Маргарет Йорк - Поместье Даунтон. Начало Страница 10

Такой потерянной леди Вайолет не видели никогда. Она двигалась, что-то говорила, даже изображала на лице улыбку, но улыбка получалась вымученной, и все понимали, что рядом присутствует только тень графини Грэнтэм, но не она сама. Это было настолько необычно, что окружающие поневоле притихли.

В Англии несколько стадий траура, во всяком случае, для вдов и близких усопшего. Самый строгий – глубокий, который длился год и месяц. Во время него не позволительно никаких других цветов в одежде, кроме тусклого черного и скромного белого в виде воротников, манжет и чепца. О развлечениях или визитах неприлично даже думать.

Викторианская мораль на несколько лет прочно привязывала вдову к умершему мужу, после тринадцати месяцев глубокого траура следовали еще три раза по полгода, когда строгие требования к одежде постепенно смягчались и в нее добавлялись некоторые цвета.

Пример прекрасному полу подавала королева, проведшая в глубоком трауре все годы после смерти обожаемого супруга.

Послушные требованиям викторианской морали дамы носили траур не только в случае вдовства, но и после смерти родственников, друзей и даже членов королевской семьи. Конечно, он не был столь долгим и строгим, но иностранцы невольно отмечали слишком много тусклых и даже мрачных нарядов в лондонском высшем обществе. И все же даме лучше носить тусклое платье, чем привлечь осуждающие взгляды. Что может быть хуже таких взглядов? Только шепот за твоей спиной…

Леди Вайолет явно намеревалась почтить память супруга строгим трауром. В черный креп оказался затянут словно сам Даунтон.

Переживали слуги, ведь к лорду Кроули относились хорошо, он был добрым и нескупым хозяином, пусть и не знавшим слуг поименно, но никогда не унижавшим их. Никто не сомневался, что молодой Кроули будет не хуже, однако назревали большие перемены. Из-за долгого траура леди Вайолет наверняка предпочтет жить в поместье, не тратя средств на содержание огромного лондонского дома. Это означало сокращение персонала. Да и в самом Даунтоне в ближайшие годы, если не будет приемов и гостей, не нужно так много лакеев и горничных.

Даунтон давал работу не только тем, кто убирал, чистил, мыл, подметал или выгуливал лошадей, но и тем, кто поставлял в его кухню продукты, привозил почту, косил сено для лошадей, выращивал овощи и выполнял еще массу необходимых дел. В лучшие годы в поместье трудилось до двух десятков горничных, полутора десятков лакеев, множество садовников и конюхов, не считая наемной на время праздников прислуги. Теперь такого не было, но все же…

Кроули считали своей обязанностью обеспечивать работой округу, потому не скупились ни на наем слуг, ни на оплату их труда. Как будет теперь? Кто-то получит расчет, некоторые уволятся сами, новых слуг просто не станут нанимать даже на время.

Разговоры об этом велись в кухне каждый день.

Камердинер покойного графа Чарли Адамс решил уйти на пенсию, все же ему немало лет и есть кое-какие накопления. В ближайший день разговор зашел именно об этом.

– Мистер Адамс, а где вы будете жить? – поинтересовалась младшая горничная Мэри, деревенская простушка, первый год служившая в Даунтоне, которую даже в Лондон не взяли из-за явного неумения держать язык за зубами, а любопытный нос подальше от того, что ее не касалось.

Бывший камердинер только пожал плечами:

– У меня есть домик в графстве Суррей. Достался от тетки, пока он в аренде, но договор скоро заканчивается.

Мэри не такая уж простушка, глаза заблестели неподдельным интересом.

На нее покосилась экономка мисс Эрлин, страшно не любившая болтливых слуг. Такие обычно плохо работают. Конечно, у девчонки все горит в руках, она сообразительна и ловка, но слишком вертлява и болтлива.

– Мэри, если тебе нечем заняться, кроме болтовни, помоги мне разобрать гардероб ее милости в шкафах на верхнем этаже. Леди Розамунд привезла всего одно траурное платье, которое нужно почистить. На это время ей потребуется замена.

– Бедная леди Розамунд, она так не любит черный цвет, – заметила девушка, припустив за экономкой. Ей любопытно сунуть нос в шкаф с нарядами хозяйки.

– Мэри! Разве есть те, кто любит траур?

– Но леди Розамунд совсем не идет черный, у нее иной цвет кожи, чем у леди Вайолет.

– Белый воротник способен поправить дело.

– Да, белые воротники у многих леди куда больше, чем следовало бы при трауре, – хихикнула Мэри.

Мисс Эрлин оглянулась на младшую горничную, словно предупреждая, чтобы та говорила потише, но Мэри не заметила, она смотрела под ноги – лестница на верхний этаж, где стояли шкафы с неиспользуемой одеждой, крута.

Ох, эти молоденькие горничные! Когда в дом нанимали саму Дженни Эрлин, первое, чему постаралась научить ее тогдашняя экономка мисс Блумер – умению держать язык за зубами. Слуги должны быть невидимы и неслышимы для хозяев, глухи и слепы в их присутствии во всем, что не касается выполнения непосредственных обязанностей, и молчаливы с другими слугами. Не соблюдай эти правила Дженни, она ни за что не стала бы мисс Эрлин. Не умеющие держать языки за зубами, а свое мнение при себе так и остаются младшими горничными и вторыми лакеями, у них нет шансов подняться до дворецкого или экономки, болтунов не допустят до должности личной горничной или камердинера. Одна из главных обязанностей близких к хозяевам слуг – способность хранить их тайны.

Говорят, в Лондоне есть даже закрытое общество для слуг, где те выбалтывают другим секреты своих хозяев и составляют черные списки. Попавшему в такой список хозяину трудно нанять слугу, поскольку никто не захочет идти к нему в услужение. Но и слуге, которого хозяин заподозрил в принадлежности к клубу, найти работу невозможно, поскольку он ни за что не получит хорошую рекомендацию, а без таковой двери всех приличных домов будут закрыты.

Мисс Эрлин служила в доме графа Грэнтэма уже три десятилетия, она видела нынешнего молодого графа совсем ребенком, а его мать – леди Вайолет – молоденькой невесткой весьма строгой и своеобразной ныне покойной графини Грэнтэм, бабушки нынешнего графа. Сменились хозяева – леди Вайолет стала леди Кроули графиней Грэнтэм, а теперь вот вдовствующей графиней Грэнтэм, сменилось и большинство слуг, но принцип Даунтона остался незыблем. Этот принцип прост – тот, кто желает считать себя частью Даунтона даже в качестве его прислуги, должен соответствовать высоким требованиям.

Она настолько задумалась о правилах поведения слуг в доме, что не заметила, что давно стоит перед шкафом с одеждой, держа в руках ключ. Мэри за спиной с опаской косилась на экономку, не понимая, что случилось.

Неожиданно даже для себя мисс Эрлин повернулась и строго произнесла:

– Мэри, если ты продолжишь болтать все, что придет в голову, то, боюсь, долго в Даунтоне не продержишься. Не стоит этого делать.

Горничная как-то слишком быстро опустила глаза, что вызвало подозрение.

– Тебе не нравится в Даунтоне?

– Нет, мисс Эрлин, нравится, но…

– Что «но»? Не рассчитывай на особое внимание мистера Адамса, он не из тех, кто увлекается молоденькими горничными. И мистеру Адамсу не до женитьбы.

– Я… вовсе я не рассчитываю! Он старый.

– Вот именно! – недовольно посмотрела на девушку экономка. – У мистера Адамса дочь старше тебя.

– До-очь?.. – разочарованно произнесла Мэри.

– Да, и двое внуков. А чего ты ожидала? Мистер Адамс стал камердинером графа, уже овдовев.

– Но ведь дочь замужем и живет отдельно?

– Мэри, – сокрушенно покачала головой мисс Эрлин, – займись лучше делом.

Они разобрали платья, прикидывая, какие можно переделать в соответствии с нынешней модой, а с какими придется расстаться. Девушка не выдержала:

– Столько всего! Часто ли это надевали?

– Редко, некоторые лишь однажды. Хотя леди Вайолет не транжира, она просто обязана менять, например, бальные платья, тем более если кардинально меняется мода.

Нашелся целый ворох траурной одежды, хотя возможность переделать ее под нынешние модные веяния сомнительна, отобранное мисс Эрлин решила отправить вниз, чтобы леди Розамунд посмотрела и распорядилась, как поступить с тем, что категорически не подойдет.

Понадобилась помощь двух лакеев. Мэри сокрушенно вздыхала:

– Как мне нравятся эти турнюры! И к чему от них отказываться?

Лакей Джон, помогавший нести платья, усмехнулся:

– Как в таком ходить и сидеть?

– Не садись! – фыркнула горничная, словно замечание сделано ей лично.

– Я-то? Мне-то что? Леди жалко, стоят бедненькие, как не посмотришь, или сидят на самом краешке стула, того и гляди свалятся.

Это была правда – турнюры при всем великолепии невыносимо неудобны для их обладательниц.