В жаре пылающих пихт - Ян Михайлович Ворожцов Страница 8

Византийское шестикнижье. В самих названия уже заключалась некая внушающая страх сила – вроде падучей болезни или еще чего. И с тем, господа присяжные, чтобы еще сильнее повлиять на умы, человек намеренно использовал символы с древней родословной, чьи корни уходят еще в дохристианские, доадамские, добиблейские, черт подери, времена! Оттуда оно и пляшет. Это уподобление ритуалу. Внешность судьи, его регалии – и ореол почета, которым его фигура окружается, как Христос сиянием мандорлы. Атрибуты судейства его – молот, книги и кафедра, что твой постамент, его божественная мантия с широкими рукавами. Его речь, голос и манеры. Все должно отвечать его статусу!

Кареглазый закрыл глаза.

Холидей сплюнул. Но это – только ложь! сопротивление злу невозможно, ибо мир сей выдуманный с рукописными законами его – есть зло! и кто одержим жаждой, тот уже во власти злой силы. Но возможно ли изгнать бесов бесами? это порочный круг! тот, кто идет путями этого мира – уже подталкиваем силами зла и придет обратно к тому, что сам и разрушал! По Христу на крест, господа присяжные, я говорю вам, это как закон божий – по Христу на крест! Мы сами для себя воздвигали кресты, но лезут на них другие? Это ли проявление веры или безверия? Как же, что мы поступками своими воздвигаем кресты для иных, но не для себя? а сколько еще крестов?

Непочатый край! вот как я скажу вам! Бескрайнее кладбище за нашими плечами! кто в ответе за их воздвижение? Кто будет принимать свой крест? или же я здесь – козел отпущения?

Кареглазый стукнул его прикладом винчестера по уху. Заткнись уже!

С ума сошел, милок! огрызнулся Холидей, да у вашего щенка него мозги спеклись!

Кареглазый надвинул шляпу на глаза.

Хватит!

Если вы закон, то осудите и его! прокричал Холидей, он, как и я – убийца! но я не убивал и не насиловал женщин, и пальцем не трогал их без согласия, что бы вы мне там не пытались пришить! Дайте мне пистолет с одной пулей, дайте шанс! пусть сам господь бог распорядится, кому из убийц будет отпущено, а кто будет наказан им! я требую дуэль – честь по чести, я клянусь своим местом в царствии небесном, что укокошу этого простофилю вот так на раз и два!

Я-то? На дуэль с тобой? спросил кареглазый.

Да, а что? Струхнул, сучий сын!

Я дурак, по-твоему?

У тебя кишок не хватает – только на безоружного подымаешь руку.

Ты меня сразу застрелишь.

Я требую, крикнул Холидей, вы мне остригли бороду и обрезали одежки, переносно выражаясь! Я требую…

В суде требовать будешь.

Трусливый щенок! протиральщик седел, срезатель изгородей! да и просто-напросто сучий сын! прорычал он злым голосом. Петух слащавый! погоди у меня! а ну, сюда ползи! я же тебе голыми руками, вот этими вот руками…

Горбоносый пригрозил ему. Ну, что за речи.

Длиннолицый застопорил своих связанных лошадей.

А я – за. Пусть стреляются.

Никто не будет стреляться, сказал горбоносый.

А почему, собственно? Сэкономим время и деньги, и слова.

Верно, дайте мне оружие! Я употреблю пулю как надо!

С ума сошел? спросил кареглазый.

По-моему, это справедливо, ответил длиннолицый.

Да я за оружие взяться не успею!

Ну, женщину ты застрелил, не думая – как яйцо разбил.

Это не я! Откуда тебе…

Горбоносый выслушивал аргументы – но ему быстро надоело. Он слез с лошади, подошел к Холидею и вручил ему свой револьвер.

Одна пуля, сказал.

Да, да, облизывая губы и сверкая глазами, пробормотал Холидей.

Кареглазый нервно рассмеялся:

Вы это серьезно?

Холидей отступил на шаг.

А руки? руки мне развяжите?

Нет, обойдешься.

Впрочем, я его и с завязанными глазами укокошу.

Кареглазый наотрез отказывался слезать с лошади, потянул поводья и сплюнул, это комедия! Мое мастерство дуэлянта ограничивается тем, что я едва успеваю выхватить из кармана мой носовой платок до того, как чихну. Он меня сразу убьет!

Холидей расхохотался.

Ты, видать, сопля смазливая, из тех ковбоев – кто боек на пустое место ставят, чтобы зазря не бабахнуло?

Кареглазый не двинулся с места. Это вам не родео, ребятки. А хотите в моих одежках дыр понаделать, так я вам чучело сооружу – наряжу его, можете пострелять, только без меня. Так вот.

Трусливая собака, рявкнул Холидей, ты своей трусостью и безверием господу нашему в лицо плюнул и приравнялся к тем, кто его побивали палками и камнями и требовали для него казни! И путь к его неисчерпаемому милосердному сердцу для тебя потерян на веки вечные, гореть тебе в адском пламени, да, да! Я думал, что ты настоящий мужчина, а ты прячешься за законами, но для меня только один закон есть – закон божий, а ваши законы только писаные нечистотами слова на бумаге, никто их не признает здесь! У них нет власти против закона божьего!

Холидей отступился на шаг, направил револьвер в лицо горбоносому и выстрелил. Вхолостую шагнул курок.

Ты что ж, гад, сучий сын пустоглазый!

Горбоносый саданул ему по носу, забрал оружие и возвратился в седло.

Поднимайся, длиннолицый дернул за веревку.

Гады, вши, вы хуже вшей, пробовали вы жить по законам вашим, вы, составители их! Жить такой жизнью, как жил я! В ваших словах нет силы, судьи! Вы ничто для меня, лжецы, будьте вы прокляты и ваш закон, да… а ты, щенок прыщавый, берегись, ой берегись, представится мне шанс к бегству, я твоего отца отыщу! И все семейство твое. Отрублю старику и вторую руку на глазах жены, потом изнасилую ее, сестер твоих тоже изнасилую, и порублю их на куски. Убью их! Каждого из них, ибо все свои болящие раны, что ты мне причинил и твои спутники, я заживлю твоей смертию и их, и кровь ваша будет мне бальзамом на душу мою разгоряченную и неуспокоенную!

У кареглазого кровь пульсировала в голове, он весь горел, вглядываясь в горбоносое, длиннолицее и кареглазое лицо Холидея, которое тасовалось у него на глазах как колода карт, меняя выражения, приводя в движение губы, глаза и мышцы.

Дай-то Боженька всемилосердный я до тебя доберусь прежде, чем меня в петлю проденут, тогда и тебя утяну за собой! Холидей перекрестился, вот так вот, запомни слова мои как отче наш и прислушивайся, когда ангелы вотрубят!

Они продолжали путь в молчании. Полуистлевшие кости неведомого зверя, опутанные паутиной, покоились среди величавых булыжников, в логове огнедышащего ящера, где все поросло мертвым подобием лишайника, из которого сочилась застоявшаяся затхлая зловонная влага – и над этой