Алексей Зубков - Плохая война Страница 11

Несколько дней в пути. Вечер. Швейцарцы начали ставить лагерь. Антуан, до сих пор не видевший швейцарскую армию изнутри, ходил по лагерю с широко открытыми глазами и задавал всем детские вопросы.

Сначала принялся доставать герцога.

— Расскажите, почему эти провинциальные старики Вам так обрадовались?

— Было дело лет сорок назад. Мы под знаменами моего кузена, молодого герцога Рене, сражались с Карлом Смелым Бургундским. Я вечером перед битвой проиграл одно дурацкое пари и утром, вместо того, чтобы сражаться конным вместе с остальными благородными рыцарями, встал в первый ряд швейцарской баталии. Полпаттон тогда был десятником, а вот Бык, вон тот толстый булочник, тогда был моложе тебя, а уже получал двойное жалование.

— А за что его прозвали Быком? Смешной толстячок, совсем не похож.

— Ещё увидишь — герцог улыбнулся — хотя сейчас говорят, что это девки ему прозвище придумали. Так вот. Я тогда посоветовал Полпаттону короткую дорогу, чтобы перехватить отступающих бургундцев, а в результате мы попали прямо в лагерь Карла Смелого. Первыми, представляешь? Полпаттон, когда вернулся, купил стадо племенных свиней, Бык — мельницу, а Патер тогда утащил мешок церковного имущества, отдал епископу всего одну дароносицу и получил приход, а все остальное у него в церкви с тех пор так и стоит, лично себе не взял ни на крейцер. Спустя несколько лет, я искал приключений, заехал по пути к ним, а у них какая-то местная война. Выпили за встречу, повоевали, опять победили. А сейчас узнал от твоего отца, что вы поедете швейцарцев нанимать, да и насоветовал ему сюда повернуть. Не зря, почти в два раза больше получили, за те же деньги.

Следующий собеседник — Полпаттон.

— Давно хотел спросить, почему у вас почти нет обоза?

— Обоз? Была бы моя воля, я бы вообще запретил все обозы! Пока враг собирает свой чертов обоз, я уже два раза вырву ему глотку! Как тогда мы ночью, без всяких путающихся под ногами обозов, подошли к замку Дорнек, сразу же на рассвете атаковали войско графа Фюрстенбурга и к обеду разделали его под орех.

— А как же артиллерия, осадные машины?

— Это проблемы нанимателя. У нас есть достаточно инженеров, артиллеристов и прочих умников, но сражаться мы предпочитаем в чистом поле, а города потом сами открывают ворота.

Попалась на глаза сценка — младший командир отчитывает молодого солдата.

— Это ещё что такое? Почему ботинок рваный? Через три дня ты, может быть, будешь стоять перед апостолом Петром, как же он тебя пустит в рай в рваных ботинках!

— Дядюшка Клаус, я сейчас зашью…

— Зашьешь ты, как же, ты же мясник, кто тебя учил обувь чинить. Давай сюда, сам зашью.

Вот в окружении толпы зевак двое силачей сцепились в борцовском поединке. Первый — ровесник Антуана, только на полголовы выше и заметно шире в плечах, второй — плотный, почти квадратный мужик лет сорока пяти с бочкообразной грудью и ручищами размером со свиные окорока. Молодой пытался взять на болевой прием руки или шею противника, что, как понятно даже Антуану, первый раз видевшему обоих борцов, совершенно нереально. Старший старался зацепить молодого за ногу, чтобы получить удобную позицию для броска, что выглядело более разумно, но тоже весьма непросто.

Зрители наперебой подбадривали борцов, выкрикивали подсказки и делали ставки. Среди азартно кричащей толпы выделялся человек, которого герцог охарактеризовал как "Бык, вон тот толстый булочник". Он наблюдал за борцами, не отрываясь не на миг, и периодически подавал советы молодому, причём тот, не обращая внимания на крики всех остальных болельщиков, пытался последовать именно этим советам. Наконец, молодому удалось выполнить свой замысел. Захват руки в замок, подставка плеча, но противник не так-то прост — успел слегка согнуть и напрячь руку — теперь на нее не подействует попытка заломить локоть в обратную сторону. Старший ответил захватом за шею, и весьма удачным захватом. С заметным усилием он медленно уложил молодого на землю. Толпа взорвалась аплодисментами.

Среди первых к борцам подошел Бык. Булочник — он и в армии булочник — руки в муке, а от одежды пахнет хлебом и дымом. Бросив побежденному "учись, сынок", он предложил победителю ещё один поединок. Тот не отказался, но Антуан, не понаслышке знакомый с боевыми искусствами, обратил внимание, что по лицу чемпиона промелькнула легкая неуверенность. Интересно, в чем тут подвох, ведь у булочника совсем не боевой вид — и ростом не вышел, и жирком оброс. Рыцарь перевел взгляд на Быка и сразу заметил то, что не бросалось в глаза в мирной жизни. Манера держать голову, уверенный взгляд, устойчивая борцовская стойка — а ведь он может победить.

— Десять талеров на Быка! — крикнул Антуан, сразу же пожалев об этом, так быстро было принято пари, и не одним зрителем на все десять талеров, а десятью по одному талеру.

"Герольд" махнул шляпой, борцы осторожно, слегка согнувшись, наклонив головы и держа руки наготове, приблизились друг к другу на расстояние чуть больше вытянутой руки. Обманное движение — захват — бросок! Здоровяк перелетел через голову булочника и с размаху хлопнулся спиной на землю.

Непременно надо подойти, заглянуть через плечо Патеру, рисующему пропагандистскую картинку, изображающую ландскнехтов, предающихся различным порокам.

Почетное место занимало изображение ландскнехта, играющего в кости с чёртом. Чёрта Патер никогда в жизни не видел и на все свои пропагандистские картинки срисовывал его с одной и той же богемской гравюры, посвященной строительству Карлова моста. Поэтому все земляки художника знали, что чёрт похож на богатого пражанина пивным брюхом и богемской шапочкой и не выходит из дома без фартука и строительного мастерка. А вот ландскнехтов патер видел достаточно, поэтому солдат, играющий в кости с чёртом, получился как живой. Даже выражение лица у него было точь-в-точь такое, как должно быть у игрока, проигравшего все, что у него было.

Грех чревоугодия в лице толстого шваба, запихивающего в широко раскрытый рот целый окорок, и грех гнева в лице шваба, нападающего на другого с кинжалом, никаких затруднений не вызвали. Ландскнехт, блюющий на распятие,[22] получился не менее реалистично.

С содомским грехом Патер, как и с чёртом, никогда в жизни не встречался. Даже на исповеди. Зато, будучи духовным лицом, ограничивал себя в ругательствах и, когда хотел обозвать кого-нибудь лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, сделав умное лицо, называл его содомитом, а не каким другим словом похуже. О распространенности этого греха среди швабов и прочих наемников Патер как-то не задумывался. В самом деле, если у них хватало наглости называть швейцарцев milchsinker ("молочная мразь") или chuefigger[23] ("тот, кто сношается с коровами"), надо было дать негодяям достойный ответ. Особенно, если учесть, что основные пороки уже нарисованы, а в уголке ещё осталось свободное место, как раз для того, чтобы изобразить две фигуры, совокупляющиеся в позиции "как бык с коровой".[24]

7 Глава. Армия профессионалов

Отряд фон Хансберга, как мы помним, был направлен в Швайнштадт на переформирование и отдых после тяжелой битвы, в которой исходный полк был уничтожен почти полностью. Осталось меньше четверти полка, который был в начале предыдущей битвы. И меньше десяти процентов личного состава, с которым оберст начинал войну и на который получал финансирование в начале войны. Так что от него как раз осталось много снаряжения и всего-то около ста ветеранов, которые в ближайшее время будут учить свеженанятых рекрутов. Единственное, что не пострадало в последнем бою — обоз, в том числе сделанный оберстом запас оружия, которое предполагалось использовать для вооружения поступающих новобранцев, а также пушка, не участвовавшая в битве по причине недокомплекта артиллеристов.

Первое, чем озаботился оберст после получения приказа отправиться в Швайнштадт, это пополнить ряды своего полка. По договоренности с бароном фон Нидерклаузиц, Максимилиан с теми солдатами, которые у него остались после его первой битвы, был нанят на должность капитана — командира фенляйна (Faehnlein).[25]

Теперь Макс, вступив в должность, начал изучение изнутри структуры полка и порядков ландскнехтов, что было несложно, достаточно было ходить по лагерю вслед за Йоргом и добросовестно мешать ему работать, задавая разные вопросы.

— Ух ты, какая штуковина!

— Это не штуковина, а десятиствольный рибадекин.

— Откуда он у нас? Он же, наверное, стоит кучу денег.

— Юридически он не наш. Один добрый человек, большой любитель вина, неожиданно провел ревизию подотчетного ему артиллерийского парка и пришел к выводу, что вот этот рибадекин нуждается в капитальном ремонте. И я любезно согласился принять его в ремонт.