Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл Страница 83

Те из моих земляков, которые, как М. Р., остались на Таити, с гордостью вспоминают о первых годах, прожитых здесь. Они сумели преодолеть такие трудности, каких не могли себе представить, когда уезжали на манящий остров Таити, и теперь пожинают плоды своей деятельности.

Все таитянские чехи обзавелись семьями. И у каждого, за исключением руководителя музыкальной школы, женатого на японке, жены — полинезийки. Дети их наполовину полинезийцы. А внуки чаще всего уже на три четверти. И все же, когда я побывал у одного из моих земляков в окрестностях Папеэте, то увидел малышей со смуглой кожей, прекрасными таитянскими глазами и не умеющих произнести ни одного слова по-чешски. Тем не менее зовут их Пршемысль и Либуша. А ведь такие имена не выговорит ни один полинезиец, каким бы гибким ни был его язык.

ТАИТЯНСКИЕ КОРОЛИ

Недалеко от дома, где живет дед таитянских Пршемысла и Либуши, находится здание, которое служило одной из целей моего посещения Папеэте, — Этнографический музей со знаменитым «Обществом океанийских исследований». В его библиотеке я провел многие часы. Не менее тщательно знакомился я с предметами материальной культуры таитян и жителей других островов Французской Полинезии.

Но самые интересные экспонаты можно увидеть в Мамаа, расположенном за рекой Палева в восточной части Папеэте. Здесь находился таитянский Этнографический музей до того, как он перебрался в здание на улице Бреа.

В новые выставочные залы перенесли все экспонаты из Мамаа, кроме двух тики — огромных каменных статуй из Раиваваэ, островка, расположенного в южной части Французской Полинезии. Естественно, что меня заинтересовали эти тики, родина которых находится между Раиатеа и островом Пасхи. Мне захотелось даже забрать тики с собой в Прагу.

Но если бы я и имел такое право, если бы мне позволили это сделать закон и главным образом научная этика, то и в этом случае я не нашел бы ни одного таитянина, который согласился бы помочь мне увезти статую.

Первый человек, осквернивший подобной перевозкой каменные тики, был капитан Хиггинс, переправивший их на своем корабле с Раиваваэ в Папеэте. Стоило ему передать «священный» дар музею, как капитан тут же скончался. Его отравили колдуны с Раиваваэ. Наказание за святотатство, за осквернение полинезийских богов понесли и все остальные матросы, принимавшие участие в перевозке тики. Вскоре после того, как эти моряки пустились в новое плавание, их корабль без видимой причины погрузился в океанскую пучину и вся команда погибла. И весь Таити знает, верит, убежден — это была кара богов!

Итак, я не мог забрать с собой эти замечательные тики и ограничился тем, что сфотографировал статуи.

Одна из главных достопримечательностей полинезийского Папеэте — дворец таитянских королей. Деревянное, на первый взгляд малоинтересное здание с большим балконом и часами. Его возвели во второй половине XIX века, причем каждый взрослый на острове обязан был пожертвовать на его строительство два франка.

В наши дни королей на Таити нет, и во дворце разместилась французская администрация. Невдалеке находится знаменитый «Сад королей». Здесь в день похорон последнего таитянского короля его сын, принц Хинои, передал символ наследственной власти — королевский штандарт — командиру французского крейсера.

Раз уж мы вспомнили о таитянском короле, то следовало бы, вероятно, рассказать и о том, каким было социальное устройство этой части Полинезии. Все таитянское общество делилось на несколько значительно отличающихся друг от друга по своему положению групп. Большую часть населения составляли манахуне — свободные граждане простого происхождения, которые, как правило, обрабатывали мелкие земельные участки, переданные им в наследственное пользование вождями.

Манахуне своим трудом содержали все остальное население Таити. На средней ступеньке общественной лестницы находились раатира, своеобразные полинезийские «мелкопоместные дворяне». Сами они на земле не работали, используя для этой цели манахуне или рабов. Раатира занимали низшие должности при дворе местных вождей.

Различия существовали и в среде самих вождей. Ко времени прихода европейцев на острове были две категории вождей: низшие — арии рии, которые владели частью земли; высшие — верховные вожди — арии мароруа, то есть вожди Красного пояса, который здесь, как и на священной Раиатеа, считался символом «высшего достоинства». Иногда «потомков верховных полинезийских богов» таитяне называли также арии нуи — «великие вожди». Это были «священные» существа, к которым остальные люди не могли даже прикасаться. Им же номинально принадлежала вся земля той области, где они правили. Но в действительности арии нуи делили землю среди арии рии, которые управляли отдельными частями этого «племенного государства». А те, в свою очередь, раздавали участки манахуне, которые обрабатывали их. Ни верховные, ни низшие вожди, естественно, никогда не работали. Они жили за счет налогов и податей, выплачиваемых манахуне за право обрабатывать землю, принадлежащую господам.

Власть и положение арии нуи всегда наследовал лишь первенец верховного вождя. Если же вождь не имел потомков мужского рода, то освободившийся трон занимал старший среди братьев вождя. Во всей Полинезии, но особенно здесь, на Таити и прилегающих островах, местная аристократия придавала огромное значение перворождению, примогенитуре.

Исключительное, «полубожественное» положение первенец занимал с самого дня своего рождения. Когда наступал день первых родов жены верховного вождя, жрецы провозглашали табу для всего племени, распространяющееся на землю и воду. Манахуне — на это время обязаны были скрываться в глубине острова.

Жена вождя поселялась в марае своего племени, где для нее строили специальный альков из зеленых ветвей, а рядом находился «дом слабости». В нем она вместе с новорожденным проводила шесть первых недель его жизни.

Когда ребенок рождался, знахарь вождя и его семьи перерезал пуповину, показывал ее отцу и громко провозглашал:

— Вот бог и сошел на землю!

Пуповину прятали в особую бамбуковую коробку, которая хранилась в стенах родового марае. Остальные предметы, связанные с родами, сжигали, а пепел их развеивали по ветру.

В марае, родовом святилище, проходил также и обряд «крещения» новорожденного принца. Все собравшиеся члены рода данного арии нуи в определенный момент наносили себе несколько порезов на лбу. Кровь, брызнувшую из ран, смешивали с кокосовым молоком, затем каждый обмакивал в эту розовую жидкость пальмовую ветвь и проводил ею по лицу младенца. Так, символически, люди одной крови, принадлежащие к поколению отца и деда ребенка, объединялись и с ним самим. После обряда в святилище начиналось великое торжество, во время которого отец давал