Евгений Костюченко - Граф Орлов, техасский рейнджер Страница 4

— Нет, брат мой, — рассеянно ответил он своему попутчику. — Моя церковь не участвует ни в каких съездах.

Вернувшись в Литл-Рок, он прошел к дому через сад, а не со стороны улицы, избегая встречи с соседями. Быстро переоделся в светлое и отправился в клуб, где собирались воротилы хлебного бизнеса и где у него было персональное кресло с табличкой: «Пол Орлофф».

2

Изучив добытый образец, капитан Орлов пришел к выводу, что револьвер вполне мог бы служить личным оружием офицера или сотрудника полиции. Он был лишен внешнего курка, что обеспечивало скрытность ношения. Пять зарядов тридцать второго калибра гарантировали успех в скоротечном ближнем бою, а два предохранителя обеспечивали безопасность. Самопроизвольный выстрел исключался, а система перезарядки была простой и надежной. По мнению Орлова, ствол был коротковат. Но он не сомневался, что тульские умельцы устранят этот недостаток.

Ему вспомнилась рассказанная генералом Обручевым забавная история о визите Сэмюеля Кольта в Петербург. Тогда, в разгар Крымской войны, русские офицеры были практически лишены личного оружия. Те однозарядные капсюльные пистолеты, что полагались им по уставу, годились только для дуэлей. Видимо, до Кольта дошли сведения о растущих запросах русской армии. Перед этим он долго и безуспешно пытался получить заказ от американского военного ведомства. Чиновники в Вашингтоне не понимали, что он предлагает им самый совершенный к тому времени образец револьвера. Возможно, русские лучше разбираются в оружии? Кольт получил аудиенцию у государя, и оставил в подарок императору несколько великолепных образцов. Однако заказа так и не получил. Американец опоздал. За три месяца до его визита в царской коллекции уже появился подарок тульских оружейников, который, хоть и был сделан по образцу револьвера Кольта, превосходил его по многим показателям. Императору настолько понравился подарок, что он повелел немедленно изготовить еще четыреста штук для гвардейского флотского экипажа. А еще через полгода кольты тульского производства были поставлены на вооружение офицеров стрелкового полка императорского двора.

Орлов еще раз осмотрел новый револьвер, подумав, что неплохо было бы проверить его бой и скорострельность. Впрочем, и без таких испытаний было ясно, что карманный «смит-вессон» станет весьма популярным, как только будет освоено его производство. Стало быть, образец следует как можно скорее переправить в Россию.

Он свое дело сделает. Револьвер окажется в Генеральном штабе. Что дальше?

Вариант первый. Возможно, его усовершенствуют, подгонят под местные условия и требования, а потом станут выпускать под тульской маркой.

Вариант второй. Может быть, дело кончится лишь закупкой крупной партии у тех же американцев. В таком случае, благодаря капитану Орлову кто-то станет еще богаче — за счет государственного бюджета. Ну и пусть, лишь бы новое оружие поступило в войска.

Вариант третий, последний и наихудший. Хуже всего, если с этим образцом произойдет то же, что и всегда. Начальство отнесется к нему как к очередной причуде моды, и револьвер останется доживать свой век в секретной коллекции Военно-ученого комитета.

«Да, скорее всего, так и выйдет, — с горечью подумал капитан Орлов. — Каковы же, в таком случае, будут результаты моей вылазки? Тройное убийство. Проездные расходы. Потерянный день. Еще один потерянный день из пяти потерянных лет».

Орлова удалили из Петербурга после окончания турецкой войны. Положение его шефа, генерала Обручева, было тогда неустойчивым из-за постоянных трений с министром иностранных дел, который имел влияние на государя. И Обручев, чтобы удержать своих лучших офицеров от ухода в отставку, разбросал их в заграничные командировки. Два года капитан Орлов провел в Гибралтаре, следя за движением судов через пролив. А потом, когда уже появилась надежда вернуться, его неожиданно перевели в Америку.

Североамериканские Штаты считались дружественным государством, и для военного разведчика такая командировка была ничем иным как почетной ссылкой. «За что?» — едва не воскликнул Орлов, узнав о новом назначении. Но приказы не обсуждаются.

Его поселили вдали от стратегических портов или военных заводов, в тихом и мирном Арканзасе. И прикрытие у него было самое что ни на есть, мирное — хлеботорговая компания.

Он быстро обзавелся друзьями и стал членом престижного клуба. Но, регулярно посещая его, большую часть времени проводил не в баре и не за карточным столом, а в библиотеке. Газеты и журналы приходили сюда со всех концов страны. Капитан искал и находил в них сведения, которые постепенно стали ему казаться гораздо важнее, чем данные о численности и перемещениях войск или о стратегических планах.

Он обнаружил, что в техническом отношении Америка намного обогнала Старый Свет. Еще до Гражданской войны здесь уже был взят патент на использование железобетона, этого идеального материала для строительства неприступных крепостей. Американцы построили первый нефтепровод и первый элеватор, здесь изобрели телефон, и не просто изобрели, а внедрили в жизнь. А применение нарезного стрелкового оружия? Это же просто революция в тактике!

Европа относилась к заокеанским партнерам с плохо скрываемым высокомерием — и совершенно напрасно. Орлову казалось очевидным, что техническое превосходство рано или поздно перерастет в военное, и тогда сложившееся в мире равновесие сил будет нарушено. Ему было ясно и то, что достижения американских инженеров и ученых могли бы оказать услугу развитию российской армии, пусть даже эта услуга будет невольной.

Донесения, отправляемые Орловым на родину, в основном содержали чертежи и технические описания. Он не знал, какова судьба его посланий, но продолжал копаться в библиотеках. Нельзя сказать, чтобы это занятие вдохновляло капитана. Он никогда не был склонен к сидячей работе и считал себя скорее диверсантом, чем разведчиком. Но лучше хоть какая-то работа, чем вынужденное безделье.

Орлов безвылазно провел в Америке почти пять лет. За это время в России произошли серьезные перемены. Убийство императора, случившееся в восемьдесят первом году, имело множество разнообразных последствий. Но для Орлова важным было то, что новый государь благоволил генералу Обручеву. Генералу поручили возглавить реорганизованный Генштаб, понемногу продвигалось перевооружение, и капитан мог бы оказаться полезнее дома, чем за кордоном. Но пока о его возвращении никто даже не заикался.

Однокашники Орлова по кадетскому корпусу и академии уже ходили в подполковниках, а у него не было ни малейшей возможности получить повышение. Офицеры Генштаба курсировали по европейским столицам в вагонах первого класса, подолгу задерживаясь в Париже, что несколько смягчало суровость военного быта. А Орлов колесил в тряском дилижансе по пыльным дорогам и порой ночевал под открытым небом. Кто-то получал, кроме новых чинов, еще и награды — а он отсылал свои сообщения будто в черную дыру, не получая в ответ ничего, кроме ежемесячной весточки из канцелярии. Наконец, даже те, кого отправили по командировкам одновременно с ним, уже давно вернулись в Петербург. Орлов же, как проклятый, оставался в чужой стране. Ему и сны уже снились на чужом языке. А единственный земляк, с которым он мог общаться, носил фамилию Лансдорф и предпочитал говорить по-немецки.