Евгений Спангенберг - Заповедными тропами Страница 68

С некоторым удивлением, но без всякой тревоги я пошел по воде к краю тугайных зарослей, чтобы взглянуть, что творится кругом на открытой площади. Удивление мое возросло. Весь тугай был затоплен водой, она струилась сквозь густую поросль, ее уровень быстро поднимался. В следующую секунду, окинув взглядом обширную низкую площадь, поросшую тамарисковыми зарослями, я все понял и замер на месте: где-то прорвало плотину!

Кругом было полное безветрие, но впереди раскачивались верхушки кустарников, и оттуда доносился какой-то неясный шум. Над кустами с криком носились черные вороны и болотные луни. Они то и дело бросались вниз и схватывали с кустов какие-то живые комочки с длинными хвостами. Это, конечно, были грызуны-песчанки. Они выскочили из своих затопленных норок и, спасаясь от воды, влезли на ветви кустиков.

Я не стал смотреть на гибель песчанок, забыл также о буланом вьюрке и, не хуже кабана ломая колючие заросли, стал продираться сквозь тугай туда, где, по моим расчетам, должна была, самое большее в полукилометре, проходить железнодорожная насыпь.

Когда я наконец весь в ссадинах и в изорванной одежде выбрался из тугаев, вода поднялась уже выше моих колен и мешала быстрому движению. К счастью, железнодорожная насыпь была недалеко. Две минуты спустя я уже по пояс в воде двигался к сухой почве, радуясь, что расстояние быстро сокращается, насыпь все ближе и ближе, и вдруг остановился.

Влево от меня над водой возвышался небольшой, поросший травой барханчик. Оттуда доносилось истерическое мяуканье котенка. Еще раз я окинул отделявшую меня от насыпи воду, потом перевел взгляд на барханчик и круто изменил направление.

До сих пор не могу понять — защищался котенок или, напуганный водой, он видел во мне единственное спасение: едва я схватил его и попытался сунуть за пазуху, он всеми четырьмя лапами крепко вцепился в мою куртку.

Когда я подходил к насыпи, вода достигла моей груди. Забыв о существовании вдоль линии глубокой канавы, я окунулся с головой и, испытав таким образом все удовольствия, выбрался наконец на твердую почву.

— Какая прелесть! Смотрите, он весь помещается на моей ладони, а глазищи какие, а усы, — восхищались котенком, когда его шкурка просохла и я показал его семье начальника станции. — А какой цвет замечательный — он весь в пятнышках. Ведь таких пятнышек не бывает у домашних кошек. Они какие-то необыкновенные, глубокие, ну, как тут выразиться — словом, дикие пятнышки.

Невыносимая июньская жара загнала нас с приятелем в не совсем обычное место. «Ночуйте под резервуаром, — как-то сказал нам начальник станции, — там прохладно». Вот идея — как это раньше мы до этого не додумались!

Представьте же себе высокую водонапорную башню, сложенную из красного кирпича. Вы, наверное, не раз видели такие башни на железнодорожных станциях. Башня состоит из трех этажей, соединенных между собой железной винтовой лестницей. Наверху, под самой крышей, помещается огромный резервуар с водой. Вокруг него идет светлый коридор, освещенный большими окнами. Прямо под бассейном расположено другое, полутемное, помещение с двумя маленькими слуховыми окнами. Спуститесь отсюда вниз в первый этаж, и вы попадете в машинное отделение. В среднем полутемном помещении и устроились мы с приятелем. Ночью здесь было спасение от духоты, днем — от ослепительно яркого света, от горячего солнца.

— Когда же наконец приемщик с вагоном приедет? — возмущался я. — Ведь всю эту ораву скоро кормить нечем будет, июль на носу, а им и дела нет!

В том году, используя летние каникулы, мы, студенты, жаждущие пожить среди природы, забрались в глухой уголок Средней Азии и собрали крупную партию живых животных. Они предназначались для Аскании-Нова и зоопарка Москвы.

Сколько труда вложено, а в Москве и Аскании-Нова совсем не торопятся. Не могут понять, наверное, что для корма птиц не хватает рыбы — ведь один рыбак на всю станцию, а издалека не привезешь в такую жару. А тут еще подросшие каравайки и колпики не давали нам ни минуты покоя.

Просторный загон, снабженный мелким бассейном и обнесенный высокой камышовой изгородью, стал непригоден для содержания наших питомцев, как только они научились летать. Кто же мог подумать, что нам придется так долго сидеть в Средней Азии! Мы затянули сверху загон рыболовной сетью. Но она была старая и настолько изодранная, что наши питомцы легко вылетали наружу. Правда, ни одна птица не улетела совсем, но, вылетая ранним утром из помещения, они доставляли массу хлопот и не давали нам нормально выспаться.

Два местных поезда ежедневно останавливались на нашей маленькой станции. Как они отличались один от другого! Около полудня приходил поезд с юга. Из раскаленных вагонов с шумом высыпали на платформу пассажиры. Они спешили к водопроводному крану, обливались водой, покупали жареных сазанов. Два звонка, шумная посадка, свист и шипение паровоза, и вновь все стихало.

Чуть брезжил ранний летний рассвет, когда к станции подходил поезд с севера. Но какая поразительная тишина. Не слышно суеты, голоса человека. Пассажиры и жители станции, наслаждаясь прохладой, спят крепким утренним сном. Вот два звонка, свист паровоза, поезд двигается с места, и стихает шум уходящих вагонов. Проводив поезд, мимо нашей башни не спеша проходит дежурный по станции. В тишине утра под его подошвами громко скрипит песок.

— Евгений Павлович, Сергей Павлович, — на всю станцию кричит дежурный, — колпики улетели!

Как встрепанные, по этому сигналу вскакивали мы с постелей и спешили наружу. И, за редким исключением, это повторялось изо дня в день в течение почти целого месяца. Если бы знал читатель, как раздражал меня в то время крик дежурного и с каким удовольствием мы иной раз вспоминаем его теперь, болтая с товарищем о нашем прошлом.

В одно раннее утро не то по привычке я сам проснулся, не то меня разбудил шум подходящего поезда. Повернуться на другой бок и продолжать прерванный утренний сон было единственным моим желанием. «Но, наверное, опять колпики улетели, — мелькнуло с моем сознании. — Уж лучше я подожду отхода поезда».

— Товарищ дежурный! Тут у вас на станции живут москвичи? — сквозь непреодолимую дремоту услышал я как будто знакомый голос. «Кто-то приехал к нам», — подумал я, но без привычного оклика дежурного так и не смог оторвать от подушки голову.

— Сергей Павлович, Евгений Павлович, — уже после ухода поезда услышал я голос дежурного и вскочил на ноги. — Вам записка на этот раз, — закончил он свою фразу.

Я поспешно оделся, сбежал вниз и открыл наружную дверь.