Луи Буссенар - Охотники за каучуком Страница 64

— Так вот, друзья мои, — весело заключил неумолимый вождь, словно читая их мысли. — Думаю, в будущем вы не станете поступать так опрометчиво. Праздник окончен… Спокойно возвращайтесь к себе, перебинтуйте раны — смола дерева сассафрас[121] очень помогает — и ждите моих распоряжений. Вы свободны.

Все трое, дрожа, направились в свою хижину, сопровождаемые эскортом[122] негров. Довольные тем, что белые оказались в такой жалкой роли, охранники не жалели насмешек.

Диого, чьи раны обильно кровоточили, поспешил доверить себя заботам старой негритянки, сведущей в знахарстве, но вдруг заметил, что к нему бежит высокий негр. Он был обнажен до пояса и тяжело опирался на бамбуковую палку.

— Хозяин! — заговорил тот приглушенным голосом. — Эстевао послал меня к вам сказать, что завтра «Симон Боливар» будет в известном вам месте!

На лице Диого вопреки обыкновению появилась радость, когда он услышал слова задыхавшегося, взмыленного посыльного.

Бандит увлек еле державшегося на ногах человека за собой к хижине, повелительным жестом давая знать окружающим, что хочет остаться с прибывшим наедине.

По опыту зная, что лучше безоговорочно повиноваться, негры медленно разбрелись. Собираясь залить глаза, они двинулись к коммерческой лавке, шумно обсуждая на ходу драматические события дня.

Вскоре на площади остались только тела казненных, над которыми кружили слетевшиеся на добычу стервятники.

ГЛАВА 8

Сложности в снабжении Французской Гвианы продовольствием. — Нет скота. — Бычки из Пары. — «Симон Боливар». — Театральная труппа. — Ужасное путешествие. — Всеобщее пьянство на корабле. — В канале Мараки. — Плот. — Лоцман. — Капитана удивляет воздержанность вновь прибывшего. — Мель. — Ярость. — Рука Диого. — Капитан больше не хозяин на судне. — Захваченный корабль. — Планы чернокожего. — Почему в самом деле не республика? — Амазонский Гибралтар. — Сообщники. — Диого и Шарль Робен.

Вот уже двести лет существовала гвианская колония, а проблему обеспечения ее продовольствием так и не решили. Как это ни странно, колонисты были вынуждены обращаться за этим не только в соседние страны, но даже, и прежде всего, в метрополию.

Ежемесячно из Франции доставляли муку, всевозможные консервы: мясные, овощные, рыбные. Привозили в большом количестве картофель, лук и фасоль, а также — неизменную сушеную треску и топленое свиное сало, чтоб ее жарить. Словом, все — вплоть до сахара, кофе и шоколада.

Сто раз уже говорилось о том, что овощи и сахарный тростник произрастали здесь, практически не требуя ухода, что какао и кофе следовало только собрать, что гвианское побережье было, возможно, самым богатым в мире, изобиловало рыбой, а скот, особенно коров и свиней, в бессчетном количестве и без всяких дополнительных усилий со стороны человека кормила саванна. Тщетно! В колонии производилась лишь маниока. Из нее делали муку двух видов, хлеб негров, заменитель макарон на экваторе, составлявший вместе с сушеной треской, которой дали смачное название «бифштекс Новая Земля», основу питания местных цветных жителей.

Что же касается свежего мяса, предназначавшегося чиновникам, коммерсантам и военным, его вынуждены были доставлять из Пары — живых быков из Франции не привезешь.

Стоило запустить скот в саванну, и у нас было бы предостаточно великолепного мяса по цене пятьдесят сантимов за килограмм. Так нет, из каких-то, по-видимому, чрезвычайно сложных экономических соображений мы покупали его в Бразилии. Вот и выходило, что поставщики провизии, приобретя там говядину по цене от двадцати до двадцати пяти сантимов за килограмм, перепродавали ее потом по два франка или даже по два двадцать пять.

Счастье еще, коли вам удавалось купить его за такую цену. Если вы так или иначе не относились к администрации, то и не получали от правительства мяса, предназначавшегося лишь высшим, средним и мелким чиновникам. Свежатинки поедите… если останется на рынке. Упомянем еще, больше для порядка, дичь, отходившую постепенно в область воспоминаний, и рыбу, которую ловили некоторые освобожденные аннамиты — выходцы из Вьетнама.

Если эти продукты случайно и появлялись, то, уж будьте уверены, по умопомрачительным ценам.

Стало быть, несколько небольших шхун, называвшихся еще «тапуискими кораблями», были вынуждены сновать в Пару за бычками, а потом вдоль всего побережья с заходом в Кашипур, Кунани, Мапу и т. д., заодно забирая кое-какие изделия местной промышленности.

Однако ветра́, течения, приливы заставляли суденышки существенно менять курс, что могло нанести ощутимый вред продовольственному снабжению колонии. Поэтому была заключена сделка с поставщиками, вызвавшимися совершать на шхунах регулярные рейсы.

Это лучшее, что смогли придумать власти, пока саванны, уж во всяком случае, не менее красивые, чем в Паре, не были освоены животноводами.

Многие помнят, что еще совсем недавно, в те времена, когда разворачивались описываемые события на Спорных Землях, службу по снабжению нес береговой пароходик водоизмещением около трехсот тонн. Построенный специально для навигации по рекам и вдоль океанических побережий, он имел очень малую осадку. Металлический корпус и машина, допускавшая топку дровами, изготавливались на средиземноморском стапеле[123]. Такелаж[124] у него — как у трехмачтовой шхуны, а экипаж из десяти человек вполне справлялся с ходовой и машинной частью. Судовладелец дал пароходику имя героя борьбы за независимость в Колумбии — «Симон Боливар»[125].

Матросы и боцман, кочегары и механики на судне были чернокожие. Энергии у них хватало, а вот с дисциплиной дело обстояло неважно. На стоянках негры чрезвычайно охотно поглощали тростниковую водку и плясали до одури, вместо того чтоб грузить на судно товар или заготавливать для топки дрова из резофоры, отличное, между прочим, топливо.

Капитаном на пароходе ходил мулат Параэнсе, лет сорока. В прошлом — лоцман, владелец пароходов, оставшихся в игорных домах Пары или побережья, контрабандист, постоянно поддерживавший связь с отверженными Спорных Земель, долгие годы помогавший их побегам. Одним словом, сносный моряк и человек, абсолютно лишенный предрассудков.

Итак, в один прекрасный день «Симон Боливар» покинул порт Пару, загруженный как обычно — на палубе его стояло восемьдесят быков.

Кроме того, пароходик, обычно перевозивший лишь мирных жвачных, в этот раз имел на борту полдюжины пассажиров, и весьма неожиданных в здешних местах, а именно — театральную труппу.