Джеймс Купер - Зверобой Страница 53

Глава XVIII

Молодые индейцы, посланные после внезапного появления Гэтти на разведки, воротились и сказали, что им не удалось выследить ровно ничего. Один из них даже поравнялся на берегу с ковчегом, но в темноте не мог его заметить. Другие бродили взад и вперед по разным местам, но всюду находили в этой безмолвной пустыне лесов лишь спокойствие ночи. Стало-быть, заключили старейшины, молодая девушка пришла одна, как и в первый раз. Гуронам было известно, что ковчег оставил замок, и они замышляли нападение, которое заранее одушевляло их надеждою на верный успех. Расставили часовых, и весь лагерь расположился спать, приняв все необходимые меры, чтобы пленник не мог бежать.

Гэтти оставили без присмотра, и она немедленно удалилась к молодым ирокезкам, которые приняли ее дружелюбно и предложили к ее услугам звериную шкуру. Сделав себе постель из листьев, молодая девушка легла возле одного из шалашей и скоро погрузилась в глубокий сон.

Во всем лагере было только тринадцать мужчин, и трое из них стояли на часах. Один оставался в тени, недалеко от огня, и обязанность его состояла в том, чтобы смотреть за пленником и раздувать костер, так, однако, чтобы пламя не давало большого света. Другой беспрестанно переходил с одного берега на другой, пересекая основание мыса; третий медленными шагами ходил по песку на противоположной стороне. Все эти распоряжения были не совсем обычны: дикари рассчитывают больше на тайну своего местопребывания, чем на бдительность сторожевых. Но эти меры были приняты вследствие особенных условий, в которых находились гуроны; неприятелю была известна их позиция, а в этот неурочный час переноситься на другое место было неудобно.

Удивительны чуткость и точность, с какими вообще спят люди, привыкшие постоянно быть настороже. Лишь только голова их поместится на подушке, они мгновенно засыпают самым крепким сном; но в урочный, заранее определенный час они непременно пробуждаются с необыкновенною быстротою. То же было и с Гэтти Гуттер. Погруженная в спокойный и глубокий сон, молодая девушка проснулась ровно в полночь и немедленно принялась за исполнение своей мысли. Прежде всего она подошла к огню, который почти догорал, и подложила новых дров. Вспыхнувшее пламя осветило красное лицо гурона, стоявшего на часах, и глаза его заблистали, как у пантеры, преследуемой охотниками в ее логовище. Но Гэтти не почувствовала никакого страха и спокойно подошла к тому месту, где стоял индеец. Ее движения были так естественны, и в чертах ее лица было такое добродушие, что он отнюдь не был встревожен появлением молодой девушки и подумал только, что ей холодно. Гэтти начала с ним говорить, но он не понимал английского языка. Простояв подле него около минуты, она медленным шагом пошла вперед, не принимая никаких предосторожностей, чтобы скрыть свои движения. Она прямо пошла к оконечности мыса, к тому месту, где высадилась в первый раз. Часовой видел, как она мало-по-малу исчезала во мраке, но не обратил на это внимания: он знал, что его товарищи караулят все выходы из лагеря, да притом и не думал, чтобы она хотела удалиться украдкой.

Не имея ясного представления об этой местности, Гэтти, однако, благополучно выбралась на берег и встретила по дороге индейца, бродившего по песку. Заслышав легкую поступь молодой девушки, он бросился к ней навстречу с видимою радостью. При глубоком мраке, особенно под тенью деревьев, нельзя было различить предметов на расстоянии двадцати шагов, и чтобы различить черты человека, нужно было сойтись с ним лицом к лицу. Молодой гурон был, повидимому, очень неприятно разочарован, когда рассмотрел Гэтти: он ожидал свою возлюбленную, обещавшую притти к нему в полночь. Так же, как и его товарищ, он ничего не знал по-английски, но появление молодой девушки в глубокую полночь и его ничуть не обеспокоило. При кочевой жизни индейцы не имели определенных часов для своих занятий и каждый спал, обедал или ужинал когда ему угодно. Притом слабоумие Гэтти служило для нее надежной защитой. Озадаченный своей неудачей, молодой индеец сделал знак, чтобы девушка шла своей дорогой. Гэтти повиновалась, но, проходя мимо, проговорила:

— Если ты, молодой человек, принял меня за гуронку, я не удивляюсь твоей теперешней досаде. Я Гэтти Гуттер, младшая дочь Томаса Гуттера, и никогда не назначала свиданий в ночное время молодому человеку: матушка всегда говорила, что это нехорошо, и что скромная молодая девушка не позволяет себе этого. Пусть бы даже Скорый Гэрри на коленях передо мною вымаливал это свидание, я не соглашусь: матушка говорила, что это нехорошо…

Говоря таким образом, она скоро пришла к тому месту, где в береговой извилине за кустарниками была скрыта от глаз часовых лодка, которую нельзя было увидеть здесь даже среди белого дня.

— Юдифь! — крикнула Гэтти. — Вот я здесь, и возле меня никого нет.

Ответный возглас донесся с воды, и в ту же минуту к берегу подъехала лодка. Гэтти поспешила сесть, и Юдифь ловким движением весел сразу отчалила от берега на несколько саженей. Вначале обе сестры не говорили ни слова. Легкий челнок, управляемый искусною рукою, быстро уносился вперед, к ковчегу. Наконец Юдифь заговорила первая:

— Здесь мы совершенно в безопасности, Гэтти, и с берега никто нас не услышит. Надо, однако, говорить как можно тише, потому что звуки разносятся далеко в безмолвии ночи. Плавая здесь, возле берега, я ясно слышала голоса ирокезов и распознала звуки твоих шагов прежде, чем ты начала говорить.

— Мне кажется, Юдифь, гуроны не подозревают, что я ушла от них.

— Очень может быть! Видела ли ты Зверобоя? Говорила ли ты, с ним?

— Да, и видела, и говорила. Он сидит возле огня со связанными ногами, хотя руки его оставлены на воле, и он мог ими делать все, что хотел.

— Ну, так рассказывай скорей, что он тебе говорил. Говорила ли ты, что это я послала тебя к нему? — сказала Юдифь с живейшим нетерпением. — Рассказывала ли, как я огорчена его несчастием?

— Кажется, что рассказывала, Юдифь; но ведь ты знаешь, я глупа и легко могла забыть. А вот он рассказывал мне такие вещи, которых забыть нельзя, потому что кровь застывала в моих жилах, когда я его слушала. Он поручил мне сказать, чтобы все его друзья… а ведь и ты, я полагаю, принадлежишь к числу его друзей, сестрица?

— Что тебе за охота мучить меня, Гэтти? Разумеется, я самый искренний его друг!

— Мучить тебя, сестрица? С чего это ты взяла? Нет, я не хочу тебя мучить… А вот это слово напомнило мне все, что говорил Зверобой. Дикие, видишь ли ты, собираются его мучить, но он постарается перенести все эти муки: этого, говорил он, бояться нечего.