Ада Чумаченко - Человек с луны. Страница 9

Маклай садится на камень и переводит дыхание. В ушах шумит от принятой хины, но кажется, что это не в ушах, что это грозно шумит лес, воет море, рычат горы.

«Что ты вздумал здесь делать один, маленький человечек? — говорят они.— Уходи, уходи, пока ты еще жив. Завтра же садись в свою лодку, бери весла, греби, плыви, выплывай на дорогу кораблей, жди — тебя там подберут, тебя спасут. Тебя надо спасать, маленький человечек, понимаешь ли ты это? Твой Бой умирает, ты это видишь. Что ты будешь делать один, больной, с больным Ульсоном? Папуасы не простят тебе твоей слабости. Они нападут на тебя — пусть не эти, не из Горенду, которые уже привыкли к тебе,— но другие, чужие. Они сожгут твой домишко, перебьют тебе камнями руки и ноги, они свяжут тебя лианой, как связывают своих полосатых свиней, они съедят тебя, маленький человечек… Съедят твое сердце, чтобы стать такими храбрыми, как ты; твой мозг, чтобы стать такими же мудрыми. На берегу зажгут костер. И все будут плясать и дудеть в дудки и бить в барабаны».

Там-там-там!— вдруг раздается за спиной Маклая.

Он с трудом удерживает полное ведро и оборачивается назад. Он ведь только что думал об этом. Откуда же это красное пламя? Эти песни? Громко стучит барабан — барум.

Факелы из сухих пальмовых листьев пылают ярко. Туй и его друзья папуасы смеются и приветствуют Маклая.

— Здравствуй, Маклай! — кричат они.— Сегодня новолуние. Сегодня праздник! Мы пришли к тебе встречать молодой месяц, Маклай!

Впереди всех двое несут большую свинью. Остальные несут бананы, плетеные корзины с рыбой, плоды таро, куски мяса, завернутые в листья хлебного дерева. В одном из папуасов Маклай узнает отца вылеченного им мальчика, но в толпе еще много незнакомых, чужих.

Папуасы весело скалят зубы и приподнимают свои подарки.

При свете факелов зубы и глаза блестят особенно ярко. На плечах — плащи из грубой ткани, сделанной из луба. В волосах — цветы. Цветы и за поясом, и за браслетами на руках, и за перевязями у коленей.

— Мы пришли к тебе,— говорит Маклаю Туй.— Мы пришли к тебе сегодня не одни. С нами люди из Гумбу, и люди с Били-Били, и люди из Гарагасси. Мы привели их посмотреть на тебя, потому что ты хороший человек, Маклай. Ты не прячешь от нас своих лекарств, ты с нами, как брат, Маклай. Ты дал лекарство Сегалу, и нога стала здоровой и крепкой, как кость кабана. Ты вылечил мальчика, сына Мара-мая. Мальчик здоров и прыгает, как кенгуру. Мы пришли сказать тебе, что ты хороший человек. Вставай, мы проводим тебя. Ты хороший человек, Маклай! Жители Горенду никогда не убьют тебя!

Маклаю трудно подняться с камня.

Тяжелое ведро тянет его книзу. Колени сгибаются сами собой. Ноги дрожат.

Если бы не Туй, Маклай еще посидел бы немного здесь, у ручья. Может быть, он даже вылил бы добрую половину воды обратно. Может быть, он ухватился бы за ветку дерева — так легче вставать; может быть, проворчал бы что-нибудь сквозь зубы — так хочется иногда обругать свои ноги за то, что они не слушаются, свои руки за то, что они не двигаются! Но перед Туем нельзя казаться слабым.

Маклай на минуту закрывает глаза, чтобы побороть головокружение, и встает.

— Спасибо,— говорит он Тую и обнимает его, но папуасскому обычаю прижимаясь левым плечом к его груди.— Спасибо, вы пришли как раз вовремя!

МАШЕНЬКА – МАШ-ША

Папуасы сложили свои подарки у крыльца. Мара-май, отец выздоровевшего мальчика, выступил вперед и сказал речь:

— Вот свинья. Это хорошая свинья. Мы принесли ее Маклаю. Он заколет ее копьем. Она будет кричать, а потом умрет. Маклай развяжет ее, опалит волосы, разрежет ее и съест.

Маклай слушал серьезно. Он уже знал, как надо отвечать в таких случаях. Он поставил ногу на бок свиньи и ответил, тщательно подбирая слова (за два месяца он уже почти научился говорить по-папуасски) :

— Я буду есть свинью, я буду говорить, что люди из Горенду — хорошие люди. Будут хороши люди из Горенду — будет хорош и Маклай. Маклай тоже хочет подарить что-нибудь своим гостям. У Маклая еще есть и маль — красные тряпки, и гану — зеркальце, и гвозди, и табак. Маклай хочет делать только хорошее людям Горенду.

Маклай говорил громко, но и стоять прямо и говорить громко было очень трудно. По спине плыл озноб, кружилась голова, от лихорадки чуть-чуть постукивали зубы. Больше всего Маклаю хотелось сейчас лечь в постель, но гости и не думали уходить.

Музыканты уселись полукругом и заиграли. Били барабаны, большие и маленькие, дудели бамбуковые дудки, гремели погремушки «орланай», сделанные из пустых орехов. Мужчины низкими, хрипловатыми голосами пели песню. Маклай с трудом разбирал слова.

Тонкий месяц вышел сегодня на небо —

Это молодой месяц!

Кончились темные ночи, кончились страхи,—

Здравствуй, молодой месяц!

Твой сын живет среди нас, месяц,

Среди нас, молодой месяц.

Мы принесли ему бананов и таро,

Чтобы встретить молодой месяц.

Его хижина стоит крепко.

Загляни в нее, молодой месяц,

Для людей Горенду он брат —

Твой сын, молодой месяц.

Пошатываясь, Маклай побрел в хижину. Ульсон жадно пил холодную воду прямо из ведра.

— Что-то как будто полегче,— сказал Ульсон.— А на вас лица нет. Знобит?

— Знобит,— ответил Маклай.

— Ну, так гоните их всех и ложитесь в постель! Нельзя же убивать себя окончательно.

Маклай не ответил. Из ящика стола он достал ножницы и кусочек бумаги.

— Опять волосы? Маклай кивнул головой.

— Только себе-то уж стригите теперь с другой стороны. Левая половина у вас уже вся без волос.

— Хорошо,— устало согласился Маклай и снова вышел к своим гостям.

Песня кончилась. Замолчали барабаны. Только длинная бамбуковая труба все еще гудела на одной и той же непрерывной ноте.

— Туй! — спросил Маклай.— Есть ли здесь люди из Гумбу или люди с Били-Били?

— Здесь есть люди с Били-Били. Вот Дягусли. Он с Били-Били.

— Не даст ли мне человек с Били-Били прядь своих волос, Туй?

— Как я?

— Как ты, Туй.

— Ты хочешь быть его братом?

— Я хочу быть его братом.

— Ты не будешь колдовать над его волосами и жечь их, чтобы он сгорел сам, и бросать их в воду, чтобы его самого взяла вода, и развевать по ветру, чтобы от него не осталось даже следа на земле?

— Я не буду колдовать, Туй.

— Ты дашь ему свои волосы, как ты дал мне, и Бугаю, и Сегалу, и Ляму, и другим людям из Горенду?

— Я дам ему свои волосы!

— Хорошо, я скажу ему, чтобы он не боялся. Люди с Били-Били еще боятся тебя, Маклай.

Туй подвел к Маклаю чуть-чуть упирающегося Дягусли. Папуас недоверчиво смотрел на блестящие ножницы и переминался с ноги на ногу.