Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина Страница 85

Некогда рассуждать спросонья. Слышно, как падают на бетон невидимые капли дождя. Вон из мешков, собрать где что можно и прочь отсюда! По десятисантиметровому карнизу ходят только лунатики, но нам даже на это рассчитывать нечего: луна взойдет лишь к утру, если вообще сумеет прорваться сквозь тучи. По карнизу мы прошли в сумерках, должны суметь пройти и во мраке. К счастью, можно придерживаться за недостроенную стену.

— Внизу есть комнаты три с потолком. Это в конце коридора, у лестницы…

Мы идем ощупью в полной темноте; лестница выдает себя тем, что мрак вокруг нее несколько разрежен, так как крыши здесь нет. Затем несколько шагов назад вдоль стены, и мы влезаем в первую дыру — будущую дверь. Отгребаем ногами куски битого кирпича и известки. Время для выбора места самое неподходящее, но все равно перед сном здесь нельзя ни прочитать газету, ни позвонить кельнеру.

Хуже всего человеку приходится тогда, когда он не видит противника.

Что-то просвистело над головой. Так, будто мимо пронесся истребитель. И вдруг сразу тучи этих непонятных «что-то». Слышно только, как все это яростно жужжит, звонко ударяется о стены, поворачивается и готовится к следующему налету. Мы трусливо удираем. От невидимого неприятеля спасены только спальные мешки, все остальное брошено на съедение тьме. Несколько истребителей еще прожужжало вокруг и вернулось на свою базу.

— Что бы это могло быть? Осы? Дикие пчелы? Но они бы столько шуму не наделали!

— Это теперь не так важно. Хуже, что нам негде спать.

— Если сюда на ночлег еще раз пожалуют такие разборчивые посетители, то предприятие вскоре закроют. Мы меняем уже третий номер…

Больше выбирать было действительно не из чего. То, от чего мы вечером отвернули нос, стало нашим последним прибежищем. Прогулочная веранда, которая в свое время будет, видимо, застеклена и устлана коврами, а пока это всего лишь временный хлев, поэтому он тоже сплошь покрыт ковром, но не очень привлекательным. Нам не оставалось ничего другого, как расчистить местечко для спальных мешков. Окончательный акт открытия отеля без речей и торжественных тостов.

Утром мы обнаружили ночного агрессора. Шершни.

В углах под потолком лепилось с дюжину их гнезд.

Весь оборванный самбо[55], потомок каких-нибудь африканцев с берега Слоновой Кости или с Мозамбика, отрицательно качает головой:

— Нет, господин, туда я с тобой не поеду. Там мало воды, лодку может разбить, а в Глотку Дьявола мне еще не хочется. Очень опасно.

— А сколько воды в боковых каньонах? Можно ли пробраться вброд к самому краю подковы?

— Кто знает, я еще не пробовал. Никто никогда там не был…

Мы разведали подходы и составили генеральный план. Верхнее русло Игуасу до самой подковы водопада Унион, который образует государственную границу, на бразильской стороне несравненно уже, чем в Аргентине. При самом низком уровне сплошной поток воды над верхним гребнем разрывается, и среди отдельных водопадов появляется лабиринт островков, отрогов скал, излучин и нор, за тысячи лет выглоданных в камне водоворотами и низвергающейся стихией. Хрустальные воды, разорвав оковы, потеряли свою ударную силу и беспомощно мечутся здесь по отдельным руслам, скачут с камня на камень, возвращаются в излучины, словно ищут верной дороги, делают себе минутную передышку в широких мелких вымоинах и снова нерешительно пускаются в путь, чтобы вскоре слиться над самым краем пропасти и создать каскады Флориано, Бенжамен-Констан и Унион.

С последнего островка наверняка откроется прекрасный вид на Глотку Дьявола, свободную от постоянного дождя. Стоит попытаться.

Закатаны короткие брюки, туфли — под камень на площадке в скалах, аппараты на шею, штатив в руки, пленку в карманы.

Сверху жжет солнце, снизу колют скалы, разъеденные водой и превратившиеся в бесконечную терку. Погружаемся по колено в быстрину, сносящую нас с камней на дне, за которые мы цепляемся ногами. На островках пробираемся сквозь заросли кустарников, чтобы обойти самые глубокие места. То и дело оглядываемся, запоминая направление для обратного пути. Местами приходится подавать друг другу руки, протягивать вперед штатив и с его помощью переправлять на скалу противоположного берега кинокамеру, после чего совершать рискованный прыжок.

Под некоторыми каскадами в круглых чашах хранятся целые клады обточенных водой камней с изумительной окраской. Голыши, бильярдные шары, овальные подушечки. Все они отполированы так, будто прошли конвейер шлифовальных кругов, наждачных лент и войлочных дисков.

При каждом удобном случае мы охлаждаем в лагунах ступни ног, растрескавшиеся и исколотые камнями и сухими водорослями на скалах.

Но вот пришло, наконец, время, когда мы позабыли обо всех трудностях пути и о жгучем солнце. Выступ скалы, последний прыжок через журчащий хрусталь — и перед нами, за деревьями, оказался гигантский свод падающей воды — Сальто-Унион.

Небо безоблачно. Напротив, в Аргентине, как всегда, лил дождь, а здесь сияло солнце, купаясь в сверкающем бассейне расплавленного серебра. В десяти метрах от нас искрящаяся лавина рассыпалась и с оглушительным грохотом срывалась в глубину.

Garganta del Diablo — Глотка Дьявола…

Мы, вероятно, были первыми из тех, кто сумел этим путем непосредственно подойти к тайникам стихии, не рискуя быть сметенным ею. Закованная в железный круговорот времени, втиснутая в строго отведенные ей пределы, она пыталась заманить в свои тенета хотя бы эти две человеческие песчинки, чтобы швырнуть их в пропасть. Двух еретиков, которые своим наглым приходом осквернили ее неприкосновенность…

Сальто-Эскондидо — Скрытый водопад — на аргентинской стороне перестал быть «эскондидо». Привыкший к постоянному уединению, никем не видимый, он не сумел утаить от людских взоров и от объективов аппаратов свою сверкающую прелесть, пронизанную солнцем. Прямо под нами срывался в бездонную глубину водопад Бенжамен-Констан, чаруя своим ореолом радуги, другой конец которой растворялся в тени аргентинского водопада Митре. Весь гребень каскадов уходил далеко на запад, оставаясь скрытым от взора людей. Внизу, в глубине, по середине широкого каньона текла усмиренная вода, напоминая засыпающего ребенка, убаюканного далекой колыбельной песней.

Нам пришлось предварительно окатить водой раскаленную скалу, чтобы можно было босиком стоять у штатива. Солнце перевалило за полдень. Над пышущими жаром утесами дрожал воздух. Каждый шаг причинял боль. Мы поняли, что оказались в плену у солнца и что обратный путь будет пыткой, если мы тотчас же не двинемся обратно. Редкие деревца на островах не могли нам дать тени.