Когда уходит печаль - Екатерина Береславцева Страница 8

занимать… Вечером заходил Вася, предложил пойти в театр, мол, как раз успеем, а я и не знаю даже. С одной стороны, любопытно, я ведь ни разу в театре не была, а с другой – вдруг что-то пойдёт не так и мы опоздаем на поезд? Вот этого я боюсь больше всего на свете! Почти все мои ночные кошмары связаны с тем, что мой родной состав убегает в далёкую даль, а я, несчастная, остаюсь на перроне и реву ему вслед в три ручья. Мне кажется, это вообще самое страшное, что может произойти со мной в жизни. Наверное, это сродни тому, как если бы обычный человек лишился своего родного дома и остался без ничего на улице. Смертельный ужас! Нет, не пойду в театр, ни за что не пойду!..»

Всё здесь казалось ей удивительным. Начиная с совершенно роскошного гардероба, с которого, как она знала по книгам, начинался любой театр, и заканчивая не менее роскошным красным занавесом, скрывающим за собой тайну. Им с Васей невероятно повезло с билетами. Нет, сначала они, конечно, расстроились, когда подошла их очередь в кассу. Солидная дама-билетёрша чуть ли не у виска пальцем покрутила – мол, вы что, молодые люди, у нас за полгода до спектакля все билеты раскупают! Но потом, когда они, приунывшие, топтались у входа и уже собирались уходить, вдруг к ним подошла какая-то женщина и, понижая голос, предложила купить два билетика «по совершенно смехотворной цене». Будто бы её муж задержался на работе, а ей одной в театр не хочется идти. Вася тут же и выхватил два заветных листочка, взамен отдав половину своей зарплаты – «ты не представляешь, как нам повезло, Любаш!», – и они, счастливые, забежали внутрь. И вот теперь Люба с щемящим от детского восторга сердцем во все глаза смотрела на этот прекрасный бархат, обрамлённый золотым узором, ожидая чуда.

И чудо произошло. Под затихающий гул зрителей занавес разъехался и взглядам открылась сцена, на которой очаровательная актриса раскланивалась перед публикой – но не перед той, что сидела сейчас в зале, а перед небольшой группой людей, находящихся в глубине сцены. К актрисе летели цветочные букеты, радостные аплодисменты, и эти аплодисменты были подхвачены настоящими зрителями, пришедшими на спектакль «Таланты и поклонники» в московский театр. Люба восторженно рукоплескала вместе со всеми, а потом, когда началось основное действие, не отрывала завороженных глаз от сцены. Так и просидела весь первый акт и даже не согласилась выйти из зала в антракте, чтобы не расплескать это трепетное чувство сопричастности к прекрасному, впервые тронувшее её чистую душу. Второй акт пролетел в таком же восторге, а в конце она просто расплакалась – от безграничной жалости к Пете и Мартыну Прокофьичу и от яростного укора, обращённого на главную героиню Сашу. «Как ты могла, как могла!» – шептала про себя Люба, глотая слёзы.

– Люба, это же просто спектакль! – тихо сказал Василий, смущённый таким её проявлением чувств.

– Ничего ты не понимаешь, Вася! – хотелось ответить ей, но она промолчала, продолжая неистово хлопать вышедшим на поклон актёрам. Ей было горько, ей было больно, и ей было очень сладко от вихря чувств, захвативших её. И всю дорогу потом до вокзала она молчала, как ни пытался Вася её разговорить. И, притихшая, долго сидела в своём купе, обращая взгляд внутрь себя и вспоминая, вспоминая… Но потом, когда привычность мира вновь вторглась в её жизнь, она настроилась на знакомую волну и поплыла по течению, превратившись в знакомую всем доброжелательную и разумную Любу. К часу ночи, когда все пассажиры разместились на своих местах и все дела были переделаны, Люба взяла в руки заветную тетрадку, посидела с ней в обнимку, но, так ничего и не написав своим округлым ученическим почерком, убрала наверх и легла, накрывшись одеялом. Ей снилась сцена, она – в главной роли и какой-то мужчина в маске, прикрывающей его лицо, рукоплескал ей с первого ряда партера и кричал: «Браво, Любочка, браво!»

Глава 8

– Эй, проводница! Глухая, что ли?

Люба вздрогнула и обернулась. На какое-то время она ушла в свои мысли, застыв с кружкой перед титаном. Но громкий женский голос, в котором неприкрыто сквозило раздражение, вывел её из задумчивости.

Перед Любой стояла ярко накрашенная фигуристая брюнетка лет сорока – в обтягивающем блестящем платье и на высоченных каблуках.

– Слушаю вас, – ровным голосом отозвалась проводница.

– Где тут вагон-ресторан, туда или сюда?

– Направо, – указала направление Люба. – А вы, простите, с какого вагона?

– С какого! – презрительно передразнила брюнетка. – Правильно говорить «из какого»! Ты в школе вообще училась?

И столько неприкрытого хамства было в её голосе и словах, что у Любы невольно сжались кулаки.

– Не училась! – с вызовом ответила она.

– Оно и видно!

– А вас, похоже, тоже не до конца выучили! Что такое вежливость, знаете?

– Это ты мне? Мне?! – ахнула красотка. – Да я… Да меня вся страна знает! Меня вон даже в Голливуд приглашали сниматься, но я отказалась! На мои спектакли со всего мира ездят! А ты кто такая тут? Необразованная девка «подай-принеси»! Да я…

Она не успела договорить, потому что её перебил звонкий голос Алины, проводницы соседнего вагона «люкс», бегущей к ним по проходу.

– Виолетта Борисовна!

Брюнетка пренебрежительно отвернулась от Любы.

– Виолетта Борисовна, ну зачем вы сами, зачем! Я же сказала, всё вам принесу сама! – Запыхавшаяся Алина, подбежав, улыбнулась своей пассажирке услужливой улыбкой. – А вагон-ресторан вообще в другой стороне!

– Меня уж просветили тут… некоторые… – процедила брюнетка, бросая на Любу презрительный взгляд. – Я на вас жаловаться буду, милочка! Самому начальнику поезда, понятно вам? Живо вылетите со своего нагретого места! Грубиянка!

– Кто, Люба? – округлила глаза Алина. – Да вы что, Виолетта Борисовна, наша Люба – сама вежливость…

– Вежливость! – вскричала негодующе пассажирка. – Ваша Люба хамка и дура, как, собственно, и все её товарки! Да что с вас возьмешь! Одно слово – проводницы!

Вложив в последнее слово совершенно уничижительный смысл, брюнетка резко развернулась и, грубо оттолкнув Алину, понеслась по проходу обратно.

Девушки переглянулись.

– Вот гадина! – тихо произнесла Алина.

– А кто она такая вообще, Алин?

– Артистка! – презрительно процедила проводница. – Прыгает из сериала в сериал, как… проститутка. Я-то думала, она человек, расстилалась перед ней, а она… Ладно, Любаш, пойду. И прослежу, чтобы она правда чего не выкинула, а то с неё станется, такая хамка и до начальника может дойти, чтобы только напакостить хорошему человеку. Лучше бы я в плацкарте как ты работала, чесслово! Чем