Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую - Ирина Летягина Страница 8

позвонил родителям и попросил забрать его, он больше не мог вынести сюжета дня сурка. Они забрали его в родительский дом. Так он оказался в Гранаде. Несколько месяцев были похожи на сон: тошнота от антидепрессантов, нежелание делать что-либо, отсутствие сил и интереса к происходящему. Но забота родителей и любовь к музыке сделали свое дело. Когда мы встретились, он уже был барабанщиком в группе, которая играет фламенко. Новый стиль, другие ритмы, вызов на «слабо» и «получится – не получится» растрясли его тоску. Надеюсь, скука и нежелание жить больше его не настигнут, и он выпутается из любых передряг без помощи транквилизаторов. А для себя я поняла, что даже любимая работа не может застраховать от разочарований в жизни.

Уличные музыканты. Maлага

Из Гранады мы уехали в Малагу вместе с журналистом. В Малаге я сразу побежала в дом-музей Пикассо. После закрытия музея, ошеломленная его работами, я бессмысленно слонялась по улицам Малаги, пока не услышала гитару с аккордеонными переливами. Словно мышь, идущая за дудочкой мышелова, я пошла на звуки музыки и через минуту увидела двух бродячих музыкантов. Они сидели возле собора прямо на мостовой. В открытом футляре для гитары лежала жалкая горстка мелочи. Рядом с футляром спал пес, такой же бродячий, как и исполнители божественных звуков, которые привели меня туда.

Парень был таким же рыжим, как и я, с волосами, заплетенными в дреды. Увидев во мне сестру по цвету волос, он принялся с упоением рассказывать, что в Лондоне его кожа становится белой, в Скандинавии его глаза меняют цвет и превращаются в серые, а в Греции – в зеленые, а сейчас в Испании они снова стали голубыми. А еще на лицо вернулись веснушки, и волосы выгорели почти до оттенка «натуральный блондин». Он играл на гитаре.

В глазах девушки было что-то потустороннее, шизофреничное, сумасшедшее. Она была такой утонченной, с темной кожей и белыми зубами на контрасте, с тонкими запястьями, которые управляли ее ладонями, бегающими по клавишам инструмента. Она была одета в аляпистые штаны и вытянутый свитер крупной вязки. На ней любая одежда выглядела бы хорошо. Наверное, еще лучше она выглядит без одежды. Она держала на коленях аккордеон.

Они были пьяны и довольны. В музыкальных партиях он был лидером, она на подхвате. От него пахло немытым долгое время телом, дешевым пивом и грязными волосами. От нее пахло пылью улицы. Они играли словно завороженные. В момент, когда он начинал перебирать струны, а она растягивать мех, внешний мир для них обоих переставал существовать. Они закрывали глаза и погружались в музыку, становясь самой музыкой. Кроме музыки, ничего не существовало для них в эти мгновения чистого творчества. Когда они играли, от них веяло демонической разгильдяйской свободой. Когда наплевать на требования социума, условности и статусы, внешний лоск и маски. Когда все роли, ужимки и потуги быть кем-то становятся ненужными. Он и она – в первую очередь люди, рожденные на этой планете. Они не работники, не дети своих родителей, не супруги. Они есть. И этого у них было не отнять ни пыткой, ни подкупом. Они просто есть.

Я смотрела на них и думала: ведь и я есть. И пообещала себе помнить об этом всегда: в городе и деревне, перед алтарем и во время родов, в суде, в запарке, на отдыхе, утром и перед сном. Я есть. Я просто есть.

И конечно же, я танцевала под их музыку. Как я могла не танцевать под эту гитару, на которой играл сумасшедший рыжий? Как я могла не танцевать под аккордеон этой темнокожей красотки? Я танцевала с закрытыми глазами, следуя за звуками двух разгильдяев.

В тот вечер я поняла, что меня привлекает в бродячих музыкантах. Это львиная доля обаяния, непринужденности и невозможности их уязвить. Они такие, потому что хотят такими быть. Они ветер в поле, они вода в ручье. Их нельзя удержать контрактом, нельзя заставить играть ту музыку, что им не по душе. Они не вино, их не выстоишь, не подогреешь, не разольешь по бутылкам и не продашь на базаре. Они как родник. К роднику можно прийти напиться и отправиться восвояси. Они птицы, поющие когда вздумается, питающиеся маковыми росинками, не вьющие гнезд.

Рыжий на прощанье обнял меня так крепко, что у меня дыхание перехватило. Музыкант сказал, что отдает мне свою силу, чтобы я смогла перейти океан. Я буду вспоминать эти слова еще много раз в течение года моих странствий. Бродяги знают толк в объятиях. Скорее всего, они больше никогда не увидят человека, который за такое короткое время полюбился. Они обнимаются так, словно это объятие последнее в жизни. И говорят только о том, что считают важным. Наверное, потому, что они избавились от иллюзий, что они властелины времени и что у них есть завтра.

Я удалялась прочь от этого собора, этой мостовой, этой сонной бродячей собаки, ошеломленная встречей с музыкантами не меньше, чем встречей с Пикассо. Вот так бывает: люди, которых я знаю несколько минут, могут дать мне так много, сделав так мало.

Дизайнер пальм. По дороге к Гибралтару

От Малаги до Гибралтара было уже рукой подать. Журналист подбросил меня до заправки на выезде из города. Он вытащил из мусорного бака картонку от пиццы, на которой осталась пара маслянистых следов от ветчины. Выцветшим синим маркером он написал на ней заветное слово «Gibraltar», пожелал мне добра и уехал в Мадрид. Уже через две минуты удача улыбнулась, и передо мной остановился маленький испанский автомобильчик. Молодой парень за рулем. Я ни слова по-испански, он ни слова по-английски. Классика жанра. Пальцами я пыталась объяснить: мол, Гибралтар, сигареты, обезьяны, лодки, скала, казино, англичанки. Бесполезно. Я показала карту на телефоне. Он увидел в моем телефоне русские буквы и заговорил на родном: «О, по-русски можно!». Я просияла. За последние две недели я ни разу не говорила по-русски, а тут такая удача.

Нам было по пути. Отлично. Мы разговорились. Андрей уехал из Украины с семьей, когда ему было восемь. Его семья жила недалеко от места чернобыльской катастрофы, здоровье отца ухудшалось из-за этого. Однажды на семейном совете они решили сменить место жительства и уехали в… Буэнос-Айрес. Без языка, без знакомых, без больших сбережений. Уехали в Аргентину, потому что только туда дали визу. Начали с нуля: работали как могли, детки ходили в школу, учили язык, родители