Николай Асламов - Шаг вперёд, два назад

Шаг вперёд, два назад

Николай Асламов

«Скажу ли: «может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью»;

но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет»

Редактор Мария Рогова

Иллюстратор Юрий Сосницкий

© Николай Асламов, 2017

© Юрий Сосницкий, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-6282-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Вальтер шел на запад, а незнакомец следовал за ним. Глухой звук его шагов, сопровождавшийся каким-то трескучим стуком, раздавался совсем рядом, буквально за спиной. Очень хотелось оглянуться и посмотреть, кто за ним идет, но смысла в этом не было никакого.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Не сказать, чтобы Вальтер был против попутчика. На дороге из ниоткуда в никуда вдвоем лучше, чем одному. Но каждый человек привык идти по ней в одиночку. Вальтер тоже привык. Но от попутчика он бы не отказался.

Вальтер был уверен, что человек, идущий позади, откуда-то его знает или имеет к нему интерес. Давно присматривается к нему, наблюдает за чем-то, лишь одному ему ведомым, ждет особого знака, яркого случая, подходящего повода, чтобы сказать или сделать нечто такое, что перевернет его, Вальтера, жизнь. На взгляд Вальтера, ждать было нечего: знака он не увидит, яркость случая оценить не сумеет, а что считать подходящим поводом для изменений, Вальтер и вовсе не знал. Да и менять, по большому счету, было нечего.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Чтобы менять, надо что-то иметь, а у Вальтера ничего на обмен не было. Дорожная палка, истрепавшаяся повязка на глазах, лохмотья, немного воды и простая, но бесценная флейта, запрятанная в складки одежды и отполированная тысячами прикосновений пальцев и сотнями поцелуев – его мечта, его спутница, его невеста. Вот и все богатство бродячего музыканта, играющего где угодно, лишь бы покормили.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Простукивание дороги отнимало много времени, но спешить было некуда. Вальтера никуда не звали, нигде не ждали, а при встрече чаще всего прогоняли взашей. Торопиться к новым тычкам и побоям, являть миру самое сокровенное, чтобы услышать в ответ проклятия или злорадный смех – этого ли жаждет душа человеческая? Потерять направление или споткнуться – вот главные проблемы сегодняшнего дня. И вчерашнего. И завтрашнего тоже.

Незнакомец все так же уверенно шагал позади, не пытаясь обогнать музыканта. Вальтер по-прежнему слышал топот и тихое ритмичное постукивание.

Шурх-шурх-шурх – трава. Два шага назад.

Попутчик внезапно оказался прямо за спиной, и Вальтер, почувствовав толчок, от неожиданности уронил посох. Сам упал следом на колени, пытаясь нашарить палку в придорожной пыли, залепетал извинения, ожидая пинка или удара по голове, но не дождался. Палку тоже не нашел. И удаляющихся шагов не услышал. Попутчик спокойно стоял рядом и чего-то ждал. Видимо, какого-то другого знака, случая или повода.

– Почтенный господин, не позволите ли взяться за край вашей одежды или за плечо? – заискивающе попросил Вальтер и, ни на что толком не надеясь, добавил, пытаясь вытереть пыльные руки о лохмотья: – До постоялого двора, не дальше!

– Гораздо ближе, – ответил незнакомец довольно громким, но скрипучим и резким, как наждак, голосом и решительно положил ладонь Вальтера себе на плечо. Хватка тонких и длинных пальцев была сухой и очень жесткой. Еще бы чуть-чуть, и попутчик сломал бы ему руку, а тогда все – голодная смерть в ближайшей канаве.

Незнакомец повлек его куда-то направо. Видимо, дорога делала здесь лихую петлю, вот Вальтер и сбился с пути.

Попутчик был очень высоким, чуть не на голову выше музыканта, и кошмарно худым. Под одеждой, сильно поношенной, музыкант явственно ощущал выпирающие плечевые кости.

– Прости, добрый господин, но ты слишком мало ешь для своего роста.

– Голод – мой вечный спутник, – ответил незнакомец, нисколько не обидевшись на замечание.

Ну, голодный или не голодный, а слабым новый попутчик точно не был. Спину держал прямо, шагал бодро. Музыкант чувствовал, что странник специально придерживает шаг, чтобы ему, Вальтеру, было легче, но все равно не поспевал за его широкой и уверенной поступью. Трескучий деревянный стук теперь слышалось очень отчетливо.

– Господин, а ты, часом, не прокаженный? Прости, если обидел, но у тебя вроде как трещотка на одежде…

– Нет, сам я не болен, – тут же проскрипел незнакомец. – Хотя часто имею дело с больными.

Похоже, незнакомец не прочь был поболтать, так что очередной вопрос Вальтер задал гораздо увереннее:

– А в чем твое ремесло, почтенный господин?

– Мерить, – коротко бросил попутчик.

Не успел Вальтер задуматься над ответом, как шаги незнакомца начали выбивать частую гулкую дробь. Босые ступни Вальтера тут же ощутили старое, местами трухлявое дерево, а чуткое ухо выхватило из окружающего шума журчание ручья. Похоже, они вышли на какой-то мостик.

«Интересные у него башмаки, – внезапно подумал музыкант, – стучат необычно».

– Ты землемер? Или торговец тканями? А может, сборщик податей? Что ты измеряешь?

– Все существующее на земле, – заскрежетал незнакомец, сильно замедляя шаг. – Я проверяю прочность клятв, силу любви и глубину веры. Определяю, сколько правды во лжи. Ищу тех, кто готов постоять за правду. Я подхожу со своей меркой ко всем вещам, всем словам и всем мыслям, но всегда измеряю одно и то же – время, отпущенное человеку до танца.

Вальтер вдруг почувствовал себя очень нехорошо. Дыхание перехватило, лоб покрылся испариной, а нижние ребра будто тисками сдавило.

– Постой, добрый господин! – выкрикнул Вальтер, невольно уронив руки на живот и наклонившись от боли.

Шагов слышно не было. Дыхания попутчика тоже. Только веселое журчание воды, да копыта стучали где-то в отдалении.

– Разреши мне прикоснуться к твоему лицу! – попросил Вальтер, медленно поднимая дрожащие руки. Незнакомец тут же подставил свою голову к протянутым ладоням музыканта.

Стук копыт звучал все ближе.

Вальтер провел ладонями по острым, выпирающим скулам, высокому лбу, отметил про себя полное отсутствие волос и бровей, и вдруг случайно угодил пальцами в провалы, где должны были быть глаза. Костенея от страха, коснулся еще двух провалов поменьше в том месте, где у людей обычно располагается нос, и ощерившихся в вечной улыбке зубов…

– Сейчас ты тоже… измеряешь? – спросил музыкант, в ужасе отшатнувшись.

– Да, – ответил Смерть.

– Значит, все? – сжался флейтист. – Времени больше нет?

– Я и есть время, Вальтер. Кроме меня, в нем ничего нет.

Музыкант привычным движением проверил, не потерял ли он флейту, будто она еще могла зачем-нибудь понадобиться. Скачущий конь очень быстро приближался, а страшный попутчик все так же стоял неподвижно.

– Скажи, как это будет? – спросил Вальтер спустя пару бесконечно долгих вдохов и выдохов. – Я что-то почувствую?

– Обязательно, – подтвердил Смерть. – Одни кричат в ужасе, что я ошибся, другие вздыхают с облегчением, третьи радуются, но таких мало.

– А я? К какому сорту я принадлежу?

– Тебе решать, – скрипнул костями Смерть. – Я думаю, к тем, кто до самого конца не перестает вопрошать.

Копыта стучали все ближе. Перестук был очень частым и сливался в один звук, значит, конь был не один.

– Разве, стоя перед тобой, еще имеет смысл задавать вопросы? – прошептал музыкант, смиренно склонив голову в ожидании конца.

– Только так их и стоит задавать, Вальтер, – ответил Смерть, и в следующий миг вселенная потонула в грохоте копыт, истошном конском ржании и людских проклятиях.

История первая. Вальпургиева ночь

Боль была просто адская. Голова трещала так, будто в нее забили пару гвоздей, тело совершенно не слушалось, отзываясь на каждую попытку пошевелиться сотней впивающихся в кожу игл, а во рту прочно обосновался малоприятный металлический привкус. Правда, воплей других грешников и хохота чертей слышно не было, сковородки и котлы рядом не шкворчали и в бок вилами никто не тыкал. Вальтер решил, что он все-таки не в аду.

– Паскудные времена настали! – заявил рядом незнакомый мужской голос. – Очерствели люди нравом, оскотинились.

– Какие времена? Какие нравы? – ответил другой голос, тоже мужской и сильно похожий на первый тоном и выговором. – Семь тысяч лет прошло от Сотворения1, а люди все те же: пакостят друг другу по мере сил и оправдывают себя то Божьим повелением, то законами природы, то силой денег, а то и вовсе тем, что слишком часто чешется левая пятка.