Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский) Страница 10

Достигнутые в 1742 году победы позволили фельдмаршалу закрепить господствующее положение на театре военных действий и в следующем году. Один за другим капитулировали Борго, Нейшлот и Таваст. А в жарком августе, проведя умелый обходной маневр у Гельсингфорса, Ласси зашел шведам в тыл и отрезал главные силы от коммуникации с Або. Положение неприятеля стало безвыходным, и двадцать четвертого сентября шведско-финское войско капитулировало. Столица Финляндского княжества Гельсингфорс сдался без боя.

Проявив похвальное добросердечие к поверженному неприятелю, Ласси расформировал и распустил по домам солдат финских полков, а разоруженных шведов отправил на галерах через Балтийское море на родину.

Дипломаты обоих государств — генерал-аншеф граф Александр Румянцев и бароны Седеркройц и Нолькен — собрались в Або, сев за стол переговоров, которые опять стали затягиваться. Чтобы ускорить негоциацию, фельдмаршал посадил в начале июня 1743 года на сотню галер девять пехотных полков и вышел в море, имея целью выбросить десант на шведских берегах. Но на пути к Скандинавии пришло известие о подписании шестнадцатого июня в Або мирных кондиций.

Галеры с десантом вернулись назад, а шведы, не желая и дальше испытывать судьбу, седьмого августа подписали трактат, по которому королевство еще раз признало незыблемость условий Нейштадского мира. Кроме того, по новому договору к России отошла часть Восточной Финляндии — Кюменегодская губерния — и весь бассейн реки Кюми с городами Фридрихсгаммом, Вильсманстрадом и Нейшлотом.

Русская армия со славой вернулась на зимние квартиры, а Василий Долгоруков за проявленные в боях бесстрашие и доблесть был в очередной раз повышен в чине.

2

Получив отпуск из армии, 21-летний премьер-майор Долгоруков приехал на побывку в Москву, где его с нетерпением ждал вернувшийся из заточения отец.

В один из вечеров, когда слуги закончили прибирать со стола тарелки с остатками ужина, князь Михаил Владимирович встал со своего места, подошел в сыну, обнял за широкие плечи и сказал рассудительным тоном:

— Выслушай меня, князь Василий, внимательно и ответь чистосердечно… Ты уже не зеленый юноша, каким оставался в моей памяти с прошлых лет. Вижу, пообтерся в этой жизни. Людей повидал, себя показал, честь нашу долгоруковскую не уронил. Пришло время становиться зрелым мужем.

Князь сделал паузу, словно подбирая нужные слова, и добавил как-то буднично:

— Женить тебя хочу… И поскорее… Чтобы успеть детей твоих увидеть… Матушка наша, Евдокия Юрьевна — царство ей небесное! — не дожила до такого дня, так я дожить должен. А там, в царстве Божьем, коль встречу ее — расскажу.

На глаза князя навернулась старческая слеза, и он, смутившись своей слабости, торопливо стал искать в карманах шлафрока платок.

Не ожидавший от отца этих слов, Василий поначалу растерялся, долго молчал, не зная, что ответить. Потом выдавил негромко и покорно:

— Против вашей воли, батюшка, я не пойду.

Снова помолчал, затем спросил еще тише:

— А невеста кем будет?

Утерев тоскующую слезу, Михаил Владимирович спрятал платок в карман, ответил тоном заговорщика:

— Невесту я тебе уже присмотрел… Дочка князя Василия Ивановича Волынского — Настасья! Девка справная, здоровая и лицом пригожа.

— А сам-то князь знает о вашей задумке?

Опасавшийся, что сын может заупрямиться, Михаил Владимирович вздохнул с облегчением и сказал, хитро прищурив глаз:

— Мы с князем это дело давно обговорили. Он согласен!

— Ну а невеста?

— Думаю, тоже. О тебе она наслышана, при упоминании твоем краснеет смущенно… Да и ей время настало жениха подобрать.

Михаил Владимирович, шаркая по полу домашними туфлями, неторопливо прошелся по комнате, снова подошел к сыну и добавил затаенным голосом:

— В приданое за свою Настасью князь Василий Иванович отдает, между прочим, два имения — Полуэктово и Губайлово… Имения большие, крепкие, так что жить будете без нужды… Ну так ты согласен?

— Против вашей воли, батюшка, не пойду, — снова повторил Василий. — Я согласен!..

Смотрины молодым устроили через неделю. И когда Василий явился в семейство Волынских — в новом из хорошего зеленого сукна мундире, в белоснежном завитом парике, начищенный, ухоженный, слегка пахнущий духами, — княжна Анастасия, заалев бархатными щечками, враз была сражена молодцеватым видом бравого офицера. За столом сидела рядом с женихом, потупив глаза в счастливом смущении.

Со свадьбой тянуть не стали: обвенчали молодых и отправили на «медовый месяц» в Полуэктово.

Расположенное в ста верстах от Москвы, в живописном месте у реки Озерни, Волынское-Полуэктово было старинным русским селом, ведшим свою историю еще с XV века, когда внук знаменитого князя Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского Полуэкт Борисович получил земли у Рузы в свою вотчину. После преждевременной смерти Полуэкта Борисовича, погибшего в 1436 году под Белевом в одном из сражений с крымскими татарами, имение переходило из рук в руки его наследников, пока в 1698 году им не завладел князь Василий Иванович.

Столь же живописным было и другое дарение князя — подмосковное село Знаменское-Губайлово, раскинувшееся на берегу реки Сходни.

Молодая чета Долгоруковых времени зря не теряла, купаясь в восторженном и страстном очаровании любви, растянувшегося на несколько недель «медового месяца». И когда князь Василий покидал молодую жену, чтобы вернуться в полк, она, поцеловав его в щеку, шепнула на ухо, что понесла своего первенца.

— Коль сын родится, назови в честь батюшки моего — Михаилом, — ответил обрадованный таким сюрпризом Василий, стиснув Анастасию в крепких объятьях.

Впрочем, служить в гарнизонных войсках князю пришлось недолго — в 1745 году он был произведен в подполковники и благодаря солидной семейной протекции назначен адъютантом к своему дяде — генерал-фельдмаршалу князю Василию Владимировичу, также бывшему ссыльному, которому вступившая на престол Елизавета Петровна вернула прежний чин и назначила президентом Военной коллегии. Особых хлопот служба Долгорукову не доставляла, но закончилась уже через несколько месяцев. Дядя был дряхлым стариком и, едва отметив в январе 1746 года свой семьдесят девятый год рождения, в следующем месяце скончался.

На поминках брата, сидя за столом рядом с сыном, погрустневший князь Михаил Владимирович сказал ему вполголоса:

— Не знаю, кого государыня назначит президентом коллегии, только ты, князь Василий, подавай рапорт. Просись в полк.

И хмуро потыкав вилкой в остывшее жаркое, добавил, увидев непонимающий взгляд сына:

— Долгоруковы всегда служили России и… Долгоруковым. Потому негоже тебе быть на побегушках у прочих.

Он жестом приказал прислуживающему лакею наполнить рюмки, поднял свою и прежним негромким печальным голосом произнес:

— Дядя твой, царство ему небесное, фельдмаршалом умер… Хочу, чтобы и ты, князь Василий, до таких чинов дослужился. Но не в кабинетах дворцовых, а на поле брани, обороняя державу… За это и пью!..

Вняв совету отца, Долгоруков-младший подал рапорт и в 1747 году, произведенный в полковники, стал командиром Тобольского пехотного полка, которым командовал последующие восемь лет, приведя за это время полк в образцовое состояние. Солдаты и офицеры были справно обмундированы, на проводимых смотрах показывали хорошую выучку, умелое владение оружием, меткую стрельбу. Особой жестокости в обучении рекрут князь не проявлял, но был строг и требователен. И если, поддавшись эмоциям, горячился, наказывая нерадивых, то затем быстро отходил и даже чувствовал некоторую неловкость.

Искусное командование полком не осталось без высочайшего внимания, и двадцать пятого декабря 1755 года благоволившая Долгоруковым императрица Елизавета Петровна пожаловала 33-летнему полковнику чин генерал-майора.

Дома, одетый в новенький мундир, Василий Михайлович долго разглядывал себя в большом зеркале, а потом подумал с тоскливой грустью: «Жаль только, что батюшка не дожил до этого дня…»[4]

3

К началу войны с Пруссией, объявленной в сентябре 1756 года, генерал-майор Василий Долгоруков служил в Санкт-Петербургской дивизии.

Привыкший с молодых лет к ратному делу, он даже обрадовался началу новой войны — появилась возможность еще раз показать свою отвагу на поле брани. Но теперь в качестве командира целой бригады, состоящей из Новгородского, Псковского и Вятского пехотных полков, которую ему доверили в командование в ноябре.

Впрочем, к предстоящим кровопролитным сражениям русская армия была не готова: некомплект личного состава в полках доходил до 12 тысяч человек; в кавалерии не хватало хороших верховых лошадей и пришлось ставить под седло лошадей из обоза; не удалось также своевременно перевооружить полки новым стрелковым оружием, и большинство солдат имели ружья старого образца. К тому же для создания отдельного Обсервационного корпуса, которым командовал генерал-аншеф граф Петр Шувалов, из каждого армейского полка взяли по 420 солдат и офицеров.