Дэвид Томпсон - Опасный промысел Страница 8

Он помедлил, облизнул губы и начал читать:

— Прошла зима междоусобий наших, Под Йоркским солнцем лето расцвело, И тучи все, нависшие над нами, В пучине океана погреблись…[3]

Нат и вправду собирался внимательно слушать, как делал большинство вечеров, но его мысли вскоре умчались прочь. В последнее время он нередко вспоминал Нью-Йорк, а чаще всего думал о своей семье и Аделине. Иногда он ужасно скучал по матери и отцу, но в другие дни вспоминал, как они пытались задушить его тягу к приключениям и заставить пойти по стопам отца. Именно родители в конце концов убедили его стать бухгалтером, несмотря на робкие возражения молодого человека. И именно родители устроили его встречу с Аделиной, наверняка рассчитывая, что мужская природа позаботится об остальном. Милая Аделина…

Ната кольнуло чувство вины, когда он вспомнил о красавице, которая некогда казалась ему ангелом во плоти и на которой он собирался жениться. Натаниэль вспомнил, как блестели в свете лампы светлые волосы Аделины, как искрились ее глаза, когда она смеялась. Любой мужчина в штате Нью-Йорк счел бы за честь стать ее мужем. А как поступил он? Повернулся к ней спиной. Повернулся спиной к своей семье. И все из-за дяди Зика.

Воспоминания о дяде невольно заставили Ната улыбнуться. Зик был человеком, умевшим наслаждаться жизнью как никто другой, дорожившим каждым мгновением своего существования так, словно это мгновение было последним. Именно благодаря Изекиэлю Кингу Нат оставил Нью-Йорк, чтобы, может, никогда больше туда не вернуться. Дядя прислал ему письмо, в котором предложил встретиться с племянником в Сент-Луисе и поделиться с ним неким загадочным «сокровищем».

Как мог Нат ему поверить?!

Зик всегда считался паршивой овцой в семействе Кингов, всегда был не таким, как все. Поэтому никто особенно не удивился, когда он решил покинуть Нью-Йорк и устремиться на Запад. И никто не удивился, услышав, что Зик построил хижину в далеких Скалистых горах и женился на индианке. В конце концов в семье Кингов вообще перестали упоминать Зика.

Но Нат всегда тепло относился к дяде… И все же, получив от него письмо, не решался принять приглашение до тех пор, пока не понял, как много предложенное дядей сокровище значит для его дорогой Аделины. Аделина выросла в роскоши и ожидала, что Нат обеспечит ей привычный образ жизни. Она даже подталкивала жениха к тому, чтобы тот занялся торговлей в доле с ее отцом.

Рассчитывая получить богатство, которого так жаждала Аделина, Нат отправился в Сент-Луис на встречу с дядей.

Кто мог предвидеть, чем все это обернется?

Да, он должен был заподозрить неладное, когда Зик заявил, что «сокровище» спрятано в его хижине в Скалистых горах. Племянник, однако, с радостью включился в игру и, хотя ему пришлось убивать головорезов и индейцев, наслаждался жизнью в глуши так, как никогда и ничем прежде.

Когда же выяснилось, что и не было никакого сокровища, по крайней мере в том смысле, который вкладывал в это слово юный Кинг, еще можно было вернуться к цивилизованной жизни. Но к тому времени Натаниэль уже начал ценить истинное сокровище дяди: бесценный дар свободы.

Кто сумел бы вернуться к прозябанию в Нью-Йорке, однажды насладившись яркой жизнью в Скалистых горах? Кто сумел бы вновь наложить на себя роскошные путы цивилизации, познав безыскусное великолепие первобытной глуши?

И вот теперь — посмотрите на него!

Он женат на замечательной индианке из племени шошонов и собирается впервые в жизни побывать на встрече индейцев, торговцев и трапперов.

Подумать только, сколько всего случилось за это время: Нат дрался с враждебными индейцами и белыми грабителями; принимал участие в охоте на бизонов; убивал оленей, лосей и антилоп; ловил рыбу в кристально чистых ручьях и озерах; научился верить в свои силы и быть настоящим мужчиной.

Но что ожидает его в будущем?

Нат редко думал о том, чем будет заниматься через неделю или через месяц. Хочет ли он стать траппером? Вернется ли в хижину дяди Зика или построит где-нибудь собственное жилище? Если он решит поселиться в хижине, как отнесется Уинона к тому, чтобы жить так далеко от своего народа? И сколько еще пробудет с ним Шекспир, отдавая массу времени и сил его обучению простейшим навыкам выживания в диких местах?

Встревоженный этими мыслями, Нат посмотрел на траппера.

— Нырните в душу, мысли! Вот и Кларенс![4] — декламировал тем временем Шекспир. — И тут входит Кларенс под стражей, а вместе с ним Брекенбери…

— Послушай… — начал Нат.

Траппер удивленно поднял глаза:

— Сейчас как раз начинается самое интересное!

— Когда ты собираешься вернуться в свою хижину?

Шекспир нахмурился:

— Я как-то не задумывался над этим. А что, тебе не терпится от меня отделаться?

— Нет. Как раз наоборот. Я надеялся, что ты останешься со мной еще хотя бы на несколько недель и научишь меня всему, что знаешь сам.

Шекспир засмеялся:

— Ты уверен, что это займет несколько недель?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Не беспокойся, Нат, я останусь с тобой до тех пор, пока ты не будешь готов к самостоятельной жизни. И тогда в одно прекрасное утро ты проснешься и обнаружишь, что меня рядом нет.

Нат подался вперед:

— Но я ведь увижу тебя снова?

— Надеюсь, что да, но в этом мире ничего нельзя знать заранее. Сегодня ты живехонек, а завтра тебя уже нет на свете. Никто никогда не знает, встретит ли он завтрашний рассвет, поэтому мы должны как можно полнее наслаждаться всякой, даже малой радостью.

— Ты говоришь совсем как дядя Зик.

— А кто, как ты думаешь, научил его всему, что он знал? — поинтересовался Шекспир, хитро сверкнув глазами.

— Интересно, стану я когда-нибудь таким же, каким был он, — печально заметил Нат, глядя на мерцающее пламя костра.

— Не торопись. Головастик не может за одну ночь превратиться в лягушку. Сперва он должен пробыть положенное время головастиком, а уж потом встать на собственные лапки.

— Значит, я еще головастик?

— Вовсе нет! Я бы сказал, ты уже стоишь на своих лапках, просто побаиваешься покинуть хорошо знакомое болотце.

Нат кивнул, понимая, что друг попал в самую точку. Юноша взглянул на Уинону, восхищаясь ее красотой и дивясь тому, что она может так долго сидеть молча, не пытаясь привлечь его внимание. Такое терпение изумляло его, как изумлял и ровный нрав индианки. Нату никогда еще не встречался человек, способный воспринимать все с таким спокойствием, не терявший головы даже в самые опасные минуты. Самообладание Уиноны было поразительным, и Нат часто желал иметь хотя бы половину стойкости своей жены.

— Я могу пойти прогуляться, — заметил Шекспир.