Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря Страница 89

Тысячу километров на запад от Танганьики, в джунглях Маньемас, в водоразделе между Нилом и Конго, на Ливингстона было совершено нападение: он был ограблен и, заболев лихорадкой, с трудом дотащился через раскаленную глухомань до Уджиджи, где узнал, что все его запасы украдены. Он прибыл сюда только пять дней назад, по собственным его словам, «как муж, шедший из Иерусалима в Иерихон, попавший к разбойникам».

Ливингстон благодаря привезенным медикаментам и хорошему уходу быстро поправлялся, но Стэнли заболел болотной лихорадкой. Заботы доктора скоро его вылечили. Когда оба окончательно поправились, они решили вместе исследовать северную оконечность Танганьики и прежде всего установить, является ли Рузизи только северным притоком озера или же стоком воды к озеру Киву или даже к озеру Эдуарда; в последнем случае Танганьику следовало бы считать истоком Белого Нила. Как Ливингстон и предполагал, оказалось, что Рузизи только приток.

Это случилось во время одного из совместных разведывательных походов.

…Тропическая ночь наступила без перехода. Оба европейца улеглись у огня и молча смотрели на костер. Живой, подвижный Стэнли, никогда не лезший за словом в карман, на этот раз нерешительно мялся. Он хотел заставить своего молчаливого спутника рассказать, что пережил тот за последние годы. Но, с другой стороны, Ливингстон слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не понять, что и этого трезвого газетчика уже охватила «африканская лихорадка». Однако поймет ли когда-нибудь Стэнли и полюбит ли эту Африку, как понял и полюбил ее он? Сумеет ли этот янки уважать и понимать чернокожих, как своих братьев? Пожертвует ли Стэнли этому Черному материку всем, как пожертвовал он? Быть может, этот энергичный молодой человек станет когда-нибудь наследником, призванным продолжить его труд? Ведь сам-то он уже не молод и болен. Но этой части света он останется верен до конца и вырвет у нее столько тайн, сколько сможет. А затем пусть придут другие…

Голос Стэнли прервал размышления Ливингстона.

— Что было вашим сильнейшим впечатлением в Африке, доктор? — спросил он напрямик.

Старый первооткрыватель на минутку задумался, а потом мечтательно ответил:

— Если вы любите Африку, то должны посмотреть грандиознейшую игру природы на африканской земле; я говорю о водопадах Виктории. Никогда не забуду тот день — это было 14 ноября 1855 года, — когда я вместе со своими макололо спускался вниз по широкой Замбези. Еще когда я в первый раз был в Линьянти, мой добрый уже умерший вождь Себитуане спросил меня, есть ли и в нашей стране тоже «мози оа тунья» — громоподобный дым. И я заинтересовался этими одним только туземцам известными водопадами. Действительность превзошла мои самые смелые ожидания. Сначала показались только высоко подымавшиеся кверху столбы водяного пара, нависшие над лесом, подобно степному пожару. Потом воздух постепенно стал наполняться все более усиливающимся гулом и громом. Лодки быстрее устремились вперед. Вся блестящая поверхность реки покрылась пеной. Моим ловко управлявшим лодками спутникам с трудом удалось сдержать их и направить к острову. Я сошел на берег, очень осторожно подошел ближе и стал свидетелем зрелища невиданной мощи. Пенный покров реки — шириной около 1800 метров — внезапно обрывался и, как бы поддерживаемый какой-то волшебной силой, несколько секунд парил над бездной, чтобы затем обрушиться в бездонное, глубокое скалистое ущелье. Нельзя описать, как там бушевало и ревело! Я оглох от грома водопада и ослеп от водного простора. Мои макололо в благоговейном ужасе закрыли лица руками, а я преклонил колена перед могуществом стихии. Две вечные радуги перекинулись через эти жуткие пропасти. «Мотсе оа каримо» — называли их мои чернокожие — «божьи жезлы». И лучше не скажешь…

Я назвал их водопадами Виктории. Это единственное английское название, которое я присвоил чему-либо на Африканском материке. В память посещения я вырезал начальные буквы моего имени и дату в коре пальмы. Такой тщеславный поступок я позволил себе в первый и последний раз.

Если бы греки или римляне добрались сюда два тысячелетия назад, то, несомненно, сочли бы водопады Виктории таким же чудом света, как висячие сады царицы Семирамиды или египетские пирамиды. В Африке есть чудеса, о которых в Европе понятия не имеют. Довольно, — оборвал вдруг Ливингстон себя. — Вы сами увидите. — И добавил тише: — Если ваши глаза умеют видеть. Ну, спокойной ночи, завернитесь плотнее в палатку, ночи у воды прохладны.

Седоволосый исследователь вновь раздул огонь и, прежде чем лечь спать, поднялся, чтобы проверить часовых.

Несколькими неделями позже путешественники возвратились в Уджиджи. Стэнли всеми способами старался уговорить утомленного старика возвратиться в Европу, но безуспешно. Ливингстон полагал, что его задача еще далеко не закончена. Как много планов роилось в этой голове! И он знал, что нужно торопиться: ему недолго осталось жить на этой земле. Но начатое нужно окончить. Когда-то на юго-западе он открыл текущую на север мощную реку, вытекавшую из им же открытого озера Мверу; люди племени маньяма называли ее Луалаба. Эту реку, катящую громадные массы воды на север, Ливингстон исследовал до 4° ю. ш. Если Луалаба принадлежит системе Нила, то он обнаружил истинный источник этой загадочной реки. Однако не исключено, что Луалаба всего только верхнее течение Конго, у которого тоже изведано еще только устье. Так много вопросов — и никаких ответов!

Но потрясшее Ливингстона происшествие заставило его оборвать путешествие и возвратиться назад. В крупном селении Ньянгве на Луалабе, где как раз происходил многолюдный базар, он стал свидетелем коварного нападения арабских работорговцев. Неизвестное здесь стрелковое оружие привело мирных маньяма в панический ужас, и насильники легко с ними справились.

Это массовое убийство и пленение сотен невинных людей имело для Ливингстона скверные последствия, потому что туземцы полагали, будто он тоже был заодно с арабскими негодяями. Он вынужден был, не имея возможности следовать далее по течению Луалабы, бежать и пробиваться до Уджиджи.

Вот в таком-то состоянии Стэнли вскоре и нашел его. Несколько оправившись и вновь снарядившись, Ливингстон был предприимчивее, чем когда-либо. Не попытаться ли закончить то, что он так многообещающе начал? Этому неукротимому исследовательскому порыву Стэнли вынужден был уступить. Проводив американца к побережью, англичанин повернул снова на запад, чтобы раскрыть тайну водораздела между Нилом и Конго. Примерно к рождеству 1872 года он добрался до заболоченной местности озера Бангеоло. Здесь он схватил болотную лихорадку. Однако и тогда Ливингстон не повернул обратно, а, увлеченный своей целью, заставил нести себя на носилках дальше. Когда он 1 мая прибыл в деревню Читамбо, силы покинули его.