Анджела Картер - Золушка, или Дух матери Страница 2

Поиск ноги, которая подходит туфельке, необходим для осуществления этого ритуального осквернения.

Другая женщина отчаянно хочет того молодого человека. Она готова на все, чтобы его заполучить. Не теряя дочь, приобрести сына. Она так сильно хочет сына, что готова покалечить своих дочерей. Она берет разделочный нож и отрубает старшей дочери большой палец, чтобы ее нога влезла в крошечную туфельку.

Представьте себе.

Замахнувшись мясницким ножом, женщина обрушивается на свою дочь, которая обезумела, словно она не девочка вовсе, а мальчик, и старуха нацелилась на часть тела, более необходимую, нежели палец на ноге. «Нет! — кричит она. — Мама! Нет! Не нож! Нет!» Но палец, так или иначе, отлетает, и она швыряет его в очаг, в золу, и потом Золушка его находит, удивляется и испытывает как трепет, так и страх перед феноменом материнской любви.

Материнской любви, укутывающей этих дочерей точно саван.

Принц не нашел ничего знакомого в лице слезливой молодой женщины — одна туфля сброшена, другая одета, — показанной ему торжественно ее матерью, но сказал: «Я обещал, что женюсь на любой, кому подойдет туфелька, так что возьму тебя в жены», — и они уехали вместе.

Дикая голубка прилетела, порхала вокруг, но не щебетала, не ворковала свадебной паре, а пела страшную песню: «Смотрите! Смотрите! В туфельке кровь!»

Принц, возмущенный обманом, тут же вернул поддельную экс-невесту, но мачеха быстренько оттяпала пятку другой дочери и засунула еще одну несчастную ногу в освободившуюся кровавую туфельку, так что принц — ничего не поделаешь, человек слова — помог новой девочке подняться и снова уехал.

Вернулась воркующая дикая голубка: «Смотрите!» И, само собой, туфелька снова была залита кровью.

— Пусть попробует Золушка, — сказала нетерпеливая дикая голубка.

Так что теперь Золушка должна засунуть ногу в отвратительную емкость, эту открытую рану, все еще слизкую и теплую, ибо ни в одном из многочисленных текстов этой сказки не говорится, что принц вымыл туфельку между примерками. По сути своей это было настоящее испытание — засунуть голую ногу в кровавую туфельку, — но ее мать, дикая голубка, уговорила Золушку тихим, воркующим пением, которому невозможно было не внять.

Если она не окунется без отвращения в эту открытую рану, она не подойдет для женитьбы. Так пела дикая голубка, в то время как другая безумная мать беспомощно стояла рядом.

Нога Золушки, размером с перевязанную ножку китаянки, — культя. Почти инвалид, она запихивает в туфельку крошечную ножку.

— Смотрите! Смотрите! — восторженно кричала дикая голубка, постепенно выдававшая свою духовную природу, становясь все более нематериальной, тогда как Золушка поднялась в туфельке и принялась расхаживать по кругу. Хлюп, — вошла культя в туфельку. Хлюп.

— Смотрите! — пела дикая голубка. — Ее нога подходит туфельке, как труп подходит гробу!

— Видишь, как хорошо я о тебе забочусь, моя дорогая!

2. Обожженная девочка

Обожженная девочка жила в золе. Нет, не совсем обожженная — скорее обугленная, чуть-чуть обугленная, как палка, наполовину сгоревшая и вытянутая из огня. Она была похожа на уголь и золу, потому что с тех пор, как умерла ее мать, она жила в золе, и горячая зола обжигала ее, так что она вся была покрыта струпьями и рубцами. Обожженная девочка жила на очаге, усыпанном золой, как если бы она все еще скорбела.

После того, как ее мать умерла и была похоронена, отец забыл о жене и дочке и женился на женщине, выгребавшей золу, и вот поэтому девочка жила на неубранной золе, и некому было расчесать ей волосы — так что они торчали, точно ветки кустарника, и некому было вытереть грязь с ее покрытого струпьями лица, а она не решалась сделать это сама, но выгребала золу, и спала рядом с котенком, и ела подгоревшие кусочки со дна котелка, выскребая их, сидя на корточках на полу, одна перед огнем, точно и не была человеком, потому что она все еще скорбела.

Ее мать была мертва и лежала в могиле, но чувствовала нестерпимую боль любви, когда смотрела вверх сквозь землю и видела обожженную девочку, покрытую золой.

— Подои корову, обожженная девочка, и принеси молоко, — говорила мачеха; некогда она сама выгребала золу и доила корову, а обожженная девочка делала это теперь.

Дух матери вошел в корову.

— Пей молочко, поправляйся, — сказал дух матери.

Обожженная девочка дергала вымя и отпивала достаточно молока перед тем, как отнести ведро обратно; этого никто не видел, а время шло, она пила молоко каждый день, она поправлялась, у нее росли груди, она сама росла.

Был еще мужчина, мачеха хотела его и позвала в кухню отобедать, но сказала, чтобы еду приготовила обожженная девочка, хотя до этого всей стряпней занималась сама. Когда обожженная девочка приготовила обед, мачеха послала ее доить корову.

— Я хочу себе того мужчину, — сказала обожженная девочка корове.

Корова давала все больше, и больше, и больше молока — достаточно для того, чтобы девочка напилась, умылась и вымыла руки. Умывшись, она соскребла струпья и теперь больше не была обожженной, зато корова была пуста.

— Давай собственное молоко в следующий раз, — сказал дух матери внутри коровы. — Ты выдоила меня насухо.

Подошел котенок. Дух матери вошел в него.

— Тебе нужно сделать прическу, — сказал котенок. — Ложись.

Котенок расправлял своими умелыми лапками ее космы, пока волосы обожженной девочки не начали красиво виться, но они были такие спутанные, что перед тем, как прическа была готова, коготки у котенка были все выдраны.

— Расчесывай свои волосы сама в следующий раз, — сказал котенок. — Ты меня покалечила.

Обожженная девочка была чистая и расчесанная, но совершенно голая.

На яблоне сидела птица. Дух матери покинул котенка и вошел в птицу. Птица ударила клювом в свою грудку. Кровь полилась на обожженную девочку, стоявшую под деревом. Она стекала по ее плечам и покрывала ее спереди и сзади. Когда у птицы закончилась кровь, на обожженной девочке появилось красное шелковое платье.

— Делай свое платье сама в следующий раз, — сказала птица. — Я покончила с этим кровавым делом.

Обожженная девочка зашла на кухню показаться мужчине. Она была уже не обожженной, но красивой. Мужчина отвел глаза от мачехи и посмотрел на девочку.

— Пошли ко мне домой, и пусть твоя мачеха остается и выгребает золу, — сказал он ей, и они ушли. Он дал ей дом и деньги. Все у нее вышло хорошо.

— Теперь я могу спокойно уснуть, — сказал дух матери. — Теперь все в порядке.

3. Дорожная одежда

Мачеха взяла раскаленную докрасна кочергу и обожгла ею лицо сироты, потому что та не выгребала золу. Девочка пошла к могиле своей матери. В земле ее мать сказала: «Наверное, идет дождь. Или снег. Если только сегодня вечером не выпала обильная роса».

— Дождя нет, снега нет, для росы еще слишком рано. Это мои слезы падают на твою могилу, мама.

Мертвая женщина дождалась наступления ночи. Затем она выбралась наружу и пошла к дому. Мачеха спала на перине, а обожженная девочка на очаге среди золы. Когда мертвая женщина ее поцеловала, шрам исчез. Девочка проснулась. Мертвая женщина дала ей красное платье.

— Я носила его, когда была в твоем возрасте.

Девочка надела красное платье. Мертвая женщина вынула из своих глазниц червей; они превратились в драгоценные камни. Девочка надела бриллиантовое кольцо.

— Я носила его, когда была в твоем возрасте.

Они пошли вместе к могиле.

— Ложись в мой гроб.

— Нет, — сказал девочка. Она дрожала.

— Я легла в гроб своей матери, когда была в твоем возрасте.

Девочка легла в гроб, хотя думала, что это сведет ее в могилу. Он превратился в карету и лошадей. Лошади били копытами, порываясь умчаться.

— Езжай и отыщи свою судьбу, дорогая.