Уилл Генри - Золото Маккенны Страница 26

Для засады на Микки Пелон избрал ещё один из апачских «оазисов», позволявший краснокожим нормально существовать в этих негостеприимных землях. Маккенна всегда думал о них, как о пустыне, хотя правильней было бы назвать полупустыней эти островки обнажённых скал, кактусов, «испанских мечей», колючих кустов, искривлённых, как в страшном сне, деревцев и скудных трав. Местечко, где остановился отряд, было менее бесплодно, чем окружавшая их территория, но ему, конечно, было далеко до Удивительной Травы.

Оно находилось у входа в узкий каньон. Из каньона вытекал ручей: очень чистый, позванивающий на порогах и плещущий в глубоких озёрцах, а потом исчезающий в песках, чтобы дальше пробивать себе путь под землёй. Тропа круто свернула вправо, и Маккенна увидел впереди водопад высотой футов в пятнадцать. Под ним сверкало озерцо чистой воды, из которого вытекал извилистый ручей, орошающий площадку акра в два, поросшую жёсткой горной травой. Кусты пиньи, карликовые дубы и орешник тянулись вдоль берегов и карабкались по склонам каньона. Природная ловушка! Любой всадник, пробирающийся по каньону и завернувший попить водички, был бы тут же убит: возле воды находились естественные укрытия, из которых великолепно простреливалась вся местность.

— Вот здесь и подождём, — сказал вожак бандитов.

— Отменное место, начальник. Единственный минус: тот, кто поедет снизу, сразу же заметит, что здесь ловушка. Даже я увидел это сразу, а ведь я — не апач.

— Пусть увидит. Всё дело в том, что ему не миновать этого места. Ему придётся подойти к воде. Другого пути догнать нас нет.

— А вдруг он этого не знает? Может быть, он попытается обойти нас по какому-нибудь боковому каньону.

— Нет, он придёт сюда.

— Понятно. Тогда ты с ним потолкуешь, так?

— Конечно. Он — кавалерийский разведчик, и найти нас — его работа. Ведь он не за наградой гонится.

— Я знал нескольких разведчиков, которые получали награды за поимку преступников. Да и ты их знал.

— Ну, что же, ты прав. В старые добрые времена такие люди приносили наши головы в корзинах, если за это платили. Но времена меняются, Маккенна. То время кануло в вечность. Теперь кавалеристы больше не разрешают своим разведчикам отрезать головы. Офицеры стремятся добыть живого «языка». Люди больше не любят вида крови. Думаешь, мне это нравится? Или тому же Микки? Не-ет, у нас в Мексике дела обстоят по-другому. Там я должен быть настороже. Но здесь, в Эстадос Юнидос? Ха!

— Очень длинная и впечатляющая речь, начальник.

— Тема мне хорошо знакома…

— Не сомневаюсь. Может, у нас есть немного времени отдохнуть и ополоснуться, прежде чем появится Микки?

— Надо всё тщательно проверить. Хачиту я поставлю возле входа в каньон. У этого местечка есть одна неприятная особенность: отсюда не увидишь приближающегося человека, если он скачет снизу. Он сразу выныривает из-за поворота.

— Я говорил именно об этом, — сказал Маккенна.

— Знаю, знаю, но не бери в голову. С Хачитой на страже мы будем в безопасности. Мне, например, очень хочется принять ванну. Пошли, амиго, искупнемся. Видишь то прелестное озерцо? Оно словно специально поджидает нас…

Маккенна, конечно, признал, что вода выглядит очень соблазнительно. Хотя его больше волновал Микки Тиббс, чем личная гигиена. Но, посмотрев на хмурившегося Хачиту, он отбросил сомнения. Если уж нельзя отдохнуть с таким вот сторожевым псом — тогда отдохнуть нельзя нигде. Шотландец решил доверить свою судьбу краснокожему гиганту.

— Ну что ж, начальник, пошли.

Они двинулись через лужок; женщины шли следом. Пелон махнул рукой, и по его сигналу Хачита повернул назад. Подойдя к озерцу, люди, по апачской традиции, сначала занялись лошадьми. Маленькие мустанги напились быстро: они совсем не походили на «цивилизованных» лошадей, которые будут булькать, пока бока у них не раздуются, как воздушные шары. Коней отпустили пастись на длинной привязи. Из трёх вьючных лошадей осталась лишь одна. К удивлению Маккенны, Пелон приказал старой Маль-И-Пай заняться разбивкой лагеря. Салли пошла рубить дрова для костра.

— Идея состоит в том, — пояснил бандит, — чтобы заставить Микки поверить, будто мы его совсем не ожидаем.

— Очень уж всё нарочито, начальник. Стук этого тупого топора будет слышен миль за пять от каньона.

— Если ветер будет дуть в нужную сторону…

Маккенна вытащил свою трубку, а Пелон обнаружил в кармане одну из кручёных чёрных сонорских сигарет, которые очень любил. Мужчины закурили. Лёгкий бриз заносил в каньон свежий воздух. Под чахлой тенью трёх остроконечных тополей было приятно покурить. Маккенна сильно втянул в себя запахи прокалённого солнцем каньона. Он вспомнил старика Эна и то, как тот обожал свою загадочную землю. Наблюдая за старой Маль-И-Пай, за тем, как она разжигает костёр, чтобы сварить на нём дневную порцию кофе, и при этом что-то мурлычет себе под нос — поёт, словно девочка, ублажающая, скажем, Локо, Джеронимо или Начеза, — шотландец подумал: всё-таки здорово жить вот так, отрезанным от остального мира, в окружении аборигенов. Даже пылкая, страстная Салли, казалось, отдыхает здесь, вдыхая убаюкивающие запахи. В её движениях проскальзывала природная грация, отсутствующая в белых женщинах. Всего за несколько лет в этой стране Маккенна стал свидетелем того, как разрушился привычный уклад жизни апачей. Ему стало больно и грустно: сейчас, сидя здесь с Пелоном Лопесом, он, возможно, видит последних настоящих индейцев.

— Пелон, — сказал старатель, вынимая трубку, — мне бы хотелось поговорить. Не возражаешь?

Бандит взглянул на него:

— Это странно. Я сам только что хотел… Моё сердце тронули песня водопада и птиц, живущих здесь, звон топора и запах дымка, поднимающегося в небо. Чёрт его знает, что такое, амиго, но это меня растрогало. Кажется, будто я с чем-то прощаюсь. Чувствую невероятную печаль… А ты, Маккенна? Что это — место такое или нечто другое? Ты понимаешь что-нибудь?

— Мужчине не дано знать, отчего ему в сердце закрадывается печаль, — ответил рыжий старатель. — Но, если говорить начистоту, — да, Пелон, я чувствую нечто подобное. Я думал о том, что через несколько лет мы не сможем вот так запросто скакать по прериям и пустыне, разбивать лагеря и отдыхать в таких каньонах, предоставленные самим себе и нашим мыслям.

Лицо Пелона стало ещё уродливее.

— Не смей так говорить! — пылко сказал он. — Не хочу я этого слышать! Если это всё, о чём ты хотел сказать, — лучше заткнись!

— Нет, не всё, — отозвался Маккенна успокаивающе. — Я не хотел сказать ничего дурного. Просто это — индейская земля, и вы, последние индейцы, используете её по назначению. Не злись. Пусть останется лёгкая грусть. Но не злость.