Сергей Зайцев - Секира и меч Страница 10

Глеб выдернул меч.

Милий, упав на траву, захрипел. Кровь пузырилась у него на губах. Он зажимал рукой рану на груди. С мольбой, с безумным ужасом смотрел на Глеба:

— Не добивай!.. Дай пожить…

Прохрипев эти слова, Милий опять закашлялся.

Глеб отер меч о траву. Когда он вложил меч в ножны, Милий был уже мертв.

Осмотрев избушку, Глеб оседлал одну из лошадей. Двух других взял на повод и выехал на дорогу.

Глава 4

В церкви на службу набилось полно народу. Священник-грек произносил проповедь. Речь его трудно было понять, ибо по-русски он говорил плохо, часто подменял русские слова, коих не мог вспомнить, греческими. Но у священника были большие, карие, очень выразительные, умные глаза, — как у апостолов с греческих икон. Люди смотрели в глаза священнику и, пожалуй, почти все, о чем тот говорил, понимали.

Многие из людей были новообращенными христианами. В недавнем прошлом язычники, а некоторые так и по сей день язычники, двоеверцы, — они с любопытством оглядывали храм изнутри. И проповеди о милосердии, о кротости, о братской любви, о всепрощении Бога были им внове.

Среди людей прятался Глеб. Надвинув на самые глаза черный половецкий колпак из мягкого войлока, он опустил голову и делал вид, что внимательно слушает священника.

Вошли в церковь два княжьих человека — дружинника. Они стали неподалеку от Глеба, у него за спиной, и слушали проповедь. Глеб раз-другой незаметно оглянулся…

Один из дружинников был тот, что приметил Глеба еще в воротах городка, дружинник почему-то внимательно оглядывал его лошадь, седло. Какие-то сомнения были у него, но потом, верно, отогнав сомнения, дружинник хлопнул лошадь рукой по крупу. После Глеб еще дважды видел этого дружинника на улицах Гривны.

Немного послушав проповедь, княжьи люди стали тихонько переговариваться.

— Милий где-то здесь, — сказал один дружинник.

Глеб насторожился, слегка повернул голову, прислушался.

Второй дружинник — тот, знакомый уже Глебу, — возразил:

— Не должен здесь быть Милий Он с побратимами нам пированье готовит. Расставил силки. Обещал поднять вепря…

Но первый дружинник сказал:

— А лошадей видел у церкви?

— Видел.

— Так одна из них — Милия лошадь. Точно!

Второй дружинник помолчал. Видно, раздумывал. Потом сказал:

— Мне тоже показалась эта лошадь знакомой. Я ее еще в воротах приметил. Но сидел на ней не Милий, а какой-то удалец. И в поводу у него были еще две лошади. Тот удалец сказал: на продажу…

Они надолго замолчали. Глеб даже подумал, что ушли. Оглянулся. Нет, дружинники стояли. Лица у них были сосредоточенные. Наконец опять заговорили.

Первый дружинник припомнил:

— У лошади Милия одно колено сбито. Помнишь, он еще сетовал, что неловко через изгородь перескочил.

— Помню. Но давеча не посмотрел.

— Хорошо. Как выйдем — посмотрим…

Глеб подумал, что ему надо бы выйти первым. Не хотелось Глебу прежде времени шум в городке поднимать. Не все он еще разузнал. Следовало поскорее увести лошадей.

Глеб собрался уж покинуть храм, как дружинники опять заговорили за спиной:

— А удалец-то тот вон стоит!..

— Где?

— Да вот же, рядом! В колпаке половецком.

— Не вижу…

— Такого великана и не заметить!

— А-а! Вижу… И верно, великан. Аскольдовым сыновьям под стать!

— Кому-кому, говоришь?..

Глеб, пригнув голову, стал протискиваться к выходу.

— Аскольдовым сыновьям, — повторил голос за спиной.

— Тем самым?

— Да… Постой! А где удалец?..

У самого выхода Глеб едва не столкнулся грудь в грудь с молодым князем. Тот в сопровождении свиты — нескольких бояр и дружинников — как раз входил в храм. Мстислав равнодушно, как на любого из крестьян, глянул на Глеба. Корнил-десятник выскочил вперед и, прошипев что-то нечленораздельное, оттолкнул Глеба.

Корнил не узнал сына Аскольда, наверное, потому, что и думать не думал встретить его здесь — в городке. Да еще Глеб все надвигал на брови колпак.

Святополк из-за спины Мстислава бросил на Глеба надменный взгляд. Святополк удостоил Глеба взглядом, снизошел, впрочем как снисходил и до всех других, собравшихся в храме. Святополк входил в церковь с таким лицом, с каким входил, наверное, в хлев.

Глеб посторонился, глянул исподлобья на князя и свиту. Не знали они, что дохнула на них в этот миг смерть, были спокойны. Не чувствовали опасности, исходящей от человека в войлочной шапке.

А Глеб боролся с искушением выхватить из-под полы меч и воздать убийцам должное. Но не обнажил Глеб меча, обвел глазами стены и своды храма — пожалел святое место.

А позади Глеба уже было оживление. Те два дружинника проталкивались через толпу. Один из них махнул рукой, крикнул Корнилу-десятнику:

— Останови! Вон того!.. В черной половецкой шапке… Это Глеб!

Выбежав из церкви, Глеб взлетел в седло и погнал лошадь к воротам. Сзади доносились крики, ругань. Эти крики слышали и стражники у ворот. Один из стражников неуверенно вышел на дорогу и поднял руки, тем приказывая Глебу остановиться. Но Глеб только пуще нахлестывал лошадь. И стражнику не оставалось ничего иного, как отскочить в сторону, — он сделал это вовремя, иначе лошадь сшибла бы его.

Скоро городок остался за спиной. Преследования не было, и Глеб придержал лошадь. Он спрыгнул на землю, осмотрелся, прислушался. Потом снял с лошади уздечку и посильнее хлестнул животное по спине. Лошадь вздрогнула, скосила на него испуганные глаза и побежала по дороге прочь от Гривны. А Глеб углубился в лес.

Пройдя немного назад, Глеб отыскал в чаще секиру, привычно взвалил ее на плечо и направился к охотничьей избушке. Он радовался тому, что кое-что сумел-таки выведать. Милий «готовит» своим побратимам пированье. Значит, сегодня к вечеру можно ждать гостей. Весь десяток; кроме тех, конечно, с кем Глеб уже свел знакомство. Возможно, будет и десятник Корнил.

Глеб улыбнулся своим мыслям.

Он легко шел по лесу: поднимался на холмы, спускался в низины, перепрыгивал через ручьи. Был теплый солнечный день; пели, радовались весне птицы. На открытых местах в лицо Глебу задувал легкий ветерок. Тогда подавала голос секира — тихо-тихо. И если для врагов Глеба песнь секиры была ужасной, была песней смерти, то Глебу она ласкала слух.

Глеб погладил прочное древко, ласково провел пальцами по железному обушку:

— Потерпи, скоро у нас праздник!..

Еще Глеб порадовался в мыслях тому, что глаза в глаза встретился сегодня с князем. После этой встречи Мстислав, конечно, потеряет покой. Теперь он будет знать, что возмездие рядом и что оно не только ходит по пятам, но иногда и заглядывает в лицо и остается до поры не узнанным. Отныне князь не будет чувствовать себя, как прежде, вольготно, не будет расхаживать без свиты — этих прихлебателей и ублюдков — в людных местах; окружит себя охраной…

Взгляд Глеба стал жестким.

Он подумал, что ни одна охрана не убережет Мстислава от кары. Зло будет наказано!.. Не случайно является Глебу старец в ночи. Этому старцу, бесплотному духу, известно больше, чем обычному человеку, чем тому же князю… Глеб припомнил лицо старца — будто вылепленное из воска; словно воочию увидел его горящие прозорливые глаза и высокий, изрезанный морщинками лоб… Очень даже может быть, что старец этот — вершитель судеб. Князь Мстислав на ниточке своей наделал по глупости, по недальновидности узелков. Старец те узелки развяжет и осудит Мстислава. Старец уже поставил Глеба на нужную дорогу. Придет время — локоть подтолкнет. Что тогда споет секира?.. Со старой песней ниточку Князеву оборвет!..

Так, в раздумьях, Глеб и не заметил, как пришел к избушке.

На прежнем месте лежал мертвый Милий. Но уже издали Глеб увидел, что руки и лицо у него обгрызены. Это постарались лисицы. У лисиц тоже был голод.

Глеб оттащил Милия в орешник и бросил рядом с его побратимом.

Когда Глеб вышел из орешника, налетел порывом ветерок. И опять подала голос секира. Глеб погладил холодное, остро отточенное лезвие:

— Подожди! Скоро уже праздник…

Постояв немного, послушав шум ветерка в вершинах деревьев, послушав голоса птиц, Глеб вошел в избушку — совсем небольшую. В этой избушке могли улечься на полу от силы десять человек. Сработана избушка была крепко: стояла на дубовых плахах, дверь и косяки тоже были из дуба. Оконце — маленькое, головы не просунуть. В такое не влезет медведь, не влезет и человек. Крыша — слабое место; потолок и скаты — из березовых жердей.

В избушке Глеб нашел невысокое ложе у глухой стены — ложе, забросанное волчьими шкурами. Под оконцем стоял стол — грубая столешница на козлах. Над столом торчала из стены лучина.

Осмотревшись, Глеб довольно хмыкнул и прилег на ложе. Секиру положил себе под руку у стены.