Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 3. Страница 11

До станции Большой Невер, а затем и до Забайкалья по железной дороге Киргизов с Егором добрались за две недели. Все шло хорошо, лишь на станции Луги, куда прибыли они с товарным поездом в двенадцатом часу ночи, произошла небольшая заминка. Распрощавшись с машинистом, в будке которого они ехали около двух суток, спутники сошли на перрон и там, при тусклом свете фонарей, увидели приземистую фигуру усатого железнодорожника в черном полушубке. Тот, заметив приезжих, пошел к ним навстречу и, подойдя ближе, спросил:

— Скажите, господин, который час?

— Часы сломались, — ответил Киргизов.

— Желаете починить?

— Нет, сами поправим.

Это был условный пароль, которым снабдили Киргизова в Куенге.

«Молодцы путейцы, связь у них работает отлично», — подумал Степан Сидорович и, пожимая руку железнодорожника, заговорил смелее:

— Товарищ Михеев?

— Так точно, а вы — Степан Сидорович?

— Да. Что нового?

— Новое есть, хорошего мало. Из Нерчинска нагрянул отряд казаков, милиция, двоих наших уже арестовали. Вам у кого рекомендовали остановиться-то?

— У Кравницкого.

— Э-э, нельзя к нему, обыск у него сегодня был, да и теперь этот дом под наблюдением. Придется переночевать вам в другом месте. Долго у нас пробудете?

— Нет, если сможем, то завтра же подадимся на прииск Отрадный.

— Вот выбираться-то отсюда теперь… — Михеев помолчал, почесал за ухом. — Ну да ничего, что-нибудь придумаем.

Ночевали у путевого обходчика, куда привел их Михеев. Хозяева, пожилые добродушные люди, угостили нежданных гостей вареной картошкой и горячим чаем с морожеными шаньгами. Затем хозяйка принялась прибирать на кухне, а хозяин, медлительный в движениях человек, повел гостей в небольшую горенку, где расстелил для них на полу матрац, набитый соломой.

— А под головы-то полушубки свои положите, — сказал он, покрывая матрац домотканой полостью, — укрыться я вам принесу тулуп овчинный.

— Спасибо, хозяин, — поблагодарил Киргизов, присаживаясь к столу, — было бы тепло.

— Об этом не беспокойтесь, домишко он хоть и старый, а тепло держит. Вы, я слышал, на Отрадный направляетесь?

— Да, завтра думаем туда податься.

— Тогда вам надо отправиться утром, как можно раньше, самое хорошее время.

— Можно и так, дорогу-то расскажете, как найти?

— Мы еще лучше устроим. Я сейчас схожу к куму Евдохе, он по дрова утром поедет. Попрошу его, он и подвезет вас до Листвянного хребта. Главное-то, из поселку с ним легче выбраться.

Хозяин ушел. Киргизов начал раздеваться, стягивая через голову гимнастерку, поглядел на Егора. Тот уже разулся, сидел насупившись, глядя на занесенное снегом окно.

— Ты чего это загорюнился? — спросил Киргизов. — Весь вечер молчал, как воды в рот набрал.

— Так просто, — вздохнув, отозвался Егор и, не глядя на Киргизова, принялся отминать в руках призасохшие голенища унтов, — своя сторона на ум пала.

— Ну и что?

— Да ничего, думал, дома побываю, мать обрадую, а тут на тебе, и войны вроде нету, и до дому не так уж далеко, а видишь, как оно получается.

— Ничего, не торопись с этим, подойдет такой случай, и дома побываешь.

— Жди его, случая-то, будет он или нет, а с матерью-то пятый год не виделся, шуточное дело.

— Я, брат, сам вот уже седьмой год как своих не видел, да не тужу.

— Зато теперь свидишься.

— А это еще неизвестно, свижусь или нет. Мы ведь не в домашний отпуск едем, а приказ партии нашей выполняем. Ты, Егор, как я погляжу, хотя и подучился за это время, а в политике-то слабо еще разбираешься, слабо-о. Говоришь, войны у нас нету. Это же не верно, разве мы покорились врагу, сложили оружие? Нет же, мы продолжаем борьбу и будем бороться, пока не победим. Вот ты иногда говоришь о восстании, ждешь его.

— А как же, жду, ясное дело.

— Но ведь восстание-то само собой не начнется, его организовать надо, разъяснить людям, вооружить их идейно, чтобы люди знали, против чего они восстают и за что борются. Вот этим нам и поручено заниматься на приисках и в станицах отведенного нам района, чтобы к весне все у нас были начеку.

— Ты говоришь, в отведенном районе, а кто же нам его отводил?

— Партия, Читинский комитет большевиков, вот кто. Он хотя и в подполье глубоком находится, а действует, руководит. Помнишь, тебя и Швецова посылали к Шкарубе?

— Помню, да и другие ходили к нему, газеты приносили оттуда, письма.

— Вот это и была наша связь с Читой, с областным комитетом нашим, она и теперь есть. Мы знали, как идут дела в России и в области, получали от комитета указания всякие, они же и район нам указали, и задание, какую работу в нем провести, понял теперь?

— Понял, я и тогда обо всем догадывался, разговоры-то промеж вас были, ну и мне приходилось слыхать.

— То-то же. А теперь давай-ка укладываться спать, утром-то рано придется вставать.

— Да уж дед не проспит, подымет ни свет ни заря, знаю я этих стариков.

После всего сказанного Киргизовым Егор уснул не сразу. Киргизов уже похрапывал, с головой укрывшись тулупом, а Егор лежал с открытыми глазами.

«До чего же она хитрая, черт, политика эта самая, — думал он, глядя в темноту. — Все уж у них обдумано, намечено, и вот такие, как мы со Степаном Сидорычем, подбивают народ втихаря, и это по всей области творится. А дисциплина-то у них, видно, покрепче, чем у нас в полку была. Тут уж и о доме забудь, и о матери, и о жене с детьми… Зажми сердце в кулак и забудь…»

Долго еще блуждал он мыслями, как заяц по колку в зимнюю пору. А когда уснул, то сразу же очутился дома, в своей избушке, и увидел мать: она плачет, целует Егора, говорит ему что-то ласковое, а на дворе весна, и в окно Егор видит Настю. Она улыбается ему, зовет к себе, но тут откуда ни возьмись Ермоха уцепился за Егора, не пускает.

«Да отцепись ты, старый черт!» — сердится Егор, хочет вырваться, но старик держит, тычет Егора кулаком в бок, тащит с него полушубок.

— Вставай, вставай, ну! Эка разоспался, хоть за ноги таскай! — ворчит Киргизов, стягивая с Егора тулуп.

Егор наконец проснулся, протер глаза.

— Неужто утро? Да как оно скоро, вить только уснул, кажись.

— Вставай живее.

На столе шумит самовар, горкой наложены ломти ржаного хлеба, дымится печеная картошка.

Одевшись, друзья наскоро умылись и только приступили к завтраку, как снаружи послышался скрип саней, шаги в сенцах, — прибыл возница. Пришлось поторопиться.

Как ни были привычны к сибирским морозам Егор с Киргизовым, лютая стужа в это утро показалась им особенно суровой. Усы их, брови и ресницы в момент покрылись куржаком, лица словно обжигало морозом, щипало за носы, за щеки, за уши. Морозная копоть так густо укутала село, что через улицу не видно было соседских домов. Закуржавевшие лошади, казалось, все были одной масти, скрипела на них мерзлая сбруя и упряжь.

— Вот это мороз! — поеживаясь, сказал Егор. — Градусов, однако, сто будет!

— Сто не сто, а уж пятьдесят-то будет с гаком, — ответил Киргизов, усаживаясь в сани.

Из села выехали благополучно, спустились на Шилку, сани запрыгали, раскатываясь на ухабах торосистой ледяной дороги. Здесь стало еще холоднее, и казалось Егору, что мороз, забравшись под полушубок, пронизывает его насквозь, до самых печенок. Соскочив с саней, он долго бежал рядом; разогревшись, ненадолго опять падал на сани и, чуть отдохнув, снова бежал, изредка хлопая себя рукавицами по бедрам. То же самое проделывал и Киргизов.

От Шилки дорога потянулась падью: проехав по ней верст пять, остановились у подножья темнеющего впереди большого хребта. Хозяин только теперь сошел с саней, сразу же сбросил с себя на сани доху и, охлопав рукавицей куржак с бороды, сказал:

— Ну, молодцы, сейчас согреетесь лучше всякой печки, хребет-то длинный, пока подымаешься на него, так упаришься, как в бане. — Он не торопясь обошел лошадей, сметая с них куржак, продолжал: — Светать скоро начнет, зарница-то вон уж куда поднялась. Мне на самом хребте и в лес-то сворачивать, но я уж, так и быть, свезу вас под хребет, а там и до Отрадного не так далеко, верст пятнадцать, не больше.

ГЛАВА IX

Горняки прииска Отрадного к появлению у них Киргизова отнеслись очень благожелательно. На тайной сходке, куда они собрались вечером, Киргизова выслушали охотно, и на призыв его двадцать четыре человека записались в боевую группу сопротивления, готовую хоть сегодня влиться в повстанческий отряд красных партизан.

Хуже получилось в большом казачьем селе Бугры, куда приехали к раннему обеду. В Отрадном им посоветовали заехать к Сильверсту Агапову, которого и Киргизов знал по гомельским событиям, как сочувствующего большевикам.

Сильверст, небольшого роста, русобородый крепыш, принял гостей радушно, провел их в горницу, жене приказал готовить самовар.