Булат Жандарбеков - Томирис Страница 10

Гнев застилал ему взор. Стало трудно дышать.

- Если ты мужчина — выходи на поединок, подлец ! — визгливым голосом вскричал мощный и рослый и рослый Скилур.

Спаргапис улыбнулся.

— Я не желаю огорчить жену, убив ее горячо любимого брата. Подраться мы всегда успеем, не лучше ли нам сначала поговорить...

— Я не хочу разговаривать с тобой, пес! Я убью тебя!

— Ладно. Убивай. Но раньше выслушай меня и повидайся с сестрой.

— Я не хочу тебя слушать, а ее видеть!

Спаргапис вздохнул и вынул свой меч

— Если боги хотят покарать человека, то они лишают его разума. Что ж, сразимся!

Скилур был очень опытным бойцом,— но гнев застилал ему разум, а ярость слепила глаза. Спаргапис хладнокровно отбивался от натиска остервеневшего противника, а затем, использовав оплошность Скилура, ткнул острием акинака в плечо и сразу же сильным ударом выбил оружие из рук ошеломленного соперника. Скилур схватился левой рукой за раненое плечо — сквозь пальцы просочилась кровь, а Спаргапис спокойно вложил свой меч в ножны.

— Я же сказал: давай сначала поговорим, а уж потом будем решать — биться или мириться... Ну что ж, поедем к Зарине, она смажет тебе плечо снадобьем и перевяжет.

— Убей лучше, негодяй!

Спаргапис посуровел.

— 'Ты уже много раз оскорблял меня — потомка царей — саков! Ни от кого бы я не вынес и малой доли столь гнусных оскорблений, но от тебя вынесу. Я прощаю тебя — брату моей любимой жены. Как видишь — я лучше, чем ты думал. Едем! — повелительно закончил Спаргапис.

Угрюмый Скилур молча двинулся вслед за Спаргаписом, который бесстрашно показал незащищенную спину недавнему врагу!

Зарина с радостным визгом бросилась на шею брату и повисла, подрыгивая поджатыми ногами. Скилур вопреки первоначальному намерению невольно обнял ее, и сердце его дрогнуло. Спаргапис, снисходительно посмеиваясь, смотрел на это нежное свидание. Когда наконец брат с сестрой оторвались друг от друга, Скилур с изумлением увидел, как невиданно похорошела его красавица сестра. Зарина расцвела, охваченная целиком и полностью безумным любовным дурманом к своему возлюбленному. Скилура смягчило счастье его горячо любимой сестры, и этого уже было достаточно для Спаргаписа. Этот змей-искуситель умудрялся лютых врагов превращать в друзей, а уж размягченного брата любимой жены — легче, чем щелкать орехи...

Когда они скрепили кровью обряд братства, Скилур вынул свой акинак и на нем поклялся в верности своему необыкновенному зятю и до конца дней своих был верен этой клятве, перенеся свое обожание после смерти Спаргаписа на его дочь — Томирис.

Когда Спаргапис узнал, что Зарина понесла, у него от радости, перехватило дыхание — он отец!!!

Спаргапис всю казну отдал верному сподвижнику Сохбору и с отрядом отправил его в Согдиану.

Когда Сохбор доставил все, что он купил на базарах не только Согдианы, но и Бактрии, Спаргапис, раскрыв шкатулку, замер: самоцветами переливались сапфиры, рубины, аметисты, кораллы, жемчуг, бирюза, слепило блеском золото, се ребро...

Оставшись наедине с Зариной, Спаргапис раздел ее донага. Он увешивал ее ожерельями, в уши вдевал золотые с изумрудами серьги, нанизывал на каждый палец ее руки кольца, надевал браслеты, затем опустился перед ней на колени,и,поставив ее изящную ножку на свое колено и целуя каждый пальчик, он надевал на них драгоценные колечки... Зарина была изукрашена драгоценностями, как идол в индийском храме, и счастлива безмерно, а Спаргапис благодарно целовал ее живот, пупок...

В юрту ворвался неожиданно и незванно кочевник — весь пропахший бараньим салом. Даже не взглянув на прекрасную обнаженную Зарину, он обратился к Спаргапису:

— Царь! В двух переходах отсюда — абии. Стражу не выставили.

Спаргапис вскочил с колен. Он стал молча срывать с жены драгоценности... Сорвал, обрывая мочку, золотую с изумрудом серьгу и, собрав все в пригоршню, бросил к ногам вестника.

— За весть, — коротко сказал он, и голос его загремел. — На коней, мои воины! На коней!

Когда стих топот копыт, обнаженная Зарина стыдливо прикрылась первым попавшимся ей под руку покрывалом, опустилась на колени и горько зарыдала. А с разорванной ушной мочки на обнаженную грудь капала алая кровь.

Кочевая степь полыхала пожаром междоусобиц. До глубокой осени продолжалась отчаянная борьба Спаргаписа с Фарзаном. Спаргапис держал абиев в постоянном напряжении, изматывал их непрерывными налетами с самых неожиданных сторон, но силы были неравными — боевая дружина абиев в пять раз превосходила дружину дерзкого претендента на царский престол. Кроме того, у Фарзана были крепкий тыл, прочное хозяйство, опорные укрепления. И хотя удача была почти постоянно на стороне Спаргаписа, бесконечные скитания, тревожные ожидания, жизнь впроголодь делали своё дело, и неустойчивое воинство Спаргаписа таяло быстрее, чем ему хотелось бы.

Фарзан, проклявший страшными проклятиями и непрошеного "зятя", и родного сына Скилура (дочь он не проклял, напротив, сам клял себя за то, что позорно сбежав, оставил свою горлинку в лапах злодея), несмотря на огромный урон, гибель скота, разор хозяйства, упрямо гонялся за неуловимым врагом и в конце концов: настиг его.

Бой был кровопролитным и безнадежным. Спаргапис проигрывал. Редели его и без того малочисленные дружины, и пора было убираться прочь подобру-поздорову.

Верный Сохбор уже кричал:

— Окружайте царя! Полягте, но сохраните царя!

Верные телохранители самоотверженно рванулись в самую гущу сечи, где сражался, Спаргапис, и прикрыли его. Благоразумие подсказывало Сларгапису — бежать! Но вдруг оа увидел, как юный воин из его охраны, окруженный врагами, вяло отбивается от них. Было ясно, что песня его спета.

Спаргапис вздыбил утомленного коня, и резким ударом послал его в самое пекло сражения. Ловко отбиваясь от врагов, он оказался рядом с юношей и, прикрыв его своим щитом, принял удар. Только чудом можно было объяснить удачу этого удачливейшего человека — отряд Спаргаписа спасся!

Оторвавшись от не менее утомленного противника, Спаргапис поручил спасенного им юношу воинам, понимавшим толк в воинском знахарстве, бросился на землю и, пробормотав приказание Сохбору: "Выставь караулы!" — тут же уснул молодецким сном, вызывая восхищение даже бывалых джигитов своим самообладанием.

Под утро один немногочисленный отряд разведчиков противника сумел прорваться к лагерю Спаргаписа. Отбившись, Спаргапис с остатками воинов ушел от погони на легких конях.

— Сохбор, — грозно воззвал царь,— как это произошло?

Расстроенный Сохбор ответил не сразу. Он сбил плеткой пыль с сапег, а потом со вздохом сказал: — Проспали, царь. Слишком утомились...

— Кто??!!

— Мальчишка. Моя вина — внял его просьбе... Уж так его глаза блестели от радости...

— Жакой-такой радости, Сохбор? Ты что, хаома накурился? Какой еще радости, когда плакать скорее надо!

— Ведь чудом уцелел молокосос, вот и радовался. Ты же сам его спас!

Спаргапис задумался. Встряхнул головой, словно отгоняя от себя мысли.

— Позвать его!

Когда юношу привели, тот, с радостным восторгом взирая на Спаргаписа, благодарно припал к его ногам. Спаргапис недовольно поморщился.

— Встань, сынок! Негоже воину валяться в ногах, подобно придворному сановнику или рабу.

Юноша вскочил на ноги, но взгляд его продолжал источать благодарность и восхищение.

— Что ж это ты? Проспал?

— Задремал, великий царь. Не знаю, как и сон сморил...

— Жаль, очень жаль. Ты мне нравишься, сынок. Но есть нечто, что выше и сильнее моих чувств, — это воинский долг. Ты нарушил его, и уже не в моей воле спасти тебя от справедливой кары. Умри же с миром, сынок!

Спаргапис тяжело вздохнул, махнул рукой и отвернулся. Стоящий позади юноши рослый кочевник наотмашь рубанул акинаком... Отделенная от туловища голова отлетела в сторону и упала вверх лицом. На лице еще не успело исчезнуть выражение радости и благоговения...

После последнего неудачного столкновения с абиями Спаргапис решил хотя бы на время больше не искушать своей судьбы и, распустив дружину, с Зариной и самыми близкими друзьями ушел к родственным сакским племенам хаомовар-гов. Оказывая радушие Спаргапису, несчастные хаомоварги и не подозревали, какого коварного врага они пригревают на своей груди. Что именно этот приветливый и обольстительно обаятельный гость отплатит им черной неблагодарностью и нанесет такой удар, от которого они уже не сумеют оправиться. Но это произойдет много лет спустя, а пока скорее по привычке, чем с умыслом, он зорким глазом воина примечал все: количество войска, крепость укреплений, качество вооружения и так далее. В данное время Спаргапис отмечал все это скорее всего с мыслью, насколько сильны его хозяева, чтобы обеспечить его безопасность, так как решил здесь дожидаться родов жены, не желая подвергать ее превратностям своей разбойничьей жизни. А заодно в тихой мирной обстановке спокойно наблюдать за кровавой междоусобицей среди массагетских племен, к возникновению которой он приложил немало усилий. И несмотря на радость предвкушения отцовства, результат междоусобиц для него был важнее. Потому что самой заветной целью его жизни было стать царем именно этих бьющихся сейчас насмерть беспокойных кочевников…