Луис Ламур - Перестрелка на ранчо Страница 31

Поднявшись на ноги, я спустился вниз. Фист дернулся было, чтобы вытащить револьвер, но я выстрелил из винтовки от бедра. Пуля чиркнула по его кобуре, вырвав кусок кожи. Когда я вышел на открытое пространство, между нами было не больше тридцати метров.

Лицо Фиста пылало от жары и гнева; он смотрел на меня с ненавистью, словно надеясь испепелить взглядом.

— А, это опять ты? И как это я сразу не понял?

— Чего это ты так задержался, Фист? — спросил я. — Я тебя совсем заждался.

— Как ты сюда попал? Откуда ты знал, что я поеду этим путем?

— Очень просто. — Я улыбнулся, не спеша удовлетворить его любопытство. Наконец, я рассказал ему о карте, которую хранил еще с детства, о том, что Потерянная деревня вовсе не была потеряна, и о том, что там нет никакого золота и никогда не было.

— Так значит, ты все это знал? — Одна мысль об этом приводила Фиста в ярость. — И что же ты собираешься делать?

— Арестовать и сдать властям. Я сообщил о тебе в Таксон, и тебя теперь ищут повсюду. Так что ехать тебе некуда.

Я махнул дулом винтовки.

— А теперь бросай на землю оружие, — велел я. — А если на что-то еще надеешься, можешь попробовать выхватить револьвер.

Фист неохотно опустил руки к пряжке ремня и, отстегнув ее, бросил его наземь. Осторожно переступив через него, он отошел. Я приблизился к ремню, поднял его и, вытащив из револьвера патроны, засунул его вместе с ремнем в свою седельную сумку. А потом сказал Ларику Фисту:

— Ну что ж, парень, поехали.

Тремя днями позже я въехал в город в сопровождении Ларика Фиста, привязанного к седлу. По дороге он сделал попытку убежать, но был за это жестоко избит. Глаза его заплыли, а борода покрылась пятнами крови, к которым пристал песок. Впечатление было такое, будто его возили лицом по базальтовым скалам.

Город словно вымер. Вскоре, однако, в дверях появились люди, в основном женщины. Они стояли и смотрели на нас.

Наконец к нам подъехал Люк Фер. Я протянул ему мешок с деньгами горожан, который я отобрал у Ларика.

— А где все остальные? Ты их нашел?

Фер улыбнулся.

— Я нашел их именно в таком положении, о котором ты говорил, — без лошадей и воды. Фист угнал в пустыню их лошадей и украл у них фляги, но мне удалось собрать разбежавшийся табун, и мы вернулись домой.

— Но где же они?

Люк усмехнулся.

— Добывают золото, — сказал он, — разрабатывают богатейшую залежь — богаче ее я еще не встречал. Мы поехали домой, но в десяти милях от мексиканской границы Пауэре решил отдохнуть. Он присел на камень, и вдруг на глаза ему попался кусок кварца, весь усыпанный золотыми крупинками. Так что все они застолбили там участки и надеются разбогатеть.

Мы двинулись по направлению к банку, но Люк вдруг остановился.

— Ты знаешь, Марла вернулась домой, — сказал он.

Заперев Фиста в камеру, я задумался о том, что мне теперь делать. И тут меня словно озарило: пусть полиция забирает Фиста, а жители этого города — должность маршала. Мне она больше не нужна.

Марла открыла мне дверь. Она была хороша как никогда. Я сразу же понял, что она принарядилась для меня.

Я протянул ей значок маршала.

— Передай это своему отцу, — сказал я. — Они с Пауэрсом хотели избрать нового маршала, я им не буду мешать.

— Но ведь они сказали это в запале! — запротестовала Марла. — Они тогда ничего не соображали.

— Я уверен, что и в другой ситуации они поведут себя точно так же. Фист в тюрьме. Делайте с ним что хотите — можете передать его властям, повесить, оставить гнить заживо в этой тюрьме или отпустить на свободу. Мне это совершенно безразлично.

Марла посмотрела на меня — она не знала, что сказать. Она была очень красива и прекрасно это осознавала, но мне ее красота вдруг стала совершенно безразлична, и она это поняла. И поверьте мне, красота была ее единственным оружием и единственным достоинством. Раньше я этого не понимал, а теперь вдруг понял.

— Куда ты едешь? — робко спросила она.

Мой конь стоял рядом, и я поставил ногу в стремя.

— Знаешь, я с самого детства мечтал отправиться в путешествие. Однажды я ездил в Томбстоун, но разве это путешествие! Я еду в Таксон, а там погляжу.

И я уехал и даже не оглянулся.

Ни разу.

СЛУЧАЙ НА СТАНЦИИ ДИЛИЖАНСОВ

Чего нельзя было делать на Западе, так это грубо обходиться с женщиной. Это случалось редко.

Женщин было мало, и ценились они соответственно. С другой стороны, немало мужчин, воспитанных на романах сэра Вальтера Скотта, придерживались его понятий о рыцарстве и чести. В дневниках очевидцев и других источниках есть много свидетельств о том, что женщины могли ездить через весь Запад в одиночку, ни разу не встретившись ни с малейшей грубостью.

Если женщина сходила на станции с дилижанса, чтобы перекусить, а мужчина не спешил уступить ей место за столом, то кто-нибудь обязательно скидывал его со стула, чтобы дама могла сесть. Невозможно было столкнуться с женщиной на улице, чтобы вас тут же не сбили за это с ног.

Уважение к женщинам было всеобщим по всей границе. Пренебрегать этим было недопустимо.

Ред Клэнеган — массивный, широкоплечий мужчина с тяжелым подбородком — уже не спешил. Настырный шерифский отряд, долго висевший у него на пятках, остался за Пекосом. Их лошади выдохлись, к тому же двум из них приходилось нести двойной груз.

Ред, достигнув Линкольна, обменял своего гнедого на длинноногого широкогрудого вороного с белыми чулками на трех ногах. Затем, задержавшись лишь настолько, чтобы перекусить и перенести седло на новую лошадь, он направился на запад, к Рио-Гранде и отрогам Гилы.

Станция дилижансов Пэкседл представляла собой длинное приземистое глинобитное здание рядом с такой же длинной конюшней и парой обнесенных жердями загонов, а также стогом прошлогоднего сена и огороженным пастбищем, где под утренним солнцем мирно паслось несколько станционных лошадей. Три оседланные лошади дремали у коновязи. Подвыпивший мексиканец, загодя начавший готовиться к сиесте, сидел в тени у стены.

Сдвинув ремешки, придерживавшие в дороге револьверы, Клэнеган проехал последнюю сотню ярдов до станции и спешился у поилки. Держась так, чтобы лошадь находилась между ним и зданием станции, он немного ослабил подпругу, отвел лошадь на затененный клочок травы у дороги и лишь тогда направился в дом.

Вышедший из здания узкоплечий человек с тощим волчьим лицом стоял, наблюдая за ним. Рукоятка его револьвера торчала из правой кобуры, готовая лечь и в левую, и в правую руку.

— Сверху едешь? — спросил он, с холодным вниманием рассматривая Клэнегана прищуренными глазами.