я ее один до столицы донесу, — объявил Виктор.

— Вот и поторгуйся с ними, — сказал я, — а мы пока доску поищем. Эй, Самба, Садьо! Живо-живо какую-нибудь доску, только небольшую.

Компания с восторгом рассыпалась по нашему обширному двору, и через полчаса у моих ног выросла куча мусора, в которой я все-таки обнаружил вполне подходящий кусок фанеры. Кусок прилепили на голову коротышке, потом сверху поставили кастрюлю и положили одеяло, после чего он стал на полголовы выше крайних.

— Придется ему или приплюснуть голову, или отпилить ступни, — предложил Роже.

— Не надо, хозяин, — испугался Алассан, — он приседать будет.

И действительно, он до самой реки шел на полусогнутых.

Вместе с байдаркой я нашел в ангаре достаточно хорошее полу-весло, а второе смастерил сам. Теперь я попытался вручить Виктору мое творение.

— Нет, — сказал он. — Ты свою лопату неси сам. Такую уродину даже на похороны не возьмешь: покойник убежит. Я отдал мой шедевр Роже, которому было все равно.

— Ну, тронулись, наконец! — провозгласил я.

— Это точно, — пробурчал Виктор. И мы пошли.

К берегу вместе с нами подошла уже несметная толпа, которая волновалась, переживала и обсуждала наши шансы.

— Это они хотят спортом заниматься, — рассуждал один.

— Нет, — возражал другой, — они будут себя испытывать. Известно, что все тубабу немного сумасшедшие. Они всегда хотят все испытывать. Вот увидите, на этой смешной пироге они поплывут отсюда аж до самого моря.

— Как же они доплывут так далеко без припасов? Ведь в пироге места нет!

— А я вам говорю, поплывут! Им не нужны припасы, если надо, они могут две недели не есть.

Тут все начали спорить, выживем мы или не выживем. Мы, конечно, местного наречия не понимали (это Алассан мне потом уж пересказал), поэтому шествовали невозмутимо.

Носильщики вошли по колено в реку и плюхнули наш корабль на воду, подняв завесу из брызг, к полной радости окружающих. Я внимательно исследовал внутреннюю поверхность — пока течи не было.

— Садимся! — скомандовал я.

Алассан и носильщики крепко держали лодчонку, пока я усаживался в носовой части.

— Вперед, утопленники, — сказал Виктор, залезая в середину позади меня.

Роже тихонько и аккуратно примостился в корме. Жестом я показал помощникам отпустить байдарку. Они отпустили.

— Сейчас хлебнем, — сказал Виктор.

Не хлебнули, к счастью, однако от края бортов до поверхности воды осталось не более пяти сантиметров.

— Можно стартовать, — сказал я.

— Угу… если ветра не будет, — отозвался Виктор, — хорошо, что река сегодня такая гладкая.

Мы тихонько двинулись вдоль берега и против течения, которое в этом месте почти не ощущалось. Толпа замахала руками, закричала «ура!», мальчишки побежали за нами по песку до самых окраин городка. Потом мы наконец остались наедине с тишиной ленивой реки. Над водой нависали густые кусты, в которых чирикали какие-то птахи. На отмелях стояли столбами белые цапли. В излучине байдарка пересекла омут со скальным берегом, и в тяжелой малахитовой глубине раза два проплыла большая рыба. Мы гребли медленно и бесшумно, ощущая себя частью этой великолепной природы. Было жарко, вода на ощупь не давала никакой прохлады, Опять начались отмели и кусты. На ветках висели в послеполуденной спячке десятки самых разных змей, наверное это был «змеиный» год, потому что ни до ни после я не видел их в таком количестве. При желании мы могли дотронуться веслом до некоторых змеюк, но желания не было. Мне вспомнилось, как на прошлой неделе я в течение двух часов любовался, сидя на нашей террасе, Виктором, который стоял во дворе перед сараем и в каком-то оцепенении наблюдал, как тоненькая и длинная зеленая манговая змейка пыталась подняться по вертикальной стене. Это ей не удалось, и в конце концов она уползла за угол, а Виктор еще долго не шевелился.