Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика Страница 84

В течение нескольких последующих дней не случилось ничего интересного, если не считать того, что мои спутники испытывали легкое недомогание в связи с изменением диеты. Когда человек, живший на разнообразной пище, переходит на питание одним лишь мясом, он никогда не чувствует себя хуже; напротив, его самочувствие обычно улучшается. Но если человек несколько месяцев прожил исключительно на мясной диете, то после перехода на смешанное питание он 2–3 недели чувствует себя «не в своей тарелке». По-моему, это объясняется тем, что мясо — очень компактная пища, которая легко усваивается желудком в больших количествах. Когда же человек пытается достигнуть такой же степени насыщения посредством разнообразной «цивилизованной пищи», это приводит к перегрузке желудка.

ГЛАВА XXXIV. МЫ «СПАСЕНЫ» КАПИТАНОМ ЛЭЙНОМ

Одиннадцатого августа было знаменательным днем. Около 4 часов пополудни мы увидели шхуну, шедшую с юго-запада и направлявшуюся к мысу Келлетт. Сначала мы приняли ее за ожидаемую нами «Полярную Звезду», но, внимательно посмотрев в бинокль, я различил тупой нос и характерные обводы «Белого Медведя». Мы предпочли бы, чтобы пришла «Полярная Звезда», но, во всяком случае, приход любого судна был для нас событием. Я пошел по берегу навстречу «Белому Медведю».

Вскоре он стал на якорь за песчаной косой. Впоследствии я узнал, что с корабля меня заметили на расстоянии около 3 миль. Один из находившихся на борту эскимосов увидел меня в бинокль и сначала принял за карибу. Затем капитан и команда начали всматриваться и гадать, кто бы это мог быть. Мнения разделились: одни полагали, что я — моряк, спасшийся с «Мэри Сакс»[23]; другие думали, что я — один из «светловолосых эскимосов» с о. Виктории, прибывший сюда для летней охоты.

Когда я подошел к песчаной косе, находившейся в полумиле от шхуны, с последней спустили вельбот, который направился к берегу. На вельботе было шесть гребцов и три пассажира, в которых я, посмотрев в бинокль, узнал капитана Лэйда, судового механика Германа Килиана и констебля Парсонса с о. Гершеля. Вскоре на приближающейся лодке раздалось восклицание: «Он с биноклем! Это не эскимос, а кто-нибудь с «Мэри Сакс»! Затем Парсонс сказал: «Мне кажется, это Стефанссон», на что капитан Лэйн ответил: «Напрасно вы думаете. Стефанссона уже давно рыбы съели». Когда лодка приблизилась еще на несколько метров, я услышал слова Килиана: «Ей-богу, это Стефанссон!» Другие пробовали возражать, но скоро согласились, и капитан Лэйн закричал повелительным тоном: «Ни с места, черти! Я хочу первым пожать ему руку!» Лодка подошла вплотную к берегу, и капитан выскочил. Остальные выждали пару секунд, чтобы исполнить его приказание, а затем гурьбой бросились на берег и приветствовали меня с таким энтузиазмом, какого я еще не видел за всю свою жизнь.

По-видимому, с мыслью об Арктике весьма тесно связано представление о голодной смерти. Капитан Лэйн прежде всего подумал о том, чтобы дать мне поесть. Он объявил, что у него на корабле имеется лучший кок из всех, когда-либо посещавших Арктику, и что корабль наполнен всякими вкусными вещами. Пусть я только скажу, чего мне хочется, и кок приготовит мне самый изысканный обед. Я пытался объяснить, что изголодался по новостям и совершенно не хочу есть: действительно, от волнения у меня пропал всякий аппетит. Что касается изысканных блюд, то после такого длительного пребывания на севере я не мог представить себе ничего лучше оленины, которой мы и питались последнее время здесь на Земле Бэнкса. Щадя чувства капитана Лэйна, я не сказал ему, что все его меню не может сравниться с нашей олениной, и лишь просил поскорее сообщить мне новости. Но увидев, что мой дипломатический отказ от угощения огорчает капитана, я попросил немного консервированной кукурузы. Вообще я всегда предпочитал кукурузу всем прочим видам растительной пищи; но на этот раз, сделав несколько глотков, я прервал еду и забыл о ней.

Больше всего мне хотелось узнать о судьбе «Карлука», и капитан Лэйн начал рассказывать, что ему было известно о нем. Попутно он упомянул о «войне». В течение последующих 5 минут это слово еще несколько раз мелькнуло в разговоре. Сначала оно не произвело на меня никакого впечатления, но потом я предположил, что Балканская война еще продолжается или вспыхнула снова. Уилкинс в течение 2 лет был на этой войне в качестве кинооператора, и с его слов, а также из газет, я знал, что при положении, создавшемся на Балканах, война там может разгореться в любое время. Но, наконец, кто-то упомянул, что часть людей с «Карлука» отправилась на войну. Только тогда я понял, что речь едва ли может идти о Балканах, и спросил: «Что это за война?».

В ответ послышался целый хор восклицаний: «Разве вы не знаете о войне? Разве вы не знаете, что весь мир воюет?» По-видимому, мои собеседники не представляли себе, что кто-нибудь может не знать об этом.

Капитан Лэйн вкратце сообщил мне, что более дюжины народов воюют между собою, и в том числе все «великие державы». Вместе с тем в нейтральных странах многие отрасли промышленности мирного времени почти замерли и вытеснены военной промышленностью, причем колоссальные состояния наживаются путем продажи оружия и боевых припасов той или иной из воюющих сторон, а нередко и обеим сразу. Что касается «норм международного права», то большинство из них уже нарушено, а остальные, очевидно, будут нарушены при первом удобном случае. Спокойное упорядоченное мышление, характерное для прежних лет, сменилось «военным психозом». Даже в нейтральных странах разгорелись страсти, а в воюющих странах ведется усиленная пропаганда, разжигающая ненависть, чтобы население более единодушно поддерживало военные мероприятия.

Так я впервые узнал о мировой войне. Это было 11 августа 1915 г., 12,5 месяцев после ее начала. Последний пункт Аляски, куда доходили телеграммы, «Белый Медведь» покинул 3 недели тому назад, так что привезенные им известия охватывали почти целый год войны.

Вопрос о том, как реагировал на известие о мировой войне человек, узнавший о ней лишь через год после ее начала, по-видимому, сильно интересовал прессу в свое время. Началось с того, что некий репортер (того типа, который ищет новости, а если не находит, то изобретает) отправил по телеграфу «сенсационное сообщение». Впоследствии я заплатил одному «бюро вырезок» за несколько сот экземпляров этого сообщения, так что оно, очевидно, появилось во всех американских газетах, получающих телеграфную информацию, и во многих европейских газетах. В таких случаях не беспокоятся об истине, лишь было бы занятно. А судя по редакционным комментариям, это сообщение всех чрезвычайно занимало. Обычно оно печаталось под заголовком «Стефанссон заплакал». За драматическим рассказом о том, как до меня дошли вести о войне, следовал главный эффект: подавленный трагедией, постигшей весь мир, я поник головой и зарыдал. Это не были обычные всхлипывания сентиментальных душ. Нет! То были слезы героя, который, не дрогнув, вытерпел все ужасы полярной пустыни и невозмутимо встретил даже граничащее с чудом собственное спасение из когтей смерти. Ибо, как выяснилось, «Белый Медведь» спас меня от голодной смерти (о том, что он это совершил посредством банки подогретых кукурузных консервов, история умалчивала).