Дмитрий Вересов - Генерал

Дмитрий Вересов

Генерал

Роман-хроника

© Д. Вересов, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Предисловие

Мое поколение застало советскую власть в обличье Степаниды Власьевны, барыни упрямой, падкой на лесть, слегка маразматической – но в целом незлобной и, как говорится, «жить позволяла», причем во многих отношениях вполне достойно. (А ведь правда, ни до, ни после – ни при царизме, ни, увы, при сегодняшней «банановой» полудиктатуре – не было в нашей большой стране практически поголовно сытого и грамотного населения.) Порой казалось: нашей бы Степаниде еще чуть-чуть мозгов, воли, здравого смысла – и все будет классно.

Классно не стало.

И вот теперь, старея и ностальгируя, наблюдая пустоглазое «кувшинное рыло» нынешнего истеблишмента и чудовищную нравственно-интеллектуальную деградацию общества и власти, мы не только с теплотой вспоминаем бровасто-брыластую матушку Степаниду, но и почти рефлекторно перебрасываем эту теплоту на предшествующие ее воплощения – в особенности на усатый облик «эффективного менеджера» и «лучшего друга физкультурников». Те, кто еще позавчера жадно читал Солженицына в «слепых» машинописных копиях и выхватывал друг у друга из рук перестроечные «Огоньки», сегодня витийствуют про гениального вождя и полководца, сурового и справедливого, как Стивен Сигал. Другие же, не сумевшие и не захотевшие «поступиться принципами», талдычат про кровожадное чудовище, пожравшее лучшую половину собственных подданных. И, что характерно, ни те ни другие не хотят разобраться в предмете спора по существу, да и убедить друг друга в своей правоте особо не стремятся – лишь бы перекричать, заклеймить, пригвоздить…

И хотя моя книга отнюдь не про товарища Сталина, события, в ней отраженные, не только напрямую связаны с этой нерядовой по всех отношениях личностью, но почти всецело этой личностью обусловлены. Поэтому небольшой экскурс в данном направлении представляется мне важным и необходимым.

Исторически появление фигуры такого типа было фактически неизбежным, причем в контексте как национальном, так и мировом.

Начнем с национального. К 1917 году Российская империя стремительно, хоть и в целом закономерно, пошла в окончательный разнос, и осенью власть в ней даже не захватила, а практически подобрала маргинальная политическая группировка, вполне подпадающая под определение «экстремистской тоталитарной секты». Сочетание утопически-бредовой по существу, но броской, привлекательной и понятной массам идеологии, четкой организации, террористических методов и благоприятных внешних факторов позволило данной секте ценой большой крови эту власть удержать. Однако, будучи «заточенной» на непримиримую борьбу, в организации мирной жизни она, мягко говоря, не преуспела. Ставка на «новую экономическую политику», благами которой сумела воспользоваться лишь ничтожно малая часть населения, не сыграла, как и ставка на «мировую революцию» с последующей всемирной кооперацией пролетариата. Ценой несоразмерно больших усилий удалось осуществить лишь малую часть амбициозных, порой доходящих до откровенной маниловщины, проектов новой власти. Виноватыми, разумеется, были объявлены враги и вредители, в число которых наряду с традиционной уже «недобитой контрой» и «мелкобуржуазными умниками» начали попадать и партийно-хозяйственные «перерожденцы». Репрессивный аппарат, никогда не простаивавший без дела, по мере нарастания кризиса вновь заработал на полную катушку – и это еще до выхода на авансцену товарища Сталина с его «группой поддержки». А потом произошло неизбежное: победившая революция выдвинула из собственных рядов Великого Вождя и, по совместительству, могильщика самой же революции.

Теперь о мировых, точнее, в данном случае, общеевропейских делах. С середины 20-х и на протяжении всех 30-х годов XX века главным, как говорится, трендом оказывается становление, в том или ином виде, фашистских и полуфашистских диктатур, а те континентальные страны, в которых этот сценарий не реализовался, были вскоре, за малым исключением, придавлены немецким кованым сапогом. При этом в каждой стране диктатура имела свой отчетливо национальный характер, и местные «фюреры» (кроме совсем уж марионеточных, вроде норвежского Квислинга или хорватского Павелича) отнюдь не были слепым орудием в руках фюрера германского. Так, лучшего друга Муссолини австрийского диктатора Дольфуса гитлеровцам пришлось ликвидировать, а самого Муссолини, как и венгра Хорти, – приручить путем оккупации их стран в 1943–1944 годах. Франко в Испании и Маннергейм в Финляндии вели и вовсе самостоятельную политику.

Собственно Иосиф Виссарионович идеально вписывается в этот ряд европейских диктаторов – с той, однако, принципиальной разницей, что свой фашизм он строил на большевистской платформе. Отсюда и радикальная разница в риторике и пропаганде («классовое» взамен «национального»), в методах «мобилизационного» экономического регулирования. Отсюда и беспрецедентно жесткая (даже по гитлеровским меркам) внутренняя политика – в этом отношении почва была отменно унавожена предшественниками. Рискну даже высказать мнение, что в наиболее катастрофических с точки зрения человеческих потерь акциях большевистской Системы (варварская коллективизация, голодомор, массовый отстрел специалистов в разнообразных «отраслевых» процессах начала 30-х) лично Сталин виновен не в большей степени, чем запущенный еще в 1917 конвейер классового геноцида. Он еще не мог единолично влиять на ситуацию – хотя открывающиеся в этом направлении возможности, безусловно, оценил. О репрессиях именно сталинских мы, полагаю, вправе говорить, начиная с 1934 года, конкретно – со «съезда победителей».

С этого момента начинаются удивительные параллели СССР и гитлеровской Германии.

Гитлер стал рейхсканцлером и «фюрером» вовсе не по итогам всеобщих выборов. На последних перед «коронацией» выборах его партия потеряла более двух миллионов голосов по сравнению с предыдущими («добрых немцев» оттолкнула его людоедская риторика и устрашающие акции его активистов) и рассчитывать могла разве что на несколько мест в коалиционном правительстве. Но в результате сговора с правыми (с их последующим обманом) и запугивания, а то и физической ликвидации центристов и левых он получил свой «маршальский жезл» из рук Гинденбурга и фон Папена и тут же начал строить свою «вертикаль власти» – отменил выборы, запретил другие партии, «зачистил» конкурентов… Так что Германия отдалась Адольфу не совсем по любви и не совсем добровольно.

Сталин сделался единоличным правителем СССР тоже не без проблем по части легитимности, даже в ее специфическом советском понимании. Доподлинно неизвестно, действительно ли отборные большевики и верные сталинцы, соревновавшиеся с трибуны XVII съезда в славословиях в адрес своего Генсека, в бюллетенях для тайного голосования жестко его прокатили, поставив на пресловутое 14-е место, и была ли действительно произнесена красивая фраза: «Неважно как голосуют, важно как считают». Скорей всего, байка. Но ведь съезд по факту упразднил должность Генерального секретаря ЦК и избрал двух статусно равных «просто» секретарей – Сталина и Кирова. Более того, юридически первым лицом страны был вовсе не Сталин, а председатель ЦИК (позже переименованного в Президиум Верховного Совета) М. И. Калинин. Да и главой правительства Сталин стал только во время Большой войны.

Событием, «зацементировавшим» диктатуру Гитлера, стал пресловутый поджог Рейхстага, давший повод к фактической отмене всех конституционных прав немцев.

Для Иосифа Виссарионовича роль горящего Рейхстага сыграло убийство Кирова. Не доказано, что он приложил руку к этому убийству, но, что извлек из него максимальные политические дивиденды – сомнению не подлежит. Тут уже полетели первые номенклатурные головы: расстреляно 14 ленинградских комсомольских вожаков, жесткую посадку совершил Гриша Зиновьев, давний недруг Сталина, а с ним еще порядка 800 человек. И это было только начало…

Не имею ни малейшего желания ввязываться в нынешнюю стычку двух мифологий по поводу количества жертв сталинского террора. «Сталинисты» (они же «совки», «красно-коричневые» и т. д.) отрицают сам факт массового террора, охотно признавая, что их герой «очистил страну от всякой сволочи». «Антисталинисты» же (т. е. «либерасты», «дерьмократы» и «пятая колонна») на полном серьезе говорят о 20, а то и 50 миллионах безвинных жертв. Примем за основу цифры, на которых более или менее сходятся серьезные источники: порядка 1,5 миллиона репрессированных по политическим мотивам в период с 1935 по 1941 год, из которых расстреляно чуть меньше половины. Много это? Чудовищно много. Однако, думается, сильно ниже общего числа жертв советской власти за период до окончательного воцарения Сталина или жертв Великой войны, ответственность за разжигание которой он несет почти наравне с Гитлером.