Записки офицера Красной армии (СИ) - Песецкий Сергей Михайлович Страница 3

Я закончил письмо, разулся, чтобы не зацепиться за ковёр, и прохаживаюсь, «Трёх танкистов» насвистываю. Тут слышу, кто-то в дверь стучит.

— Войдите — говорю.

В комнату зашла девочка лет десяти. Хитрая такая. Сразу видно, буржуйское отродье. Глазами так и зыркает по углам. Наверное шпионить её прислали, чтобы посмотрела, чем я занимаюсь.

— Мамочка — говорит она — приглашает вас на чай.

Я думаю, идти, не идти? Но пошёл. Было интересно посмотреть, как буржуйки чай пьют. Прихожу значит я в их столовую. Вижу, белая скатерть на столе лежит, а на ней полно разной драгоценной посуды. На столе лежит сыр, молоко в кувшинчике, какие-то копчёности, в сахарнице сахар насыпан. Только хлеба было мало. Тогда я сказал: «Подождите минутку». И вышел. Вернулся в свою комнату и думаю: «Взять кило хлеба, или всю буханку?» Но может много сожрут? И мне тоже есть захотелось. Взял я огромную буханку, принёс к ним и положил на стол. «Это — говорю — для всех».

— Но зачем? — спрашивает одна. — Хлеба у нас много, только мы не режем весь, чтобы не засыхал.

— Ничего — говорю я. — Не стесняйтесь и ешьте сколько хотите. Мне по карману купить хоть две такие буханки!

Они посмотрели друг на дружку. Вероятно дивятся моей щедрости. Налили мне чаю… Ну, ничего, разговариваем. Та, что хорошо владеет русским (Марией Александровной зовут), угощает меня: «Пожалуйста сыра! Колбаски! А чего масло на хлеб не мажете?»

— А где масло? — спросил я.

Она пододвинула мне такое специальное блюдце с крышкой, а в нём лежит что-то жёлтое как воск. Тогда я говорю:

— А, так это и есть масло! Мне мама рассказывала, что когда-то у них тоже масло из молока делали.

Начал я это их масло на хлеб намазывать. Но неудобно. Оно только скатывается. Его бы лучше ложкой есть, а не намазывать. Тогда я взял себе кусочек колбасы. Но так тонко буржуйки нарезали. Видно скупые.

Ну, ничего. Беседуем. Я спрашиваю её, кого как зовут? Мария Александровна на одну показывает и говорит: «Пани Зофия». А другая оказалась пани Стефания.

— А как малую зовут? — спросил я.

— Андзя.

— А почему не пани Андзя?

— Потому что детей у нас зовут только по имени. Когда подрастёт, то будет панна Андзя.

«Естественно — подумал я — её могут выучить только фашисткой и врагом трудового народа. Тоже сделали бы из неё гадину, если бы наша советская власть не пришла! Теперь кончатся эти панские штучки!»

Ну, ничего. Сидим себе и беседует довольно культурно, то о погоде, то об урожае. Я вижу, что и я их собачий язык немного понимаю. А чего не понимаю, то мне Мария Александровна сразу переводит. И всё бы было хорошо, но одна из них (та старшая, пани Зофия), говорит мне на ломаном русском языке:

— Пан лейтенант, а долго вы пробудете у нас в Вильно?

Очень мне этот вопрос не понравился. Сразу понял, что она хотела хитростью, от красного офицера, узнать о стратегических намерениях высшего командования. Но я её тут же раскусил. Знаем мы фашистские уловки! Так что я сказал очень любезно и спокойно, хотя, собственно говоря, за такое надо с ходу бить по морде:

— Сколько нам захочется, столько и пробудем.

А она снова:

— Пан лейтенант, а вам нравится наш Вильно?

Я заскрипел зубами. Издевается, холера, надо мной, красным офицером и порядочным большевиком. Уже второй раз меня «паном» назвала. Но я стиснул под столом кулаки и стараюсь держаться.

— Во-первых — говорю я — не Вильно, а Вильнюс. Вот что. Во-вторых: не ваш, а наш. В-третьих: мне он совсем не нравится, потому что никакой культуры нет. Даже на вокзале нет вошебоек. Что же это за жизнь! Что же это за гигиена! Что же это за культура!

Тут вмешалась Мария Александровна и говорит так чисто по-русски… это очень подозрительно и надо будет сообщить об этом в НКВД. Так вот, говорит она:

— Вошебоек у нас в самом деле нет. Но потому, что у нас нет вшей. Так что зачем нам вошебойки!

Сами вы как вши — подумал я и говорю:

— Вошебойки являются санитарным и гигиеническим оборудованием. Мышей у вас тоже может не быть, а вот, котов у вас всюду множество. Вот что.

А та первая (пани Зофия) снова обращается ко мне и вижу я, морда хитрая, хитрая, хитрая!

— Пан лейтенант…

Но на этот раз я ей закончить не дал. Бросил нож на стол и рявкнул:

— Заткнись, старая обезьяна! Никакой я тебе ни пан, а защитник пролетариата! И я тут именно затем, чтобы уничтожать такую фашистскую заразу как ты! Понимаешь?! А если не понимаешь, то я тебе сейчас своими руками объясню!

Я как приложился кулаком к столу, что аж все стаканы на нём запрыгали. Девочка плакать начала. А Мария Александровна умоляет меня и тоже чуть не плачет.

— Михаил Николаевич — говорит она. Не гневайтесь. У нас каждому говорят пан. Даже нищему. Так же как во Франции «мсье», или в Англии «мистер».

Но я не дал уломать себя этим хамкам.

— Подождите немного — сказал я. — Мы наведём порядок и панами, и месьями, и с мистерами! Придёт время для всех и каждому найдётся подходящее место! А мне, порядочному человеку, сидеть в вашем обществе и попивать чаи негоже! До свидания!

Я встал. Естественно, сплюнул на пол. И гордо вышел. Даже свой хлеб со стола не забрал. Пусть подавятся им подлые фашистки!

Пошёл я спать. Кровать, вижу, хорошо застелена. Большое одеяло, лёгкое, мягкое, в белую оболочку затолкнуто. А на оболочке той разные цветочки, листики и мотыльки вышиты. Две подушки… тоже в оболочках с цветами. Ну и простынь. А всё такое белое, словно краской выкрашено. Я даже пальцы послюнявил и попробовал, не мажется ли?

Залез я на кровать и полностью в ней утонул. Только нос наверху. Вертелся я, крутился, а сон не берёт. Не по мне, порядочному большевику, такие буржуйские изобретения! Как они на таком с бабами спят?… Вылез я из постели, подушку у стены положил, завернулся в одеяло и в два момента заснул.

Утром просыпаюсь. Вижу — солнце светит. Красота.

Вышел я на балкон. Видна большая часть города и река тут же течёт… Я вздохнул: чудно!.. Небо голубое, голубое, голубое… Вот, думаю я, из такого голубого материала пошил бы я себе рубашку, а Дуне юбку.

8 октября 1939 года. Вильнюс

Вчера я получил месячное жалование: 700 рублей. Также выдали провиант на всю неделю вперёд: хлеб, крупа, сахар, рыба, сало, чай и пачка табака. Вот — подумал я себе — чтобы рабочие капиталистических стран увидели, как заботится Советский Союз о своём защитнике. Правда, хлеб был заплесневелый; от рыбы немного воняло, но есть ещё можно было; крупа потёрлась в порошок и как бы стухла; сало, естественно, прогорклое — наверное не выдерживает дальние перевозки; половину табака какой-то мерзавец отсыпал из пачки и подменил на опилки; сахар сырой — для веса. Но это неважно. Важна забота о нас и память. Вот так.

А 700 рублей мне очень пригодились. Оказалось, что тут можно за эти деньги купить множество разных хороших вещей. Но надо поспешить, пока буржуи не опомнились и не попрятали. Наши власти установили такой курс: 1 рубль равняется 1 злотому… За 700 рублей что бы я у нас купил? Даже на хорошие ботинки не хватит. А тут пара башмаков 20 рублей, кило сахара 1 рубль. И всего сколько хочешь. Даже в очереди стоять не надо. Хорошо тут жилось буржуям на нужде пролетариата. Но теперь и мы поживём красиво благодаря советской власти. Я уже три дня колбасу ем. А на белый хлеб уже смотреть не могу, только булочки разные наворачиваю.

Сегодня утром зашёл я к часовщику. Около меня живёт. В окне у него большие часы есть, поэтому всегда, когда я хочу узнать который час, спускался вниз посмотреть. В очень удобном месте дали мне квартиру и потому ценил я её чрезвычайно. Так вот, захожу я к часовщику и спрашиваю, нет ли у него на продажу часов.

— Какие желаете? — спросил он меня.

— Самые лучшие, какие могут быть. Сколько такие будут стоить?

— Есть у меня — говорит он — отличные часы известной фирмы «Омега». Но и цена не маленькая. Не знаю, купите ли.