Джеймс Купер - Зверобой Страница 30

С этой свитой Гэтти прошла около мыса. Когда она вздумала остановиться возле прозрачного ручья, чтобы обмыть лицо и утолить жажду, медвежата с матерью также приостановились и потом опять последовали за ней на почтительном расстоянии. Ее путь лежал теперь по широкой и почти гладкой террасе, спускавшейся с берега на открытую долину, заключенную между холмами, от озера на юг. Здесь-то, по ее предположению, должен находиться неприятельский лагерь. Так, вероятно, думала и медведица, потому что, обнюхав воздух, она отказалась итти вперед, несмотря на дружеские жесты молодой девушки, оглянувшейся назад.

Сделав еще несколько шагов, Гэтти вдруг была остановлена рукою, прикоснувшеюся к ее плечу.

— Куда идешь? — торопливо сказал приятный женский голос тоном искреннего участия. — Индейцы здесь, красные люди, дикие, злые воины.

Этот неожиданный привет всего менее был способен напугать молодую девушку. Оглянувшись, она увидела краснокожую девушку, почти ровесницу себе, красивую, с сияющей улыбкой на губах. На ней была выбойчатая епанча, покрывающая верхнюю часть ее тела; коротенькая голубая суконная юбка, окаймленная золотыми галунами, длинные чулки из такой же материи и кожаные мокассины довершали ее фантастический наряд. Ее темные волосы длинными косами падали на спину и на плечи и были разделены на ее низком и ровном лбу так, что сильно смягчали выражение плутовских и веселых глазок. Ее лицо имело овальную форму и совершенно правильные черты. Зубы ее были ровны и белы, рот выражал какую-то меланхолическую нежность. Голос ее был очаровательно мягок и походил на дуновение вечернего ветерка. Одним словом, это была Вахта, возлюбленная Чингачгука. С течением времени ей удалось усыпить подозрение похитителей, и они позволили ей бродить вокруг своего стана. Такая милость совершенно согласовалась с политикою красных, очень хорошо знавших, что в случае бегства будет нетрудно напасть на ее след. К тому же ирокезы или гуроны совсем не знали о близком присутствии ее жениха; это обстоятельство было неизвестно также и самой Вахте. Трудно сказать, которая из двух девушек выказала больше хладнокровия при этой неожиданной встрече; но при своем изумлении Вахта обнаружила большую расторопность и болтливость. Она довольно хорошо понимала по-английски и бегло объяснялась на этом языке, сохраняя, однако, все особенности наречия делаваров. Английскому языку она научилась в детстве, когда ее отец, состоявший на службе у колониального правительства, жил в крепостях между колонистами.

— Куда идешь? — повторила Вахта. — Здесь все злые воины; добрые люди далеко отсюда.

— Как тебя зовут? — спросила Гэтти с наивным простодушием.

— Вахта — мое имя. Не минга, — добрая делаварка. Минги бесчеловечны и жестоки; любят сдирать скальпы из-за жажды крови. Делавары сдирают для чести. Иди сюда, тут нет глаз.

Вахта отвела Гэтти к реке и уселась с нею на свалившемся дереве, передний конец которого погрузился в воду.

— Зачем пришла? — с участием спросила молодая индеанка. — Зачем ты пришла?

Гэтти с наивным простосердечием рассказала ей всю свою историю.

— Зачем же твой отец пришел к мингам прошлую ночь? Время военное, — он знает. Уж не мальчик, борода есть. Шел, зная, что у ирокезов томагавк, и ножик, и ружье. Зачем пришел ночью, чтобы схватить за волосы, чтобы оскальпировать девушку-делаварку?

— Неужели он схватил тебя? — спросила Гэтти, оцепенев от ужаса.

— Почему же нет? Волосы у делаварки разве хуже, чем у минга? Разницы нет. Губернатор не знает. Бледнолицому не годится скальпировать. Не его дело, как, бывало, говорил добрый Зверобой.

— А разве ты знаешь Зверобоя? — спросила Гэтти, покраснев от изумления и восторга. — Я его также знаю. Он теперь в ковчеге вместе с делаваром, которого зовут Великим Змеем. Славный и храбрый мужчина этот Великий Змей.

— Чингачгук! — воскликнула молодая делаварка, произнося музыкальным тоном это вовсе не мелодичное имя. — Его отец Ункас — великий начальник могикан, первый после старика Таменунда! Так ты знаешь Чингачгука?

— Он пришел к нам вчера вечером и пробыл с нами в ковчеге два или три часа. Я ушла, а он остался. Я боюсь, как бы он не задумал притти за волосами, как бедный. мой батюшка и Скорый Гэрри.

— Почему же нет? Чингачгук — красный воин, очень красный, и волосы с неприятельского черепа делают ему честь. Будь уверена, что у него будет добыча, славная, богатая добыча.

— Стало-быть, он так же зол, как и все дикари? — с живостью сказала Гэтти.

— О, нет, совсем нет! — возразила делаварка с большим одушевлением. — Маниту [14] улыбается и очень доволен, когда молодой воин несет перед ним на своей палке дюжину, две, целые сотни головных уборов; чем больше, тем лучше. Отец Чингачгука сдирал волосы, дед сдирал, все старики сдирали, а Чингачгук превзойдет их всех.

— В таком случае, Вахта, страшны должны быть сны Великого Змея. Жестокий человек не получит прощения.

— Не жесток он, и не за что его винить! — вскричала Вахта, сердито топнув маленькой ножкой. — Змей храбр, говорю я тебе, и на этот раз принесет домой множество неприятельских скальпов.

— Неужели он за этим и пришел сюда? Неужели в самом деле пробрался он через горы и леса лишь для того, чтобы мучить себе подобных?

Этот вопрос немедленно укротил возрастающий гнев полуобиженной индейской красавицы. Она сперва недоверчиво посмотрела вокруг себя, как-будто боялась шпионства, потом бросила гордый и кокетливый взгляд на свою внимательную подругу. Затем принялась хохотать изо всех сил, и ее хохот раздался музыкальной мелодией на далекое пространство. Но страх быть открытою скоро положил конец этому выражению чрезмерной радости: отняв от лица свои руки, она опять взглянула на молодую подругу с очевидным желанием удостовериться, до какой степени ей можно вверить свою тайну. Гэтти, само собой разумеется, вовсе не была обворожительной красавицей, но не было в ней, однако, и тех неприятных признаков, которыми так часто сопровождается умственная слабость. Многие даже находили ее очень миленькой девушкой, и никому с первого взгляда не приходило на ум, что природа лишила ее обычной доли человеческих способностей. Впечатление, произведенное ею на Вахту, было благоприятное во всех отношениях. Уступая непобедимому внутреннему влечению, молодая индеанка бросилась на шею своей собеседницы и принялась целовать ее с необыкновенной нежностью.

— Ты добра, моя милая, очень добра, я это вижу! — воскликнула с воодушевлением индеанка. — Уже давно нет у Вахты ни друга, ни сестры, — никого нет, с кем делить сердечные чувства. Ты будешь другом Вахты, не правда ли?