Владимир Санин - Вокруг света за погодой Страница 6

Второй слой — стратосфера, отделенная от тропосферы государственной границей под названием тропопауза. Если на тропопаузе свирепствует крещенский холод, достигающий 80 градусов ниже нуля, то чем выше, тем… теплее. Благословим этот парадокс: он спасает жизнь на Земле. Оказывается, в стратосфере имеется слой озона, который активно поглощает ультрафиолетовые лучи; не будь этого слоя, поверхность нашей планеты превратилась бы в выжженную пустыню.

С высоты 55 километров над уровнем моря начинаются владения третьего слоя — мезосферы. Морозы здесь уже космические, спутники и ракеты зарегистрировали абсолютный минимум для атмосферы — минус 143 градуса. Честно говоря, холодновато.

На высотах от 80 до 800 километров господствует ионосфера. Она имеет огромное значение для радиосвязи, и я до сих пор себя проклинаю за то, что не записал размышлений Александра Васильевича на эту тему: в этот момент на швартовую палубу вытащили первую в нашем рейсе акулу и я буквально подпрыгивал на стуле, вслушиваясь в восторженные вопли новичков. Когда же вопли утихли, Александр Васильевич перешел к последнему слою. Он называется экзосферой и временами радует наш глаз полярными сияниями.

Пока все. О времени следующей лекции, уважаемые читатели, вы будете извещены особо.

Тропическое вино, акулы и киты

Мы уже вошли в тропики, солнце жарит с восьми утра. Личный состав загорает и пьет тропическое вино — две бутылки в неделю.

Медики установили, что в тропиках это очень полезно, и мне еще не приходилось встречать моряков, которые бы оспаривали этот тезис.

Впрочем, желающие могут вместо вина получать фруктовые соки — так под общий смех объявлено по трансляции. Неужели найдутся чудаки, которые сделают такую глупость? Ваше дело, хотите верьте, хотите проверьте, но такие чудаки нашлись: боцман Турутин и автор этих строк. Когда в час выдачи у артелки вырастала веселая очередь, мы старались приходить последними, чтобы легче было отбиваться от остряков. Боцман чувствовал себя более уверенно, так как остряк сознавал, что он может получить в руки швабру и на время лишиться желания острить, а вот мне доставалось за двоих. Поэтому, пользуясь мягким характером артельщика Володи Пученкова, я старался заполучить свою норму недели за три вперед.

Наша эскадра совершает меридиональный разрез, мы изучаем океан и атмосферу, следуя строго на юг, к экватору. Сотни приборов, антенны и локаторы задействованы на полную мощность, идет интенсивная научная работа. Пока что мои попытки принять в ней участие наталкиваются на глухое непонимание. Петя Пушистов, когда я предложил ему свою помощь, тут же забаррикадировался в каюте, Вилли же сделал вид, что воспринял мое предложение как шутку, восторженно рассказал о вечерних прогулках по Дерибасовской и скрылся, а Генрих Булдовский тактично промолчал, порылся в своих книгах, разыскал учебник по метеорологии для техникумов и посоветовал его проштудировать. «Вот увидите, вы это поймете», — не без некоторого сомнения вымолвил он.

Однако нашелся человек, по достоинству оценивший мои способности: повар Федор Федорович Федорей. Он без колебаний воспользовался моими услугами, когда я в числе свободных от вахты добровольцев явился в столовую команды лепить пельмени.

Пельменями и варениками нас баловали раз в неделю, и в добровольцах недостатка не было. Херберт Нийлиск и Март Тийслер — инженеры из эстонского отряда, оказались высококвалифицированными раскатчиками теста, повара готовили фарш и другую начинку, а десятка два рядовых необученных штамповали продукцию. Обычно мы объединялись за одним столом — Олег Ананьевич Ростовцев, его первый помощник Юрий Прокопьевич Ковтанюк и я. Лепка пельменей не требовала серьезного умственного напряжения, пальцы работали сами собой, и мы беседовали на разные темы. Разговор сегодня зашел о научном сотруднике Воробышкине.

Воробышкин принадлежал к тому типу людей, которые с исключительным вниманием прислушиваются к состоянию своего организма. Малейший сигнал какого-нибудь органа о неблагополучии вызывает у них крайнюю озабоченность. И хотя Воробышкин был отменно здоровым человеком, он, хорошенько прислушавшись, уловил страстный призыв о помощи, исходящий от его органов зрения. Проанализировав ситуацию, Воробышкин теоретически установил, что его систематически недокармливают витамином «А».

Кормили на «Королеве» сытно и вкусно, наши повара — Федорей, Алла Лиходкина и Галя Снежко — соревновались в изобретательности и готовили превосходные борщи, котлеты, гарниры и компоты. Поэтому жалобы Воробышкина поначалу принимались за юмор: «Вот остроумный мужик!», — но когда он затребовал витамин официально, капитан предложил судовому врачу Саше Осипову разобраться. И только что Олег Ананьевич доложил нам результаты осмотра. Врач установил, что зрение у пациента орлиное, но, поскольку он требует витаминов, врач не может остаться безучастным и переводит его с вина на соки.

В соках витаминов уйма, и исстрадавшийся без них организм быстро воскреснет. Как и следовало ожидать, такая перспектива Воробышкина не устраивала. Более того, она привела его в ужас. Он решительно отказался от соков и заявил, что витамин «А» будет добывать из печени акулы. И побежал на швартовую палубу.

За соседними столами слышат наш разговор и смеются. Оказывается, Воробышкин уже притащил в свою каюту останки акул и в нее не войти — запах бьет наповал.

В последние дни ловля акул стала на «Королеве» любимым развлечением. Уже открыли свой лицевой счет техник Анатолий Кошельков, начальник ракетного отряда Виктор Васильевич Быков и другие.

Акулы пока попадаются скромных размеров, чуть больше метра, но борются за жизнь они отчаянно, и вытащить их из воды не так-то просто.

— Скоро надоест, — уверяет Юрий Прокопьевич. — Через месяц вы будете на акул смотреть не с большим интересом, чем на золотую рыбку в аквариуме… Когда я плавал на «Витязе», — улыбнувшись, припомнил он, — в одном районе, где-то у островов Фиджи, было очень много акул, и их таскали десятками. Тропики, жара, «кондишена» в каютах нет, и мы спали на палубе, на раскладушках. И вот один механик поздним вечером, после кино, подошел к своей раскладушке, а на ней кто-то лежит. «Эй ты, проваливай!» — потребовал он, а спящий завернулся с головой в одеяло и не шевелится. Механик сорвал одеяло и в темноте нащупал что-то холодное. Поднял крик, все сбежались, осветили фонариком — на раскладушке лежала завернутая в парусину акула. Посмеялись, но некоторое время после этого происшествия механик слегка заикался.