Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов Страница 70

Тремя гвоздями программы спортивных соревнований были народная борьба, соревнования лучников и конные состязания.

Борьба проходила с соблюдением старых монгольских церемоний. На большом стадионе появились команды в необычных праздничных нарядах. Борцам нельзя выходить на место борьбы с непокрытой головой. Поэтому несколько молодых участников соревнований, из-за отсутствия предписанной традиционной шапки, вышли на площадку борьбы в войсковых шапках. На арену участники входили танцующим шагом, исполняя плечами движения, подобные полёту орла, танцуя, обошли секундантов, затем остановились для борьбы. Каждый из участников имеет своего секунданта, который соблюдает предписания борьбы, убранного также празднично. Правила монгольской борьбы очень суровы. За малейшую неделикатность дисквалифицируется участник, а простое касание земли телом достаточно для проигрыша. Особенно сильными эмоциями сопровождали зрители, наблюдая одну из пар участников. Все смотрели с напряжённым вниманием, а некоторые выбегали даже на спортивную площадку, не обращая внимания на других дерущихся. Впрочем, победил более молодой из участников. Победивший снова танцующим шагом, подражающим движению крыльев, обошёл сперва своего секунданта, а затем побеждённого. Тот обнял внезапно и поцеловал победителя. Сорвалась буря аплодисментов. Я узнал, что это боролись отец с сыном. Оба являются членами известной семьи борцов. Старший, который сегодня проиграл в борьбе с сыном, был когда-то известнейшим борцом.

За ареной стадиона проходили соревнования лучников. Собравшиеся рядом с целями участники приветствовали каждое попадание громким пением.

Наблюдая натягивающих тетиву и отличающихся острым зрением участников, я задумался, не перед этим ли оружием трепетали когда-то народы от Японии до Австрии, от Сибири до Явы.

Кроме народных видов спорта, лучшие монгольские команды и пребывающие здесь заграничные коллеги померились силами в мировых спортивных дисциплинах. Немного времени осталось нам на осмотр этих соревнований, так как мы уже должны были готовиться к дороге.

Коллега Кёхальми поехала ещё на несколько дней в северную Монголию в целях поиска очень интересной группы монголов – хамниган.

Время нашего пребывания в Монголии закончилось. Прощальный ужин прошёл в очень праздничной оправе. Присутствующими были все наши монгольские друзья. Провозглашено было множество речей. Мы подарили Комитету Наук привезённый с собой подарок – фотоаппарат «Эксакта». В полночь проводили нас до наших покоев, где нас ждали милые презенты.

Коллега Кёхальми перед выбитой в скале надписью

Вскоре утихли шаги в коридоре отеля, а мы остались одни. Сидели в покое, не отзываясь. Ощущали свои головы, переполненные впечатлениями, полученными здесь в период минувших трёх месяцев. Мы не говорили ни о каких деталях, потому что имели очень много нового материала для приведения в порядок, а особенно потому, что наш небольшой «ансамбль» в короткое время так «сыграл», что наиболее часто всё было понятно без слов.

Теперь было нужно попрощаться не только с Монголией и монголами, которых мы очень полюбили, но также с товарищами по путешествию. Так как моя дорога вела в Пекин, а Кёхальми и Кара возвращались прямо домой. Поздней ночью завязался у нас постепенно разговор. Не помню, кто первый промолвил:

– Теперь, по крайней мере, мы знаем, сколько проблем можно и нужно в будущем ещё исследовать.

Однако не продолжили мы этого вопроса, так как были очень далеки от его реализации. Только то установили мы, что за мёртвыми буквами, книгами и за законами науки замечаем мы также часть жизни. Если мы с этой минуты будем читать о пастухе на коне, перед нашими глазами появится один из наших знакомых, несущийся к нам по бесконечным степям и даже соскакивающий с коня, входящий в юрту и показывающий нам свой домашний очаг, свою семью. Улан-Батор уже будет для нас не только чёрным кружком на карте, но будет это площадь Сухэ-Батора, «Большой театр», Богдоуул, а за этим всем – фабричные трубы.

Не хотелось нам спать. Я передал ещё коллегам вопросы для решения, вести для знакомых, письма на родину. Потом вбили мы последний гвоздь в стоящие рядом ящики, наполненные собранными материалами, и легли спать.

Утром караван машин проводил нас в аэропорт. Ещё одно прощание, и через минуту я был уже в самолёте, летящем в Пекин, улетающим на несколько минут раньше, чем самолёт до Иркутска.

13. В Пекине

Самолётом над пустыней Гоби. Удивительная река. Как называется по-китайски Тибет? Пекинская улица. Ем палочками. Львы мотивом декоративным. В гроте китайца, насчитывающего пятьсот тысяч лет.

Самолёт оказался вскоре между тучами. Внизу медленно исчезали так характерные для монгольских ландшафтов резко обрисованные, без деревьев, поросшие зелёной травой горы. Вскоре их место заняла голая пустыня. Но пустыня Гоби не является монотонной. Большие плоскости исчерчены разнообразными контурами высохших русел рек, пропастями, песчаными дюнами и пригорками. Во впадинах между дюнами здесь и тут бесчисленные островки травы пробуют бороться за существование. Пустыня выглядит как ландшафт на луне, но не полностью лишённый жизни. Даже в самом большом пустынном месте внезапно появляется несколько верблюдов, а вдоль речушки тянутся кое-где зелёные чётки зарослей. Потом неожиданно появляются несколько маленьких юрт и мазанок, вокруг которых – по крайней мере, так кажется с высоты – не видно проявлений жизни, всё жёлтое, мертвеннобледное.

Самолёт начинает медленно снижаться. Мы находимся ещё в Монголии. Оказываемся на аэродроме через несколько минут, чтобы машина могла собраться для совершения последнего наиболее тяжёлого пустынного участка. С аэродрома трудно что-то увидеть в расположенном вдали городке. Только после нескольких месяцев удалось мне узнать его поближе.

Плита аэродрома выглядит в краю песка как остров. Куда достигал взгляд, везде до горизонта расстилались жёлтые хребты и долины песка, уступая взаимно место друг другу. Недалеко проходили такие худые верблюды, что рёбра их мало не пробивали растрёпанной шерсти.

Летим дальше. Сильно разогретый пустынный воздух ужасно швыряет самолёт. Менее отчаянные пассажиры привязываются поясами к сиденьям. Китайская стюардесса угощает нас конфетками. В первый момент обнаруживаю внизу маленькие озёрца. Приглядываюсь лучше к поверхности земли и вижу огромное болотистое пятно, на берегах которого блестит что-то влажное. Блестящие пятна становятся более частыми, медленно сливаясь в широкую ленту. Внезапно на дне этой ленты замечаю воду! Вдоль речного русла расположены небольшие китайские поля и сады. Мы находимся над Китаем. Сперва регулярные прямые линии каналов со сборниками воды, а позже зелёные, тонкие, как тесёмки, лоскуты земли означали, сколько вложено здесь человеческой работы. Так, как по противоположной стороне пустыни Гоби широко тянутся бескрайние пастбища, здесь ведётся борьба за каждую пядь возделанной земли. Характер ландшафта полностью изменился: человек судорожно держался около земли. Уже оттуда, сверху, было видно что-либо из того, что в течение тысячи лет сформировалось по причине разницы между кочевым и оседлым образом жизни. Здесь даже природа другая. До сих пор я думал, что такой приятный для меня настрой китайских пейзажей – это результат художественного восприятия ландшафта и техники его выражения. Я отдавал себе отчёт, что китайская пейзажная живопись – это скорее художественный стиль, чем действительность. Но теперь, даже уже в самолёте, дошло у меня до убеждения, что игра света и тени, шкала пастельных цветов, деликатность и мягкость скульптуры местности и колорит растительности диктуют настроение, которое китайские пейзажи возбуждают у человека.