Без веры и закона - Марион Брюне Страница 22

— Ты уверен?

Тон у Стенсон был насмешливый, но за этой насмешкой таилась тревога. После вопроса воцарилось молчание. В стакане звякнули ледышки. Должно быть, хозяин решил промочить горло, чтобы ответ прозвучал как можно весомее.

— Мне не только наплевать, но я думаю, что для нас обоих выйдет сплошная выгода. Для тебя, потому что эти деньги — твоя головная боль и лучше всего сбагрить их разом, вложив в дело, которое и так на плаву: кто к тебе тогда подкопается? А я получу тебя в качестве вкладчика, который не будет проедать мне плешь, проверяя, как я веду свое дело.

— А вдруг ты ошибаешься?

— Что ты имеешь в виду?

— Дженни.

— Что — Дженни?

— Я хочу, чтоб она бросила эту работу.

— Почему бы и нет? Но сама-то она этого хочет?

— Ты всерьез думаешь, что девчонкам нравится, чтоб на них пыхтели грязные ковбои и старатели, которые двух слов связать не умеют? Или городские сифилитики?

— Выслушай меня, Стенсон. Разыскала меня сама Дженни. Ты это прекрасно помнишь, сама была здесь. У вас ни гроша за душой не было. Твой старатель продырявил себе шкуру, а малявка только-только пошла. Грязные ковбои, как ты их называешь, оплатили вам тепленькое местечко.

— Нет, не ковбои, а Дженни, продавая им свое местечко. И с этим мне никогда не смириться.

— Ты предпочла бы работать вместо нее?

Снова повисло молчание. Но на этот раз молчала Эб. Я не шевелился. Я уткнулся носом в зеленый бархат: как бы не расчихаться. Я понимал, что услышал много такого, чего мне знать совсем не полагалось.

— Дженни хочет танцевать. Если я отдаю тебе деньги, Дженни будет здесь танцевать, и только. Вот и все.

— Согласен.

— И она будет получать процент от дохода.

— Почему она? Деньги твои.

— Потому что я здесь не останусь. И мало ли что может случиться. Я хочу, чтобы у нее были деньги.

— Можешь на меня положиться.

— Я не могу положиться на тебя, Карсон. Я тебя ценю, заметь это, ты не проходимец. Но ты и не безобидная овечка.

— Так и ты тоже.

Я услышал, как они разом, в унисон, расхохотались. Два матерых волка в полной боевой готовности решили немного потерпеть друг друга.

— Я хочу сделать из заведения потрясающее место, Стенсон. Здесь будут давать представления, люди станут приезжать со всех концов штата, чтобы послушать нашего пианиста. Роскошные номера, коммерция, общение, и часть всего этого будет твоя.

— Приеду взглянуть. У Дженни будет своя комната — только ее. И Перл.

— У Дженни уже есть своя комната!

— Нужна побольше. И там ей не надо будет принимать ковбоев, чтобы добыть деньги на пропитание.

— Я тебе это обещаю.

Их стаканы встретились, по глухому звуку было понятно, что они полные и тяжелые. Должно быть, Карсон успевал подливать. Я подумал о Дженни и шерифе. Меня раздирало от желания подняться и помешать их забавам. Да я вообще и представить такого не мог!

Меня просто перекосило, я стиснул зубы, и тут вдруг кто-то потянул меня за рубашку. Меня застукали, я чуть было не вскрикнул — хорошо, что прикусил губу. Оглянулся и увидел Перл: осторожнее кошки, она прокралась к моему бархатному тайнику.

— Что делаешь? — шепотом спросила она.

Взяв за руку, я молча повел ее к выходу из салуна. Ручка была теплая и сухая и крепко держалась за мою. В зале у стойки толпился народ. Игроки расселись за круглые столы, приглядывались друг к другу, трещали колодами карт, соревновались в ловкости, с какой метали банк налево и направо. Я смотрел в пол, чтобы не встретиться взглядом с Каролиной, но чувствовал: девушки тут, рядом, среди мужской затхлости от них пахло нежно и ароматно. И они смеялись теплым грудным смехом. Я уцепился за ладошку Перл, наверное, крепче, чем она за мою руку. На улице дышать стало легче. Этим вечером шрам дал о себе знать. Не болью — боли от него я никогда не испытывал, а если и чувствовал, то настолько давно, что в памяти она не задержалась. Только легкий зуд вдруг иногда пробегал по лицу, заставляя меня чесаться и напоминая, что я урод.

Уже почти совсем стемнело. В окнах зажегся свет, мелькали, скользили тени вдоль стен, хлопали двери. На веранде никого не было, только мы с Перл и вечерняя прохлада. Я сел на ступеньки лестницы и подумал о нашей ферме, о лестнице на веранде, и совершенно искренне спросил себя: увижу ли ее когда-нибудь? Перл примостилась рядом.

— Покажешь мне свою лошадь?

— Завтра.

— Почему не сейчас?

— Сейчас не видно.

Она огорчилась, погрустнела и замолчала.

— А завтра обещаешь?

— Обещаю. И если не забоишься, посажу тебя на нее.

Девчушка подпрыгнула от радости, что завтра сядет на лошадь. Перл положила голову мне на колени, а я приобнял ее, чтобы ей было потеплее, и этим как бы скрепил свое обещание.

In a Cavern Down By a Canyon[4]

Эверт согласился учить меня стрелять. Меня и еще нескольких парней, совсем молодых, я их видел в салуне. Они тоже хотели научиться дырявить шкуры сами и не дать продырявить свою.

Небо было по-ночному ярко-фиолетовым, оно еще только собиралось стать голубым, да и то через час-другой. Я поднялся ни свет ни заря. Невозможно было дрыхнуть, когда впереди такой день. Думал, что я приду первым на место встречи, но там уже был Уильям. Взвинченный не меньше меня, он забавлялся тем, что зажимал кобуру в руке, а потом вдруг выхватывал револьвер за рукоятку и внезапно наставлял его на невидимого врага. Я не был знаком с Уильямом, но много раз видел его с тех пор, как мы приехали в город. Думаю, он был моим ровесником или годом-двумя постарше и привык к жизни на вольном воздухе. Он был смуглым, даже очень, и потом, когда у него появится доверие ко мне и мы с ним разговоримся, я узнаю, что он полукровка и что индейская кровь скорее мешает ему, а не помогает занять место под солнцем. В этих местах индейцев было мало, и относились к ним в общем-то мирно. В прошлом случались, конечно, стычки, но обходилось без кровавой резни, не то что в других краях. Здесь индейцы иногда даже появлялись в магазине, который держали муж и жена, ирландцы. Приносили шкуры, которые у них покупали всегда по более низкой цене, чем у белых охотников, хотя выделаны они были лучше. Потом индейцы надолго исчезали. Уильям, похоже,