Избранник вечности - Анатолий Гаврилович Ильяхов Страница 11

Александр не поддался соблазну; он говорил ещё и ещё, ожидая, пока его не попросит большинство. Он обещал:

— Я благодарен вам за доверие, а если вы не раздумаете, если выберете меня царём, в Македонии ничего не изменится. Как при царе Филиппе, лишь у вашего царя изменится имя. И могущество Македонии, и порядок, установленный моим отцом в Элладе, и надежды македонян на новые победы останутся прежние! Я обещаю это вам, как вы требуете!

Уверенность придавала ему невиданную прежде силу голоса, каждое слово будто чеканилось в золотой монете:

— Я клянусь всю жизнь идти честным и справедливым путём! Клянусь жить для блага всех македонян и быть на страже прав народа, ибо нет прощения тому царю, кто готов ради своих целей растоптать всех и превратить в прах свои же города и страны!

Войско услышало речь не юноши, а мужа. Всем стало понятно — вот он, царь македонян! И войско откликнулось почти единогласно:

— Александр, ты наш царь!

* * *

В ожидании сына Олимпиада с тревогой поняла, что дворец подозрительно опустел. Исчезли царские советники, вельможи, секретари, часть слуг и охрана. Время шло, а имя нового царя никто не знал. Гнетущая тишина поселилась в гулких помещениях.

К вечеру царица, устав от предположений, изрядно переволновалась. Неожиданно послышался дальний шум, неясные голоса. Звуки нарастали. Громкие возгласы совсем рядом. Пугающий топот ног…

Переживания за сына и за себя легли на царицу нестерпимой усталостью и тревогой. Лицо её осунулось и сразу постарело.

У Олимпиады похолодело внутри: сейчас сюда ворвутся сторонники нового царя, и её обезображенное тело выволокут на осмеяние разнузданной толпы… Победитель не оставит в живых ни мать, ни сына…

От резкого рывка широко распахнулась дубовая дверь. Александр! Его лицо излучало ликование!

— Слава Зевсу, я — царь! — сходу выпалил он и упал навзничь на покрытую ковром софу. — Устал невыносимо!

Мать, скрывая следы недавнего переживания, счастливо заулыбалась. Присела на край софы.

— Я верила, что мы победим, — тихо произнесла она, с нежностью касаясь ладонью головы сына. Глаза её сверкнули, выдавая горделивые мысли.

Он резко приподнялся.

— Ты не поняла! Я — царь!

Олимпиада заторопилась объясниться:

— Но ты мой сын, а я твоя мать. Мы — семья. — Она нервно хрустнула длинными пальцами. — Александр! Я горда тем, что тебя избрали царём македонян. Но говорить о победе рано! Вокруг враги! Мы вместе подумаем, как избавиться от них, не проявляя жалости, но тихо и незаметно. Чем скорее это случится, тем скорее все поймут, что в Македонии появился настоящий правитель.

Александр приподнялся на софе, присел в раздумье. Раздался короткий стук в дверь; поспешно вошёл Гефестион.

— Войско не расходится! — выкрикнул он в возбуждении. — Возмутились против сыновей Аэропа, заговорщиков! Аррабея, Геромена и Неоптолема сразу закололи мечами. Тела хотят сжечь, пепел разбросать на могиле царя Филиппа. Младший из линкестийцев сбежал. За ним кинулись, ищут повсюду.

Олимпиада повернулась к Гефестиону:

— Найди и убей!

Сын остановил её:

— Не торопись! Что люди подумают обо мне, если первый день я начну с убийства? Хватит на сегодня жертв! Но найти беглеца необходимо, хотя бы ради моей безопасности.

Олимпиада словно не слышала; голос сорвался в ярость:

— Гефестион! Если ты друг моего сына, исполни просьбу его матери!

Появление Антипатра остановило Гефестиона.

— Александр, к тебе моя просьба, выслушай одного человека, с которым я пришёл, а уже потом решай как царь, — загадочно произнёс он.

Советник вышел и тотчас вернулся с юношей, щуплым на вид, едва не подросток; страх на лице выдавала совершенная бледность, пальцы на руках мелко тряслись. Гефестион воскликнул:

— Да это же младший Александр, Линкестиец!

Юноша кинулся в ноги Александру, обхватил руками его колени.

— Царь, защити! — в отчаянии вскричал он. — Я не понимаю, почему меня хотят убить! Я отроду не желал смерти твоему отцу и тебе! Я не хотел быть царём! Ты — избранный царь македонян! Спаси, не позволяй убить меня, безвинного!

Юноша зарыдал, униженно и громко, не отпуская колени Александра. Олимпиада, злорадно улыбаясь, выжидательно смотрела на сына. Антипатр и Гефестион замерли, не предполагая, чем всё закончится.

Александр поначалу растерялся и невнимательно слушал вопившего от страха юношу; даже брезгливо попытался оттолкнуть его. Но тот не расцеплял рук, понимая, что от этого зависит его жизнь…

Только что избранному царю пришлось лихорадочно думать — отдать несчастного и, конечно, безвинного тёзку на растерзание и тем исполнить желание матери или проявить милость. Хотя последнее неизвестно, чем могло закончиться. Троих сыновей Аэропа уже нет, нетрудно прикончить последнего — удобный случай… Оставить жить? У этого Александра, как и у его отца, остались влиятельные друзья; они будут благодарны, если царь оставит его жить. Дружеские связи и царю не помешают, а разделаться с ним можно всегда…

Антипатр, догадываясь, о чём думает Александр, негромко произнёс:

— Я посмею напомнить, царь, что этот милый юноша женат на моей дочери. А в моей преданности сомневаться тебе не приходится.

Александр понял, что первый царский советник не одобрит, если с Линкестийцем случится плохое. Делая вид, что не замечает возмущённого лица матери, он положил руку на голову юноше и миролюбиво произнёс:

— Я верю тебе. Встань! Я друг тебе, будь и ты мне другом.

КРЕПКАЯ РУКА

Возведение на престол прошло с соблюдением ритуала македонских предков. На Александра возложили золотой венец, а первый советник Антипатр вручил массивное золотое кольцо-печатку — традиционный символ царской власти. Глашатаи разнесли весть о новом царе до отдалённых границ Македонии. Воспрянувшая духом Олимпиада уговаривала сына отметить событие торжествами с шествиями горожан и жрецов, театральными спектаклями и атлетическими состязаниями, но получила отказ. Лишь в храмах Пеллы совершились богатые жертвоприношения, а для народа организовали уличные развлечения: представления музыкантов, фокусников, канатных плясунов-невробатов и борцов. К вечеру на городской площади расставили столы с угощениями от царя — вином, мясом и хлебом.

В греческих городах и Персии, когда узнали имя нового правителя Македонии, отнеслись сдержанно, а то и с недоумением — молод! Куда несмышленому сыночку до матёрого царя Филиппа!

* * *

С первых дней Александр попал в водоворот внешних и внутренних событий, требующих немедленного вмешательства. Горные македонские области, усмирённые Филиппом, сославшись на неправильный выбор Собрания, объявили о неподчинении Пелле, грозили возвратом к суверенитетам. И греческие города, ранее изъявлявшие покорность прежнему царю, или хотя бы лояльность македонскому режиму, не спешили в Пеллу с поздравлениями. Заняли выжидательную позицию. Из Персии приходили сообщения, что затевается новая война, направленная против