Зейн Грeй - Пограничный легион Страница 25

— На, возьми! Сделай свою работу на этот раз чище, — сказал он.

Властность, прозвучавшая в его голосе, казалось, покорила Жанну, и она подняла револьвер с полу.

— Что… что вы хотите сказать? — спросила она, запинаясь.

— Стреляйте! Освободите меня от моей муки, от этого унижения… Я сыт по горло. Я буду только рад, если вы убьете меня.

— Келс! — дрожащим голосом воскликнула Жанна.

— Сделайте это теперь же. Сейчас, пока у меня нет сил, чтобы заставить вас… Поднимите револьвер… Убейте меня!

Он говорил с угрожающей, властной серьезностью, и под его гипнотическим влиянием Жанна была почти готова выполнить его требование.

— Вы с ума сошли, — сказала она. — Я не хочу убивать вас… Я прошу от вас только… только того, чтобы вы прилично обращались со мной.

— Это я и делал, пока мог. На этот раз я только хотел пошутить, когда обнял вас. Но едва только я прикоснусь к вам, как забываю обо всем и не могу больше сдерживаться. Теперь мне все ясно… Жанна Рэндел, моя жизнь или ваша душа!

И он поднялся, мрачный, взволнованный и жуткий.

Дрожащей рукой Жанна отбросила револьвер в сторону.

— Это ваше окончательное решение? — хрипло спросил он.

— Я не могу убить вас!

— Вы боитесь остальных бандитов. Гульдена? Эта и есть причина, почему вы не можете убить меня? Вам страшно остаться здесь одной?

— Я не думала сейчас ни о ком.

— Тогда… тогда — моя жизнь или вы!

Подойдя к ней, он угрожающе взял ее за плечи. Вся дрожа, Жанна протянула к нему руки. После первой дикой борьбы наступила реакция: она ослабела.

— Если вы так безжалостны, то… тогда… пусть погибну я, — прошептала она. — Я не могу убить вас… Могли бы вы на моем месте взять сейчас револьвер и убить меня?

— Нет, потому что я люблю вас.

— Вы не любите меня! Уничтожить человеческую душу — преступление куда более страшное, чем телесное убийство.

Внезапно Жанну охватил мощный порыв безотчетного стремления женщины увлечь мужчину, изменить, покорить его. Быстрыми шагами она подошла к Келсу вплотную и протянула к нему руки. Одна из них была в крови от резкого удара об стену во время их борьбы. Обе кисти, красные и распухшие, были сплошь покрыты ссадинами.

— Вот, смотрите, что вы сделали. Вы были зверем и принудили меня бороться, подобно зверю. Мои руки превратились в цепкие лапы, тело — в сплошной узел мускулов. Вы не смогли ни удержать, ни поцеловать меня. Но допустим, что придет время и я не вырвусь от вас… когда-нибудь… То от меня останется одна пустая оболочка, то есть холодная, надломленная, бесчувственная вещь, а не женщина. Все, чем я только являюсь — девушкой, женщиной, к которой стремится ваша любовь, — все это глубоко замкнется во мне, полное омерзения, ненависти и смертельной тоски… Ваши поцелуи, ваши объятия будут принадлежать существу, вами же обесчещенному. Вся теплота, вся сладость, дрожь, страсть, жизнь, взаимная нежность, все, все, что только является душой женщины и делает ее очаровательной, все это будет обезображено!

Жанна все ближе и ближе придвигалась к Келсу. Волнуясь чудесной хитростью женщины, чувствуя, что вся ее жизнь поставлена сейчас на карту и необходимо найти средство к спасению, Жанна интуитивно создала из себя полный контраст тому свирепому, дикому и неукротимому существу, которое только что в борьбе оттолкнуло Келса.

— Дайте мне возможность показать вам настоящее чувство, — прошептала она и наклонилась к нему, жаркая, нежная, взволнованная, ужасная в своем женском очаровании. — Одну маленькую возможность… И… если возможно, почувствуете, какой может быть женщина, когда… когда она… сама любит. Я покажу вам это, чтобы спасти себя.

Протянув зачарованному Келсу обе руки, Жанна скользнула в его объятия и на одно мгновение крепко прижалась к его груди. Ее нежное тело мягко покоилось в его руках. Затем, подняв свое бледное лицо в честном порыве отдаленно доказать этому человеку все величие, красоту, нежность и душу любви, она прижала свои теплые, трепещущие губы к его устам.

Затем, вырвавшись, остановилась, испуганная и дрожащая, но он стоял не трогаясь, как будто в его жизни случилось нечто невероятное. Злобное выражение его лица смягчилось. Он выглядел совершенно иным человеком.

— Боже мой! — сказал он тихо. И, точно очнувшись от сна, резко отдернул завесу и исчез.

Жанна бросилась на кровать и остаток своих сил потратила на поток облегченных слез. Она выиграла! Теперь ей нечего бояться Келса. В этот короткий момент она возвысила его в собственных глазах. Но чего это ей стоило!

Глава X

На следующий день Келс позвал Жанну в соседнюю хижину. Она убедилась, что надежды ее оправдались, не столько по глубокой грусти и осунувшемуся виду Келса, сколько по интуитивному чувству: ее привлекательность подняла и облагородила его.

— Вы не должны больше там сидеть, точно пленница, — сказал он. — Вы похудели и побледнели. Выйдите-ка на воздух, на солнце. Вам вовсе не мешает привыкнуть к моей банде. Бейд Вуд приходил ко мне сегодня утром и уверял, что видел дух Денди Дейла. Это имя так и останется за вами. Мне безразлично, как вы будете обращаться с моими людьми, но если отнесетесь к ним приветливо, вам будет гораздо легче жить среди них. Не отходите слишком далеко от нашей хижины. Если же вам что-нибудь не понравится, то просто стреляйте в них. Меня не зовите. Этих молодцов вы в состоянии так огорошить, что они больше никогда и пальцем вас не тронут.

Выйти днем в мужском костюме оказалось для Жанны мучительным испытанием. Она шагала неуверенно и под маской ощущала на своем лице холодные мурашки. Не страх, а стыд охватил ее. Лучше умереть, чем показаться Джиму в этом дерзком одеянии.

Несколько запыленных и оседланных лошадей стояли, понуро опустив головы возле блокгауза; отдыхавшие тут же мужчины разом прервали свой разговор при ее появлении. Жанна не знала ни одного из них, и это помогло ей быстро вернуть самообладание. Но сенсационное впечатление, произведенное на бандитов, сразу же развеселило ее. Застыв с широко раскрытыми ртами, они так и уставились на нее. Один старик даже выронил из своего обросшего сединой рта трубку и, казалось, вовсе не заметил этого. Темнокожий молодой бандит, свирепого и дикого вида, со следами отчаянной и беспутной жизни на лице, первый пришел в себя от изумления и с неуклюжей галантностью приподнял свой сомбреро. За ним последовали и остальные. Их приветствие было отрывистым, но с оттенком любезности. Жанна охотнее всего бросилась бы бежать от этого прекрасного огня наглых и любопытных глаз, однако она заставила себя сохранить вид полной беззаботности. Пусть только удастся это, остальное пойдет гораздо легче. Жанна еще раз порадовалась своей маске. Постепенно непринужденность снова вернулась к ней, а с нею возвратились и прежний разум, и мужество.