Владимир Динец - Зима на разломе Страница 6

Конечно, она совсем ничего не умела, но от нее ничего и не требовалось

— ведь у нас было всего четыре часа, а за это время мне не пришлось упускать инициативу.

Я старался быть с ней помягче и не обучать вещам, которые шокируют ее будущих друзей — простых ребят турецкой глубинки. Конечно, самые невинные радости, с которыми у нас знакомы даже деревенские девчонки, я ей показал.

Надо было видеть, как она визжала от восторга, когда научилась двигаться сама, сидя сверху, как мотала в исступлении тяжелой гривой волос, стоя на четвереньках, как трепетала от каждого прикосновения моего языка, с каким жадным любопытством исследовала мой хвостик, робко притрагиваясь к нему кончиками пальцев…

Наконец в дверь постучали.

— Вставайте скорее, — крикнул Сэм. — Сейчас за нами приедет полиция!

Я оценил его мудрость. Таким способом он быстро выпроваживал девушек с яхты, не давая им повода обидеться на нас. Наверное, они будут с благодарностью вспоминать благородных разбойников, которые в минуту опасности прежде всего подумали о том, чтобы не скомпроментировать своих подруг.

Уже несколько дней с лежащего за горами Тавра плато скатывался сильный ветер. Он сдул теплую воду с поверхности моря, так что купаться было холодновато, но зато теперь стремительно погнал нашу яхту в открытое море.

Мы стояли на корме, глядя, как исчезают вдали огни побережья. Там, в ночной тьме, остались цветущие луга, уютные деревушки, величественные горы

— прекрасная Турция.

— Ты вернешься сюда? — спросил я.

— Не скоро. Обычно я гружусь в Мерсине.

— А Саиду навестишь?

— Нет.

— Почему? Не понравилась?

— Ты что! Такая девушка! Горячая, как верблюдица в марте!

— Тогда почему же?

В ответ Сэм процитировал Саади:

«Я ел хлеб разных народов и срывал по колоску с каждой нивы. Ибо лучше ходить босиком, чем в дорогой обуви, лучше спать под звездным небом, чем под потолком дворца. И еще скажу: на каждую весну выбирай себе новую дорогу и новую любовь.

Друг, вчерашний календарь не годится сегодня!»

Но я не мог так легко перелистнуть страницу. Все время, когда мы плыли по ярко-синему Средиземному морю, когда стояли в гавани древней Фамагусты, где под покровом ночи через дыру в заборе выносили в обход таможни наш груз и заносили новый — ящики с кипрским вином, я здорово скучал по моим очаровательным подругам. На узких улочках города и на свежем морском ветру они то и дело вспоминались мне, пока зарево огней Тель-Авива не появилось на звездном небе.

Бесстрашная и милая девчушка из поезда, так и не назвавшая мне своего имени.

Прелестная и страстная Лейли, которая, наверное, и сейчас не забыла нашу короткую встречу. И, конечно, оставшаяся в холодной зимней Москве Ира, по которой я особенно тосковал — ничего не мог с собой поделать. Судьба путешественника — то и дело расставаться с лучшим, что у тебя есть на свете.

Все не так, все неправильно в жизни у нас,

Плохо карты сдала нам зануда — зима:

Ты по мокрому снегу шагаешь сейчас,

Я на солнце валяюсь в зеленых холмах.

Горы Тавра цветами расписаны зря,

Я б тебе их нарвал — улыбнись хоть разок!

Без тебя чудо-краски мешает заря,

Без тебя гладят волны горячий песок.

Липким слизнем ноябрь ползет по Москве…

Я-то думал, что мир этот хитрый постиг!

Что мне проку в заливах, утесах, траве

Если ты не увидишь их даже на миг?

Все, чему научиться на свете я смог,

Не поможет тебя хоть на миг повидать,

Кроме грустного опыта дальних дорог:

Нет пути — остается плыть дальше и ждать.

Словно мошки в сети паутинной, висят

Полусонные люди в гремящем метро…

Веришь, горькою кажется даже роса,

Когда ты там одна в лабиринте сыром.

Просто так ничего не дано получить.

Почему мы судьбе непременно должны

В нашей жизни короткой все время платить Бесконечной зимой за минуты весны?

Будет март, и капелью февраль истечет,

До тебя я дотронусь, не смея вздохнуть,

И за все мы с тобою получим расчет,

Но потерянных дней нам уже не вернуть.

3. Тренер дельфинов

Многих моряков завлекли прекрасные русалки, и все они исчезли в пучине. Но были и такие, что избегали наваждения, способом ли Одиссея или каким другим.

Мы пришвартовались в Яффо, старой части Большого Тель-Авива. Был конец ноября, но море еще оставалось теплым. Несмотря на поздний час, несколько ребят с досками для серфинга плескались в прибое, стараясь выбраться за линию волнорезов. Пока Сэм ходил к телефону-автомату, я тоже успел искупаться, понимая, что через несколько дней станет слишком холодно. Вернулся кэп в сопровождении небритого араба на грузовичке, в который мы перегрузили все ящики.

— Когда ты придешь следующий раз? — спросил я Сэма.

— Весной. Это мой последний рейс, в декабре слишком часто штормит. Вот телефон Джафара, моего компаньона, он будет в курсе.

Мы тяпнули одну бутылочку и распрощались.

На первые несколько дней я рассчитывал остановиться у родственницы, жившей в пригороде Гиватаим, на другой стороне города. Прикинув, что до утра как раз успею дойти туда пешком, я отправился в путь по спящему городу. Небоскребы центральных улиц вскоре кончились, и потянулись жилые кварталы — белые дома с молодыми деревцами на крышах, тенистые платановые аллеи, маленькие парки, где в тени пальм бесшумно порхали на широких крыльях совы и похожие на больших летучих мышей крыланы, обитатели пещер и чердаков. В любое время года здесь чувствуешь аромат распускающихся цветов и молодой травки — недаром город назван Тель-Авив, «холм весны».

Полина, моя двоюродная тетя, приехала в Израиль с пожилым отцом и маленькой дочкой в самое тяжелое время, в конце 80-х, когда нахлынувшая волна иммигрантов совершенно затопила рынок труда, и устроиться по специальности было практически невозможно. Но Полина, видимо, оказалась более находчивой, чем другие, или меньше поддалась панике, охватывающей почти каждого, кто попадает в незнакомую страну и встречается одновременно со множеством новых для себя проблем. Она быстро нашла ту же работу, что и дома — страхового агента. Теперь трудные времена понемногу проходили, дочка заканчивала школу, а Полина осторожно приценивалась к строящимся квартирам. Только ее старенький отец никак не мог смириться с переменами и без конца всем рассказывал, как в один прекрасный день вернется в Россию.

Денег у меня почти не осталось, а Израиль — дорогая страна. Поэтому мне надо было как можно скорее начать зарабатывать, чтобы иметь возможность снять где-нибудь полкомнаты. В Тель-Авиве есть притоны для приезжих из России, где угол обходится совсем дешево. Сейчас, правда, там остается все меньше иммигрантов, но зато много людей, приехавших подработать, с гражданством или без.