Серж Арденн - Анжуйцы Страница 11

Лавочник встревожено оглянулся. Планше в два прыжка подскочил к нему и, взглянув на витрину, с восторгом, сквозь который пробивалась фальшь, произнес:

– О, я вижу месье галантерейщик, клянусь Святой Девой Марией это превосходно! Это то, что нужно, месье д’Артаньян!

После окрика Планше, вид которого не внушал доверия торговцам, галантерейщик поморщился, но увидев гасконца, взгляд его прояснился. И хотя шпага, это единственное, что выдавало в д’Артаньяне дворянина, лавочник сразу распознал в нем приезжего, которому возможно удастся, всучить подороже, залежалый товар. Он, не замечая обратившегося к нему простолюдина, отвесил почтительный поклон синьору. Его губы искривила приторная улыбка, не коснувшаяся настороженных глаз, которыми торговец ощупывал незнакомого юнца пытаясь определить, сколько отцовских денег у него в карманах. Без труда уловив восхищенный взгляд молодого человека, обращенный к витрине его лавки, Бонасье защебетал, словно райская птичка.

– К вашим услугам мессир. Прошу вас, прошу. Выбирайте, клянусь святым Витом и всеми Четырнадцатью святыми помощниками, вы не найдете более дешевого товара нигде в Париже.

Излишне услужливый тон вызвал обратную реакцию. Д’Артаньян, вспомнил наставления привыкшего экономить отца, вручившего своему нащадку тощий кошелёк, который к тому же изрядно полегчал, после долгой дороги, что заставило юношу оторвать взгляд от роскошных шляп и кружевных воротников, выложенных за окном на деревянных полках. Гасконец перевел взор на лавочника и то ли от горести, вызванной бедностью, то ли от излишнего волнения, а скорее от отсутствия опыта в подобных процедурах, неожиданно для самого себя, повелительно произнес:

– Я желаю снять у вас комнату.

Сбитый с толку Бонасье, был несколько обескуражен подобным поворотом событий, но как человек управляемый исключительно алчностью тут, же начал взвешивать все за и против неожиданного предложения. Он украдкой взглянул на одинокое окно во втором этаже, за которым пустовала светлая просторная комната, оценивающе окинул взглядом молодого незнакомца, лишенного даже намека на состоятельность, и виновато, но твердо ответил:

– Видите ли, месье, мы с женой люди простые, небогатые, ведем тихую, скромную жизнь, боюсь, вам неудобно будет жить у нас. К тому же дом невелик.

Умудренный опытом Бонасье, выбравший столь беспроигрышную тактику в разговоре с д’Артаньяном, допустил одну весьма существенную ошибку, не уделив должного внимания, крутившемуся рядом, как могло показаться, слуге. Он, беспрестанно прицениваясь и примеряясь к дворянину, не заметил внимательно наблюдавшего за ним простоватого молодца, с виду полного болвана. Питавший безответную слабость к мелким буржуа, Планше, за столь короткое время изучил галантерейщика настолько, что смог позволить себе впиться в него своими острыми коготками, впервые стараясь для незнакомого человека, причем, абсолютно бескорыстно. Он подхватил под руку вспотевшего от изысканного лицемерия лавочника, прервав его лживые объяснения, и незаметно для торговца, подмигнув удивленному д’Артаньяну, отвел его в сторону. Шепот, подчеркивающий конфиденциальность, плутоватого молодца, сыграл свою роль, Бонасье заворожено затих, его чутьё подсказывало, что речь может зайти о лёгких деньгах.

– Сударь, я прошу вас о помощи.

Незнакомец произнес фразу, которую галантерейщик менее всего ожидал услышать. Он, с чувством глубокого разочарования открыл рот, что бы с прискорбием отказать слуге, как отказал господину, но Планше, как мы успели заметить, действовал на шаг, а, то и два впереди многих достойных людей, тем более таких недотеп, как этот галантерейщик. Не дав вставить толстяку даже слова, плут, уверенно продолжил:

–…о помощи, во-первых, тайной, а во-вторых, не бескорыстной.

После слова «во-первых», галантерейщик проявил настороженную заинтересованность, после «во-вторых» попал в плен к хитрому пикардийцу, умело пользовавшемуся магическим, для лавочников, словом «корысть». Строя на этом расчет, пройдоха усилил натиск.

– Дело в том, что я являюсь, в большей степени, слугой не этого почтенного господина, а его отца.

Планше заговорщически приблизил уста к уху лавочника. Тот окончательно вспотев, вытер ладонью лоб, не в состоянии понять, когда же речь пойдет о причитающихся ему деньгах, в этом столь запутанном деле.

– Юноша, который стоит за вашей спиной, отпрыск древнего, влиятельного и богатого рода, будучи единственным наследником, сбежал из родового гнездышка, отказавшись от причитающихся ему почестей и власти.

Бонасье оглянулся, с недоверием оглядев худосочного молодца.

– Пусть вас не смущает его платье и временное отсутствие денег. В таком виде проще скрываться от шпионов отца, разосланных на поимку беглеца по всему королевству.

– Позвольте, но какое мне до всего этого дело? !

Завизжал галантирейщик, окончательно запутавшийся в силках расставленных ловким шаромыжником. Планше продолжил, едва сдерживая улыбку, предвкушая приближение момента для нанесения последнего и решающего удара, угодившей в сети добыче.

– Дело? Я правильно услышал, дело?

Бонасье неуверенно кивнул.

– А дело вот какое, я затащил юнца в Сен-Жермен, якобы здесь тихо и спокойно, а значить, можно укрыться от людей разыскивающих его по всем городам, селам и дорогам Франции. А возможно и Испании. А возможно и еще черти где!

Плут оглянулся по сторонам, будто опасаясь, что бы их, никто не подслушал, не переставая нести ахинею в ухо лавочника.

– А сам отправлю письмо его папаше, который незамедлительно явиться, и заберёт, в целости и сохранности своё чадо.

Планше вознес к небу указательный палец и беззвучно засмеялся. Галантерейщик влажными глазками уставился на пикардийца, от волнения потирая ладони, но всё ещё не до конца понимая свою роль в столь гнусной истории. Он хорошо знал, что низость и предательство стоит только потереть старым лоскутом, и они заблещут золотым сиянием. Поэтому всем своим видом демонстрировал одобрение и готовность принять участие в бесчестном плане Планше.

– Папаша, за поимку наследника обещал.

Ухо лавочника прилипло к губам плута.

– …пять тысяч ливров! Клянусь Святым Блазом!

Бонасье тихо застонал.

– Но у меня нет, ни места где можно поселить сопляка, до приезда родителя, ни денег, чтобы снять эту чертову комнату. Народец нынче мелкий.

– Вы ошибаетесь любезный! Есть ещё на земле благородные люди! Я готов помочь вам!»

Пикардиец пустил в ход все свои театральные навыки изощренного паяца; – которых плодит жестокая уличная действительность, вынуждающая частенько играть чужие роли; – чтобы должным образом отобразить благодарность. Его губы задрожали, а из глаза покатилась выдавленная слеза, он склонил голову на плечо лавочника и, всхлипывая, произнес:

– Я, не часто, встречал на земле достойных людей, но вы просто святой. Нет, вы святой! Дайте я вас расцелую!

Он обхватил грузный стан, низкорослого торговца, делая вид, что пытается облобызать того. Но на счастье пикардийца, Бонасье был неохоч до подобных нежностей и без труда освободился из объятий назойливого слуги.

Планше и Бонасье, как два закадычных друга, приблизились к д’Артаньяну.

– Любезный господин, я с удовольствием, готов предоставить вам лучшую комнату, имеющуюся в моём скромном жилище. Она находиться на втором этаже и имеет отдельный выход, так, что никто из домочадцев не сможет потревожить вас. Вы сможете разместиться вместе со своим слугой, на то время, которое пожелаете.

Весьма неожиданна для д’Артаньяна была перемена в настроении торговца. Он, конечно, предполагал, что шушуканье плута и сквалыги может принести некоторые плоды, но что бы встретить столь радушный приём в лице прагматичного торговца! Когда же галантерейщик назвал Планше его слугой, гасконец превратился в каменное изваяние с глуповатым выражением лица. Он перевел взгляд на пройдоху, но тот лишь пожал плечами.

Оказавшись наверху, в комнате любезно предоставленной «добряком» Бонасье, д’Артаньян с укором поглядел на новоиспеченного слугу. «А что, я получил всё, чего хотел, и квартиру, и слугу. Он конечно плут немалый, ну, да это может и неплохо. По крайней мере, так гораздо веселей» подумал гасконец, произнеся вслух:

– Стало быть, ты теперь мой слуга?

– Ну, если сударь не желает.

– Да ладно тебе, сударь желает. Но вот только как же быть с красавицей Полин?

Пикардиец метнул в хозяина испепеляющий взгляд человека, в сокровенные чертоги которого вероломно вторглись. Схватив ведро, он решительно направился к двери.

– Я принесу воды!

Но на пороге остановившись, с горечью произнёс:

– Полин умерла два года назад, её унесла болезнь святого Рокка4, во время этой же эпидемии скончались и булочник Рюло и сержант Лепросьель.

С трудом сдерживая слезы, вымолвил Планше и скрылся за дверью.